Целитель. Спасти СССР!
Шрифт:
У зеркала проверился – точно не я. Выйдя из туалета, осторожно потрогал «жесткую верхнюю губу» – и тут же выругал себя. Человек в парике и с накладными усами должен быть натурален. Никому же не придет в голову щупать свои настоящие усы или бороду! Следовательно, никаких подозрительных движений допускать нельзя. Вот и привыкай, «двойной нуль»…
Сощурившись, я осмотрелся.
Бугаёвка находилась в пяти шагах от автовокзала. Мне туда. Там, рядом с оградой 3-го еврейского кладбища, расположился знаменитый бугаёвский толчок [14] . С виду базарчик как базарчик – старьевщики распродают всякую дребедень,
14
Толчок, он же толкучка – толкучий промтоварный рынок.
Говорят, сами бугаёвцы очень гордятся своим местечком и даже прозывают его «маленьким Тбилиси» – за расположение уступами хат и домов в стиле «барокко». А вокруг гаражи, железнодорожные пути, промзона «Радиалки» [15] , заброшенные подземные склады… Отличные пути отхода в случае милицейских облав!
Толчок еще не показался, а передовой отряд фарцы уже замаячил – я влёт вычислил скучающих или торопливо курящих парней. Эти стояли в дозоре – высматривали незваных гостей в стальной форме.
15
Завод радиально-сверлильных станков.
На толчке было людно. Бабки торговали прямо с земли, разложив свой нехитрый товар на подстеленных газетах. Точильщик вертел целую «пирамидку» абразивных кругов, наводя остроту на ножи-ножницы. Нахохлившийся дед скучно торговался за пустой аквариум. Крупногабаритная матрона держала перед собой пуховый платок, смахивая на правозащитницу с плакатом.
Люди подходили, приценивались, шли дальше или расплачивались. Товар – деньги – товар. Деньги – товар – деньги.
Не вызывая ни у кого подозрения, я прошелся по торговым рядам, высматривая книжников, но ничего интересного для себя не обнаружил. Зато ребятки с цепкими или бегающими взглядами вились вокруг, как акулки. Раза три у меня поинтересовались, не испытываю ли я острую нужду в джинсах. А может, батничек приобретешь? Как раз на тебя, чувак!
Так и хотелось их послать подальше, но я был вежливый мальчик и лишь головой мотал – отстаньте, мол.
Чем меньше оставалось времени до разборки, тем больше я нервничал. Еще раз глянул на часы – минутная стрелка приклеилась будто… Еще сорок минут. Тридцать пять. Тридцать…
Неожиданно мое внимание привлек старый еврей, покинувший ворота кладбища. Одетый непривычно для своего возраста – в потертые джинсы и блейзер, – он выглядел чужеродным телом на толчке. Тяжело ступая, старик двинулся вдоль стены кладбища к скамейке. Еврей пошатывался, будто пьяный, а очки, висевшие у него на кончике носа, грозили потерять эту последнюю точку опоры. Вот только старпер не спешил их поправить – левой рукой он цеплялся за каменную стену, а скрюченные пальцы правой прижимал к груди. Доплелся до скамьи, медленно осел на нее, бледнея на глазах. Откинулся на спинку, дыша ртом и страдальчески морщась. Очки свалились-таки, стеклышки брызнули, но старику было не до того.
А меня раздражение взяло – ну что бы ему стоило приболеть, когда я уйду?
– Ч-черт…
«Время, время!» – мелькает в голове.
Энергично подойдя к старому еврею, я приложил
– Больно? – отрывисто спросил я, меняя голос – добавляя в него сиплости и хрипотцы.
– Очень… – выдавил старик.
Первым делом я унял боль и восстановил коронарный кровоток. Пережил ли дед стресс или просто противная бляшка встала поперек, я не знал, да и какая разница? Главное, сосуды расширить и усилить ток кислорода. Без живительного О-два начнется некроз, какой-то час спустя погибнет каждая десятая клетка сердечной мышцы, а нам этого не надо.
– Полегчало… – молвил еврей. – Спасибо, пойду я потихоньку…
– Сидите спокойно, – осадил его я. – У вас инфаркт начался. В больничку бы вам, хотя бы на денек-другой. Прокапаться, и вообще… Аспирин принимайте каждый день – помогает. Вы тут один?
– Нет, внучка со мной и… к-хм… сыночки. – Старый поморщился.
Из ворот кладбища выбежала девушка лет… не знаю, то ли восемнадцать ей, то ли мне ровесница. Оглянувшись, распознала старого еврея и кинулась к нему.
– Яэль! – проблеял старпер.
– Да, дедушка! – подбежала внучка. Говорила она с явным акцентом, глядя на старика с испугом и тревогой. – Что с тобой?
– Вызовите «скорую», пожалуйста, – вежливо попросил я ее. – Здесь есть где-нибудь телефон?
– Я знаю где! Я сейчас!
Яэль и впрямь побежала, прижимая локотки к бокам, а иудей с интересом посмотрел на меня, близоруко щурясь.
– Как вас зовут, юноша?
– Зовите меня Миха [16] , – усмехнулся я.
– Спасибо вам, Миха, – дребезжащим голосом выговорил старик. – У меня уже случался инфаркт, второй я бы не перенес – мне уже за семьдесят…
16
Миха – еврейское имя, переводится как «Подобный богу».
В это время появились два высоких, могутных парня с большими носами и широкими ртами, оба в строгих черных костюмах. На бычьих шеях болталось по фотоаппарату «Кодак».
– Рабби? [17] – пробасил один из них. – Все в порядке?
– Аль ха паним! [18] – проскрипел дед. – Кус има шельха!
– Вам нельзя волноваться! – строго сказал я.
– Да, да… – рабби вдохнул и выдохнул, после чего сварливо проговорил: – Я тут чуть не помер, Хаим! Спасибо, молодой человек подоспел. Ступай, помоги Яэли! Леви, и ты с ним. Направьте «скорую» сюда.
17
Рабби – обращение к раввину. Раввин – не священник, а толкователь Торы и Талмуда, учитель.
18
«Ужасно!» – сленг на иврите. Дальше мат.
– «Скорую»?! Да, рабби…
Оба высоких и могутных на глазах усохли и грузной трусцой отправились исполнять приказ.
– Балбесы… – проворчал дед. Очень медленно опустив руку, он глянул в мою сторону. – Меня зовут Рехавам Алон, я из Израиля. Въехал, правда, из Германии и с немецким паспортом. Сейчас мы с СССР дружим не очень сильно…
Конец ознакомительного фрагмента.