Царство фей
Шрифт:
Толик стукнул себя кулаком по коленке и произнёс:
– Я выпить хочу. Займите 200 рублей. Хотите, я подъезд помою?
Лина Петровна погладила его по голове и спросила, пытаясь сменить тему:
– Скажи, а ты собак любишь?
– Да, люблю, – оживился он. – Особенно их тренировать. Когда я служил, то там с нами были бойцы с собаками. Мы выполняли свою работу, а они выполняли свою, так там один кобель не всегда команды выполнял. Вообще-то странно, что его пропустили на службу, да ладно, не это главное. Я его за неделю тренировок сделал отличным послушным псом. Меня пацаны хвалили, говорили, что у меня есть подход к ним.
– Может,
– Мне, когда я увольнялся, начальник отдела кадров, кстати, хороший, понимающий мужик, предложил перейти на службу кинологом.
– Почему не согласился?
– Не знаю. Потом жалел.
– Сходи сейчас, может, тебя и возьмут.
– Да нет, уже два года прошло. Они только на мой вид посмотрят и сразу выгонят.
– Толик, а ты хорошо на протезе ходишь. Я даже не сразу заметила, что ты хромаешь.
– Это сейчас, а раньше тяжело было. Учился ходить, можно сказать, заново, болело сильно, даже плакал, а потом стал привыкать, больше тренироваться. Теперь даже бегать могу.
Лина Петровна взяла его за руку и, глядя ему в глаза, стала говорить медленно и чётко:
– Сейчас ты пойдешь домой и ляжешь спать. Утром спустишься ко мне, и я дам тебе таблетку, которая отобьёт у тебя навсегда желание выпивать спиртное. Последующие две недели ты будешь приводить себя в порядок: хорошо питаться, много спать, гулять на свежем воздухе, а потом пойдёшь к этому хорошему, понимающему мужику и попросишь восстановить тебя на службу, только кинологом. Ты понял меня?
Толик кивнул, он заворожённо смотрел в её глаза и даже почти не моргал.
– А теперь иди. Завтра утром в 10 часов я открою тебе дверь.
Он встал и пошёл в подъезд. Дома он, не произнеся ни слова, сразу лёг на кровать и уснул. Мама осторожно сняла с него обувь и накрыла пледом, она на цыпочках вышла из его комнаты и заплакала. Так в последнее время протекала их жизнь.
Утром, в назначенное время, Лина Петровна открыла дверь. Толик стоял на площадке. Она протянула ему крупную таблетку белого цвета и стакан с водой. Он молча проглотил её, запил водой и, развернувшись, ушёл.
Прошла неделя. Всё шло по плану. Толик приводил себя в порядок и выполнял все рекомендации, только ни с кем не разговаривал, даже с матерью. Она не понимала его поведения: вроде перестал пить, это радовало её, но его молчание вызывало у неё беспокойство. Он либо кивал на ответ «да», либо мотал головой в разные стороны на «нет». При встрече с соседкой он тоже кивал в знак приветствия и проходил мимо. Лина Петровна в ответ также приветствовала его наклоном головы и не останавливала его, она знала, что у него идёт переосмысление ценностей и перестройка физических процессов, а в таких случаях действительно пропадает голос на две недели. Но самое главное – он не помнил ни об их разговоре, ни о таблетке. Просто ровно через две недели он станет относиться к жизни более серьёзно, только любовь ничем невозможно заглушить. Эта рана так и будет мучить Толика.
Через неделю, поздно вечером, Лина Петровна сидела на скамейке у подъезда. Она мысленно пригласила выйти на улицу Ирину Александровну, маму Юли, и, пока её ждала, подняла голову наверх и посмотрела на звёзды. В её глазах засверкали искорки, и где-то далеко-далеко она увидела искрящуюся звезду, отвечающую ей. Появившаяся улыбка сделала её лицо красивым, и всё тело излучало небольшое свечение. Это продолжалось
Ирина Александровна вывела на прогулку маленькую собачку и, не отходя далеко от подъезда, держала своего питомца на поводке. Женщина выглядела уставшей и удручённой. На вид ей было около пятидесяти пяти, но, скорее всего, она была моложе. Её фигура не казалась полной, хотя формы тела были больше средних размеров. Аккуратная стрижка тёмных волос и удлинённое платье фасона бохо цвета хаки делали её привлекательной.
– Можно я к вам присяду? – обратилась она.
– Конечно, присаживайтесь. Я видела вас, когда вы приехали. Вы живёте этажом выше. А мы, я и дочери, новосёлы.
– Мы-то давно здесь живём. Я Ирина Александровна.
– Лина Петровна. Очень приятно. Вы куда-то уезжали?
– Да, лучше бы никуда не ездили, – ответила она, взяла на руки собачку и тяжело вздохнула.
– А вы расскажите, – попросила Лина Петровна и легонько коснулась её руки, как бы поглаживая питомца.
Ирина Александровна чуть вздрогнула, опять тяжело вздохнула, подняла голову и посмотрела на свои окна, а потом начала говорить:
– Я всегда была против отношений моей дочери с соседским мальчиком. Моя девочка очень музыкальная и талантливая, и мне хотелось видеть её будущее более радужным, чем с обычным парнем, у которого мама работает дворником и моет полы в подъездах, хотя она и доброжелательная женщина. Я не запрещала им встречаться, считала, что вся их влюблённость пройдёт, когда Юля поступит в консерваторию, окунётся в совершенно другой круг общения и забудет про него, но я ошиблась. Меня стало это раздражать, и первый конфликт с дочерью у нас произошёл, когда она решила работать в музыкальной школе, а не в симфоническом оркестре, куда я хотела её устроить, «подняв» все свои связи. Мне казалось, что это он на неё так влияет, а мужу нравился Толик, и он был не против их встреч, тем более что он поступил в военное училище. Он считал, что профессия дочери несерьёзная, а вот если муж у неё будет военным, тогда их жизнь будет стабильной. Мы постоянно ругались по этому поводу, но я настояла на своём мнении. Муж тогда махнул на меня рукой и спросил:
– Ты что – не видишь, что они любят друг друга?
– Они ведь разные, и со временем вся их любовь разобьётся о быт. У неё не будет возможности заниматься искусством, а если и будет, то он её ревностью замучает, когда она будет вращаться среди музыкантов. Он, как и ты, наверняка считает её занятия музыкой пустой тратой времени.
– Делай что хочешь, только смотри, чтобы потом не пожалеть, – ответил он.
– После сватовства я поняла, что дочь настроена решительно выйти замуж за Толика. Тогда я стала искать бабку-гадалку, чтобы снять с неё эту зависимость, короче, сделать отворот. И нашла. Нам надо было прийти вдвоём с дочерью. Юля долго не соглашалась.
– Доченька, ну ради меня. Я так за тебя переживаю. Давай сходим просто погадаем, – уговаривала я её.
– Я не вижу в этом смысла, мама, – резко отвечала она. – Иди сама, если тебе это необходимо. На себя погадай, а то уже и папу запилила и меня начинаешь контролировать во всём.
После моего категоричного отказа в благословении она разговаривала со мной мало и грубовато.
– Юля, ну, пожалуйста. А давай его фотографию возьмём, и, если она скажет, что он действительно тебя любит, тогда я соглашусь на ваш брак.