Целитель
Шрифт:
— «Проживи достойную жизнь, Айка-чан. Бездна проглотит тебя слишком быстро и скучно»
За ней приходят в кабинет, она едва успевает сесть за стол. Четверо мужчин в деловых костюмах, в солнцезащитных очках, которые они не сняли, даже попав в помещение. У них на руках все необходимые бумаги, включая подписанный городским прокурором указ об её аресте. Но кроме этого… у лидера этой четверки есть слова. Негромкие, увещевающие, сказанные «вне протокола», под работающий прибор-постановщик помех.
«Процесс будет лишь для публики,
«Все, что будет дальше — лишь видимость, мы не можем позволить такому человеку как вы… пропасть в тюрьме»
Можете, просто я слишком удобна. Слишком исполнительна, слишком работоспособна, слишком продуктивна. Вы уговариваете меня лишь потому, что не посмели мешать мне готовиться к этому моменту. Теперь думаете, что я соглашусь сотрудничать, не имея за душой ничего кроме своей жизни. Зря…
Третья трещина…
Предвкушение. Оно медленно захлестывает её, как будто бы Айка находится в стеклянном пустом кубе, заполняемом водой. Выходя в наручниках из здания, она чувствует каждую каплю, поступающую в контейнер. Чего ей стоит не торопить их — не знает никто.
Аспектом её матери была Ревность.
Айка была уверена, что даже Макиавелли склонил бы голову в знак уважения перед шестнадцатилетней девушкой, поставившей себе цель охомутать видного импозантного ученого, а затем добившейся своего. Забравшей его сердце, ставшей ему женой, вынудившей его начать вести жизнь затворника. Только они вдвоем, многие годы. Именно муж её и убил, когда Сана Шираиши внезапно восприняла свою десятилетнюю дочь как соперницу. В тот же миг пробудился и демон Айки…
— Вам придётся провести ночь в этой камере, Шираиши-сан. Не волнуйтесь, достаточно лишь позвать, и дежурный придёт сразу же.
Плохо, очень плохо. Не сама камера, а быстро приходящий дежурный. Он ей здесь не нужен. Великие ками, он… ей… здесь… не… нужен!
Придётся терпеть. Это будет трудно, очень трудно. Она уже завершила все свои дела, закончила все проекты, ей не над чем думать, кроме того, что несет эмоции. Каждая минута без работы, без дела, в пустоте — пытка воли, удерживающей слабеющие заслоны. У неё нет ресурсов, чтобы продержаться целую ночь.
Но она всё равно держится. Подошедший с утра к её камере человек удивляется, еле удерживая лицо. Вечно собранная, холодная и бесстрастная женщина, известная своей силой воли и выучкой, похожа на извлеченную из подворотни опустившуюся наркоманку. Спутанные волосы, лихорадочно блестящие глаза, тремор пальцев. Ему хочется сходить и проверить, не подменили ли арестантку, но он точно знает, что весь этот блок не открывался с момента, как её поместили сюда.
— Шираиши-сан, — собравшись с духом, говорит он, — Процесс начнется через четыре дня. Я пришёл узнать, не захотите ли вы это время пробыть на новом рабочем месте. Мы все вам покажем…?
Хриплый, еле слышный ответ:
— Да.
— Вам придётся провести несколько часов одной в фургоне для перевозки. Ничего страшного?
Лицо Айки светлеет. На краткий миг она собирается с силами,
— Да, всё в порядке. Ведите.
Это «ведите», сказанное холодным, отстраненным тоном, окончательно успокаивает мужчину. Всё-таки, сидящая сейчас за решеткой женщина впервые в такой ситуации, может, у неё есть какие-то фобии? С этим легко разберутся там, куда её везут. Увидит новую жизнь, поймет новые задачи. Проблема будет решена. А фургон для перевозки особо опасных субъектов? Ну так идеальный способ её отсюда вытащить.
Трещины. Они дрожат. Их много.
Её ведут наружу.
Отец любил её сумасшедшую мать. Та, когда он был под её полным контролем, превращалась в ангела, созданного дарить радость. Если он в чем-то нуждался, она посвящала всю себя, чтобы закрыть эту нужду. Блюдо, атмосфера в доме, образованный собеседник, напарник для игр… кто угодно. Сана не знала ни минуты покоя, совершенствуясь ради своего возлюбленного. Она знала о своих демонах и знала, что нужно делать, чтобы они спали. Но не подозревала, что они никогда не спят. Лишь притворяются.
Да, Акира Кирью, тебе придётся иметь с этим дело.
Фургон. Полностью закрытая толстая стальная коробка с двумя лавками. В них перевозят «надевших черное», сковывают их, иногда даже лежа, фиксируя перевозимые тела под лавками. Все очень прочное, здесь нет никаких удобств. Отсюда невозможно докричаться даже до водителей, которые редко когда сами знают, кого везут. Им и нельзя.
Идеально.
Когда та, кого звали Айкой Шираиши, оказалась одна, когда за её спиной захлопнули толстую железную дверь, этот гулкий хлопок стал последним звуком, что услышало её сознание, державшееся на железном самоконтроле женщины. Оно рухнуло во тьму, всё и сразу, рассыпаясь на мельчайшие обломки. Существо, потянувшее к моментально оскалившимся в безумной улыбке зубам свою левую руку, уже не могло считаться человеком.
Бездна может ждать бесконечно, потому что она всегда дожидается своего.
То, что обнаружат люди, что вскроют запоры изолятора на фургоне для перевозки особо опасных преступников, будет с трудом поддаваться идентификации личности.
Оно будет безнадежно мертвым, за гранью любого спасения… но, при этом, любой, кто увидит этот кошмар, никогда не сможет отказаться от впечатления, что Шираиши Айка умерла, испытывая запредельный уровень счастья.
Глава 4
Горы и смешная мышь
— Три недели… — медленно и почти зло проговорил я, аккуратно убирая лезвие ножа, зажатого в руке Маны, от горла побледневшей Хиракавы, крайне невовремя вломившейся в наш спортзал, — … три недели ты потеряла на своих раздумьях.
— Я не потеряла, — пролепетали мне в ответ, — Тренировалась! Думала! Помогала тебе с…
Мана, тихо хрюкнув, осела на маты, осознавая, что только что чуть не вскрыла горло лучшей подруги, а я, не обращая на это внимания, принялся читать хафу выговор.
Было за что.