Царство черной обезьяны
Шрифт:
– Нет-нет, с этим все в порядке, не волнуйтесь, вашей девочке уколы делать не придется. Тут другое… – Доктор запнулся, подбирая, видимо, слова.
– Вениамин Сергеевич, говорите как есть, не бойтесь.
– Ну ладно. Анна, ваш пес, похоже, умирает.
– Как?! – Телефон чуть не отправился за баночками-скляночками. – Вы же говорили, что он прекрасно справляется!
– Говорил, – ветеринар тяжело вздохнул, – потому что так оно и было. Но вчера, после вашего ухода, он продолжал рычать и огрызаться, и мне пришлось
– Скулить?
– Нет, именно выть, как по покойнику. Он переполошил все отделение, животные начали беспокоиться. Нам пришлось перевести его в отдельное помещение. Агрессии Май больше не проявлял, наоборот, стал вялым и безучастным, отказывался от еды и воды, лежал и смотрел, не отрываясь, на дверь. И плакал, – голос врача дрогнул. – Я, если честно, в своей практике с таким поведением собаки встречаюсь впервые. У него текли слезы, и Май снова и снова начинал выть. Людочка, моя помощница, хотела еще днем вам позвонить, не могла спокойно смотреть на это.
– Так надо было позвонить! – Я сама готова была плакать и выть.
– Да знаете, как-то неудобно было, физически же с псом ничего страшного не происходило. К тому же журналисты сегодня опять торчали возле клиники.
– К черту журналистов!
– В общем, я решил пока вас не беспокоить. Но около шести вечера ко мне прибежала перепуганная Людочка и сказала, что у пса начались судороги. Бедное животное словно странно корчилось, такого я прежде не видел. Возможно, это было обусловлено наличием гипса и повязок – не знаю. Из пасти пса шла пена, глаза закатились…
– Почему тогда не позвали? – Я едва удерживалась от оглушительного ора.
– Потому что приступ удалось быстро купировать, сердцебиение пришло в норму, дыхание тоже, мы сделали Маю поддерживающий укол, и он заснул. Но буквально полчаса назад приступ опять повторился, и на сей раз мы с ним не справились. Анна, пес очень плох, боюсь, он не дотянет до утра.
– Я еду.
– Позвоните мне, когда подъедете, я вас встречу. – Вениамин Сергеевич не стал меня отговаривать, значит, дело действительно плохо.
Чтобы не тратить время на поочередное тушение свечек, я посбрасывала их в воду, выдернула затычку из ванной и помчалась собираться. Сегодня искупались те, кто меньше всего рассчитывал на это: банки и свечки.
Я хотела предупредить Катерину, но домоправительница уже спала. Оставив на кухонном столе записку, я выбежала из квартиры.
В одиннадцатом часу вечера дороги Москвы с полным правом могут именоваться дорогами, а не караванными путями. По ним можно ехать, причем с приличной скоростью (намного превышающей скорость верблюда!).
Так что возле клиники я была уже через двадцать минут. А еще через пять – возле Мая.
Пса разместили в комнатушке площадью не больше
А под окном, на подстилке, лежал, странно вытянувшись, мой пес…
– Он что, уже… – Я, недоговорив, беспомощно оглянулась на доктора.
Тот озабоченно наклонился над Маем, приподнял ему веко, прослушал сердце.
– Нет, дышит еще, но еле-еле. Странное окостенение мышц. Его словно свело судорогой и не отпускает.
– Так надо же что-то делать!
– Мы сделали все, что могли. Теперь остается только ждать.
– Чего? Смерти?!
– Анна, не надо на меня кричать. – Доктор снял очки и устало потер переносицу. – Я вообще должен сейчас находиться дома, в постели, мое дежурство давно закончилось. А я здесь, и вовсе не потому, что вы платите большие деньги, у нас, как вы знаете, все пациенты платные. Просто ваш пес мне симпатичен, и мне искренне его жаль.
– Извините. – Меня опять стянуло в узел сосредоточенности, оттого голос прозвучал сухо и безэмоционально. – И огромное вам спасибо за все. Помогите, пожалуйста, донести Мая до машины.
– Зачем?
– Если вы больше ничем не можете ему помочь, я попытаюсь найти помощь в другом месте.
– Да поймите вы! – рассердился доктор. – Современная медицина помочь вашему псу не в состоянии! Мы испробовали все, что можно! То, что происходит с Маем, не поддается диагностике!
– Вениамин Сергеевич, не обижайтесь, пожалуйста, я знаю – вы действительно переживаете за него.
Я ласково провела ладонью по сухому и горячему собачьему носу.
Ноздри Мая дернулись, затем мелкая дрожь лениво поднялась вверх, к закрытым векам, те тоже задрожали и с трудом, словно были выточены из камня, поднялись.
Взгляд пса, сначала мутный и несфокусированный, прошелся по комнате, слегка задержался на враче и наконец остановился на мне. И вспыхнул таким безумным счастьем, такой надеждой, что стянутый узел чуть было не исчез. А это сейчас совсем некстати, я шлепнусь рядом с Маем, обниму его лохматую башку и буду поливать ее слезами всю ночь. Вместо того чтобы реально помочь.
– Не волнуйся, малыш, я с тобой. – Произнося это, я всматривалась в сияющие собачьи глаза, стремясь передать Маю свои чувства. – Я тебя не брошу, не плачь.
Ответом мне было тонкое поскуливание. Но и только. Странное оцепенение не исчезло. Я повернулась к Вениамину Сергеевичу:
– Так вы мне поможете или мне тащить его самостоятельно?
– Помогу, конечно. Не знаю, куда и к кому вы его собираетесь везти, но в любом случае рядом с вами псу гораздо лучше, – проворчал ветврач. – Подождите меня здесь, я сейчас вернусь.