Целитель 12
Шрифт:
Достав радик из сумочки, она набрала Ритин номер…
… — Вот так мы тебя и затащили на проект, — Инна повернулась набок, круто изгибая бедро, и сказала отрывисто: — Можешь разлад с Мишей на меня валить! Если бы не я, ты бы не угодила в эту… в это кино!
— Да всё у нас с Мишей нормально… — промямлила Рита.
— Ага! — фыркнула Видова. — А то я не вижу! — медленно завалившись на спину, она раскинула руки, загребая горячий песок, и проворчала, отводя взгляд: — Не бойся, не влезу между вами… Не утешу Мишу, не уведу.
Гарина села, вытягивая ноги и пошевеливая пальцами.
— Ни в чем ты не виновата, Инна, — ее голос звучал серьезно, хотя и чуточку печально. — Нет, я помню, как психанула тогда! Вас же тянуло друг к другу, как магнитики с разными полами… полюсами! И — Васенок… — девушка увяла.
— Э! Э, подруга! — Видова приподнялась, опираясь на локти. — Ты сейчас еще договоришься, что Миша станет выбирать между Васей и Юлей! — сердито высказалась она. — Нет, ну, конечно, я рада, что Миша хорошо относится к сыну! Может, и любит по-своему… Но я ведь тоже не без глаз! Как Мишка носится с Юлей, как балует… Ну? Типичная же «папина дочка»!
— Ох, Инна… — жалобно заныла Рита. — Такая сумятица в голове! Всю свою жизнь пересматриваю, перебираю, копаюсь в себе…
— Интеллектуалки! — с крестьянским превосходством фыркнула Инна. Энергично встав, она отряхнула песок. — Надо просто жить, и всё. Пошли!
— Куда? — флегматично отозвалась Гарина.
— Купаться! Окунешься — и все пройдет!
— Не хочу…
— Пошли, кому сказала!
Ухватив подругу за руку, Инна потащила ее к океану.
— Побежали!
Две красивые девушки в белом и синем намеке на одежду бросились наперегонки, хохоча дуэтом. Мулаты в намокших «боксерах», кидавшие мяч, проводили их зубастыми улыбками.
Там же, позже
Рита неторопливо дефилировала по авениде Атлантика, поглядывая то налево, на плотно сбитый ряд дорогущих отелей, то направо, где золотился пляж, стыдливо прикрытый аллеей пальм.
Девушка впервые ощутила зыбкий покой. Всё как-то улеглось в душе…
Она улыбнулась, поймав себя на том, что в воображении то и дело возникает образ песочных часов. Да, какое-то внутреннее подобие чувствуется. Осыпался песочек в часиках, иссяк — и перевернулась стеклянная колба, потекло время заново, зашуршало, посверкивая колючими песчинками секунд…
Гарина длинно, освобожденно вздохнула.
Обида все еще язвила, легонько растравляя память, но вот тоска улетучилась — сменилась ожиданием. А ждать всегда легче, ибо жива надежда.
«А вера? — подумала Рита, смутно улыбаясь. — А любовь?»
О, лучше не касаться устоев бытия, а брать пример с Инны, живущей здесь и сейчас, полностью и без остатка «на потом»!
Видова вышагивала рядом, безмятежно помахивая сумочкой. Оглянувшись на отставших Аню с Наташей, Леной и Нонной, сказала вполголоса:
— Олег на развод будет подавать.
— Да ты что?! — Ритины глаза распахнулись, неприятно дивясь и жалея.
— Ой, да ладно! — Видова бесшабашно взмахнула
— Да ну тебя!
Подруга-соперница залилась серебряным смехом, и крутанулась, раздувая легкое платье колоколом. Резко остановившись, она подергала Гарину за короткий рукав.
— Рит, смотри! Да не туда! Вон!
Рита перевела взгляд… и увидела свою Юлю. Короткое белое платье очень шло большим темным глазам девочки и ее густым волосам иссиня-черного цвета. Мир вокруг затеял плавное кружение…
— Юлька! — ахнула девушка. — Ты как… здесь?!
Прелестная бразильяночка лет десяти, шагавшая навстречу, недоуменно улыбнулась.
— O que disse, senhora?[2]
У Риты разом отлегло. Задышав, вглядевшись в приятные черты девочки, она узнала в ней саму себя — точно такую, какой была в третьем или четвертом классе.
— Не может быть… — ошеломленно вытолкнула Рита.
— Подожди, щас разберемся! — деловито сказала Инна, и окликнула Терентьеву: — Нонночка! Кто-то хвастался, что знает португальский…
— Да не то, чтобы в совершенстве… — смутилась актриса. — Мой бывший читал Камоэнса в подлиннике, а я — так…
— Спроси эту девочку, как ее зовут! — затеребила ее Видова.
— Красивенькая… — подрастерялась Нонна. — На нашу Риту похожа…
— Да в том-то и дело, что вылитая Ритка! Я же с ней училась, знаю!
— Но… так же не бывает! — воскликнула Проклова, и в ее глазах зажглись огоньки жадного любопытства. — Или бывает?
— А мы сейчас проверим! Нонна!
Терентьева с великолепным изяществом склонилась к юной незнакомке, и вопросила, очаровательно улыбаясь:
— Como te chamas, miuda?[3]
Девочка смущенно оглядела целый отряд красоток, и пролепетала:
— Марина Сильва де Сетта!
Медленно, но четко складывая слова, Нонна выяснила, что маму Марины зовут Вера Сетта, что она местная актриса, а папа малышки — Фернандо Баккарин. Он итальянец из Венето, и журналист.
Освоившись с необыкновенным и поразительным, Рита присела сама, пытая свою «копию», знает ли та английский.
— Yes, mam! — просияла девочка.
— When I was little, — восхитилась Гарина, — I looked exactly like you!
— You’re still very pretty! — захихикала Марина, и доверчиво потянула из-за выреза цепочку со старинной подвеской. — Here, look what my dad gave me! He said it was a memory of my great-great-geat-great… grandfather.[4]
— Ух, ты… — пробормотала Рита, кладя на ладонь украшение — потертую золотую монету, закатанную в ободок из белого драгметалла. На ее реверсе-«орле» тускло блестел крошечный Иисусик, вписанный в овальный нимб с восемью звездами, а на обратной стороне отливал бородатый старец в странной шапке, похожей на перевернутую туфлю. Он преклонял колено перед каким-то святым, а тот вручал ему штандарт.