Цеховик. Книга 6. Кремлёвские звёзды

Ромов Дмитрий

Я поворачиваюсь к Круглову и он протягивает мне здоровенную финку.

– Егор, – глаза Суходоева распахиваются. – Не надо, зачем? Мы же всё поняли. У тебя ведь на нас…

– Да заткнись ты, – говорю я и подхожу к нему ближе.

– Я с Оксанкой всё, я с ней не встречусь больше, правда. Мы же договорились, Егор, ну…

Я взмахиваю клинком и разрезаю верёвку на его руках, а потом подхожу к Зарипову и делаю то же самое.

– Ноги сами развяжете, – бросаю я. – Это дорога на Берёзово, вон там неподалёку аэропорт. Доберётесь. А пока будете идти,

думайте, если сможете. Поймите, вы же дебилы, и я всегда буду на шаг впереди, ясно? Так-то. Давайте, не пропадайте, оревуар.

После операции я еду к Платонычу, он ждёт дома. Поднимаюсь и рассказываю, как всё прошло. После этого мы выходим и садимся в его машину. Едем к Казанцевой домой. Сзади летит олень – серая молния, двадцать первая «Волга» с Кругловым и Зыряновым.

Вернись, лесной олень, по моему хотенью!

Умчи меня олень, в свою страну оленью,

Где сосны рвутся в небо, где быль живёт и небыль,

Умчи меня туда, лесной олень!

– Какого хера, Ольга Фёдоровна, язык ваш – враг ваш!

Она хлопает глазами, пытаясь выстроить логические связи, но мысль явно пробуксовывает.

– Где Оксана? – спрашиваю я.

– Не знаю, – качает головой, – с работы ещё не вернулась. А что случилось, зачем вам она?

– Затем, что полюбовничек её мент хитрожопый.

Я взбешён, я очень сильно взбешён. Из-за этой языкастой дуры, хоть и хорошо разбирающейся в процессах, мы чуть не погорели. Нужно развивать службу безопасности. Нужен какой-то серьёзный чел, который мог бы взять это всё под контроль.

– Чего? – хлопает глазами Ольга. – Скажите толком, пожалуйста.

– Оля, бл*дь, – говорю я. – Ты зачем дочери сказала, что мы сегодня бабки передаём за сырьё? Ты вообще всё рассказываешь? У тебя мозги есть?

– А? Я? Я вообще не говорила, – испуганно мотает она головой.

– Серьёзно? Правда? Уверена? Ты думаешь, мы просто прикалываемся, в КВН играем? Так ты думаешь? Дочь твоя такая же пробка безмозглая, как и ты. Ты ведь села бы вместе с нами. Не врубаешься? Она же всё менту своему сливала.

– Нет… – закрывает Ольга рот рукой

– Нет?

– Я же ей говорила язык на замке держать…

На глазах у Казанцевой наворачиваются слёзы. Детский сад, честное слово, взрослый человек, называется.

– Так и Юрий Платонович тебе говорил язык на замке держать. Подзабыла ты? Короче, Оля. Из проекта ты выходишь. С ЛВЗ тебя пока увольнять не будем, но если, ты слышишь? Если хоть когда-нибудь, Оля, ты откроешь рот и брякнешь хоть что-нибудь даже наедине с собой, я приду и лично, ты меня слышишь? Это не фигура речи, я отрежу твой болтливый язык, и твой, и дочкин, и зашью вам рты суровыми нитками. Алё, ты меня поняла?

Она стоит ни жива,

ни мертва, с выпученными глазами и открытым ртом.

– Не слышу, поняла?

– Да, – Казанцева начинает часто-часто кивать и по щекам её разливаются потоки слёз. – Простите меня, пожалуйста…

– Мы тебя прощаем, именно поэтому мы с тобой разговариваем, а не рубим на куски и не фасуем по мешкам. Ты понимаешь это? Оля, заткни рот, очисти память и никогда больше в своей жизни не разговаривай о работе ни с одной живой душой. Это и дочки твоей касается. Подумай о ней, если свою жизнь не ценишь.

– Пожалуйста… Егор Андреевич… Юрий Платонович, не увольняйте…

– Это всё, Оля. Если ты нам понадобишься, мы подумаем, как тебя привлечь, но на текущий момент ты на нас не работаешь. Ты уволена. Благодари судьбу, что всё закончилось без жертв.

Я поворачиваюсь и выхожу.

– Не слишком ли жёстко? – спрашивает Платоныч, когда мы едем от Казанцевой.

– Может, и слишком, – пожимаю я плечами, – но что делать-то? Сейчас, по крайней мере, есть шанс, что она прикроет свою варежку и будет бояться чесать языком. Ты же понимаешь, что Суходоев мог и не прельститься лёгкими деньгами, а доложить Печёнкину? Это бы очень сильно ослабило наши позиции, мягко говоря. А если бы пошёл прямиком в БХС, нас вообще могли бы прихлопнуть. Нужно с этой минуты гораздо более серьёзно относиться к безопасности.

– Худо без неё будет, она баба-то грамотная, – качает головой Платоныч.

– Посмотрим. У нас же Док есть. Если не будем без неё справляться, возьмём снова. Свиснем и она прибежит. Но это же не дело, согласись. Если она не может рот на замке держать, это проблема. Большая проблема.

После Казанцевой мы едем за вокзал, в шанхай, где частные покосившиеся дома с чёрными от копоти стенами ютятся один на другом.

– А чего здесь? – спрашивает Платоныч.

– Здесь мы с тобой дом будем покупать, – отвечаю я.

– А зачем нам? Я не смогу купить, у меня же квартира имеется.

– Купим не на своё имя, чтобы нельзя было отследить.

– А на чьё?

Я достаю два паспорта и показываю ему:

– Выбирай.

Дом, который мы смотрим, я нашёл по объявлению. Это вросшая в землю халупа с маленькой чёрной баней и полуистлевшим скворечником отхожего места. Пол в доме в некоторых местах провалился. В углу у пола по стене расползается чёрная плесень. Посреди комнаты стоит покосившаяся печь.

– Хм…

Платоныч смотрит вопросительно:

– Хочешь здесь обосноваться?

– А что, – улыбаюсь я. – Довольно миленько, нет?

– Весьма колоритно, – кивает Большак. – И для чего это нам?

– Как думаешь, если кто-то вломится в этот дворец, что он подумает?

– Подумает, то же, что и я, наверное. Это заброшенная хибара, ловить здесь нечего. Как говорится, спасибо этому дому, пойдём к другому.

– По-моему, это то что нужно, как думаешь? Что если сделать здесь тайник, кто-нибудь додумается искать здесь деньги, оружие, виски и джинсы?