Целители. Тени прошлого
Шрифт:
Брови бедняжки поднялись домиком, сигнализируя, что слёзы где-то близко. И Лавиль воскликнул:
– Ясно! Я знаю, что это значит! Тебе совсем не обязательно говорить об этом. Особенно, если это неприятно!
Девочка снова откусила пирожное. Деликатно прожевала. Вздохнула:
– Неприятно или нет, это моя жизнь. И другой она уже не будет...
Лавиль убить себя был готов за то, что вообще начал расспросы. Всего-то нужно было отвести ребёнка к Элвину и академия сама нашла бы родных девочки. Вместо этого он устроил бедняжке
А "бедняжка" только входила во вкус. Играла на чувстве такта и воспитанности Лавиля, как на струнном инструменте. Наивно распахивала глаза и терзала мерзкого, но, как оказалось, способного сочувствовать другому, дормерца:
– Думаю, вы знаете, что клеймо незаконнорожденности смыть невозможно. Оно останется со мной навсегда. Навеки! И ничто не сможет этого изменить!
Дамиану уже дурно было от этого разговора. Натурально дурно. Кружилась голова и тошнило. Он подумал, что нужно принять дополнительную дозу противоядия и дать его девочке и брякнул то, что в нормальном состоянии никогда не стал бы обсуждать с ребёнком:
– Почему нельзя изменить? Если кто-то женится на твоей маме и удочерит тебя, ты обретёшь родовое имя.
Стало совсем плохо. Он, боясь испугать дитя, из последних сил перебросил непослушное тело на диван. Посидит тут минутку, без риска свалиться на пол, как со стула, и пойдёт за противоядием.
Посидел. Упал. Хорошо, что на диван. Лицо девочки приблизилось вплотную. Она, словно и не видела, что с ним. Продолжила разговор. Наивно:
– Если вы так добры, декан, как я вижу... То, может, вы и женитесь на моей маме?
Или ему почудился этот бред?.. Кажется, он даже пробормотал, что это бред... А девочка наклонилась к самому его лицу и прошептала:
– А если ты не добрый... А мы с тобой знаем, что ты не добрый... Думай, пока отдыхаешь, что за всё приходится отвечать. За чужие слёзы тоже.
– Ты права,- прошептал Дамиан и закрыл глаза.
Глава 12.
Если бы Лариди видел, что творила его юная подружка тем днём в академии, он неминуемо зашёлся бы в диком восторге и воскликнул что-то вроде того:
– Да! Да! Только Тайная Канцелярия! Только карьера шпиона! Ты рождена для неё!
Для чего была, на самом деле, рождена Мэйлин, не мог знать ещё никто. Но то, что она вела себя в высшей степени толково и бесстрастно, это факт. И нервы у неё были... Стальные канаты позавидуют...
Она ловко выбралась из больницы. Так, что её не заметил никто. Поделилась силами с лианой тукмар. Бедняжка порадовалась, когда из земли показалось целых четыре новых побега. Приходить снова "в гости" хищное самирское растение, правда, не приглашало и с облегчением рассталось со страшной девочкой.
Затем Йли пришлось терпеть нотации сестры и вымаливать её прощение. Пообещать, что "лекарские штучки" она на ней практиковать больше не будет. Что ж... Конечно, не будет,
А после, вечером, был весёлый ужин в домике ректора. Мэй выдержала его стоически. Притворялась, конечно. И жалела, что эта история испортила ей настроение, и такой прекрасный вечер. Готовилась к разоблачению, если декану целителей придёт в голову сообщить Элвину о своём странном недомогании.
А потом они втроём с Лейном ушли в Гарнар порталом... В ту ночь Мэй снова пришла и забралась в мамину постель, хоть уже и не маленькая. Свернулась у неё под бочком. Густ улёгся с другой стороны. Вздыхал так, что только девочка его слышала:
– Ты теперь у меня престуупница, девоучка моя... И как тебе?..
Плохо! Неприятно сознавать, что ты причинила боль и неудобства, пусть и временные, разумному. Особенно, если ты ведающая и целитель. И в то же время, вспоминая застывшее болью лицо мамы, Мэй чувствовала, что иначе просто не могла бы поступить... Мама и сейчас ещё иногда горестно вздыхала во сне.
Аугусто понимал её. Как всегда. И тихо мурчал на ухо:
– Ничего... Ничего, милая... Спи... Всё образуется... Перемелется, мука будет... Спи...
Мэй вздохнула ещё разок и послушно заснула.
А здоровенный чёрный кот так и не сомкнул яркие очи той ночью. Отдавал силы, и берёг сон своих любимых "девоучек". Пусть спят. Устали они. Замучились.
***
Если бы Мэй знала, что "неудобства и неприятности", которые она устроила декану целителей, оказались несколько больше, чем она рассчитывала, вряд-ли она вообще уснула бы той ночью.
На самом деле, "неприятности" оказались гораздо, гораздо большими, чем вообще можно было бы ожидать... Случилось это потому, что яд тукмар или, наоборот, противоядие от него, вступило в реакцию с зельем Мэйлин. Или у Лавиля оказалась аллергия? Хотя, откуда?.. Или же организм просто не выдержал адской смеси?..
Никто уже не ответит на этот вопрос. Да, и зачем?.. А, может, боги допустили и Лавиль огрёб своё воздаяние в гораздо большей мере, чем могла бы "отвесить" ему добрая девочка? И имел достаточно времени, подумать над своим поведением и ошибками?..
Коллеги нашли декана целителей без сознания в его собственном кабинете, на диване. С лицом и, как выяснилось, когда его раздели, всем телом покрытым просто чудовищными волдырями. Он горел в лихорадке и бредил.
Одежду пришлось срезать потому, что когда её попытались снять, она беспокоила и сдирала волдыри, превращая их в раны. Они сочились сукровицей и, судя по всему, дико болели. Лавиль стонал и пытался вырваться.
Его оставили в покое и не стали переносить. Одежду срезали, накрыли Дамиана простынкой, подпитывали магией, чтобы не окочурился, пока суд да дело, и начали разбираться. Всё, что было на столе, забрали на анализ. Декана привели в себя и спросили, что ещё он пил, ел или принимал.