Целительная сила любви
Шрифт:
Как бы чудовищно это ни звучало, но ей требовались лягушки. Ольга прекрасно представляла себе, что подумают про нее крепостные крестьянки, если узнают, из чего приготовлено лекарство для их детей. Говорят, что за подобное в других странах женщин жгли на кострах. В России она об этом не слышала, но скандал поднимется, можно не сомневаться. Но Ольга и не думала предавать свой поступок огласке. Ночью нескольких лягушек вполне можно достать и в погребе, решила она.
В принципе сами лягушки были ей не нужны. Она не собиралась ни варить их, ни резать. Специальным маленьким скребком Ольга собрала с их кожи слизь и смешала ее
Как действовал этот препарат, Ольга Григорьевна не знала… Столь удивительные рецепты достались ей от матери, плененной казаками турчанки, которую звали Байсар. Она много раз проверяла их действенность на животных и людях, в том числе, и на себе. Но как и почему они работают, тоже представляла с трудом. Мать считала, что на коже лягушки образуются яды, которые убивают болезнь.
Сколько Ольга себя помнила, Байсар была изгоем. Она уводила у казачек и плохих, и хороших мужей и не убита была ими только по причине своего уникального дара, который не раз спасал их детей. Ее величественное имя, означающее на родном языке «быть победительницей», быстро заменили на Босярку, хоть и величали ее так только за глаза. Чаще же ее называли чертовкой и обходили стороной.
Ольга вздохнула и принялась будить детей для приема лекарства. Авдотья, добрая ее помощница в лечебных делах, сморенная усталостью, спала рядом и даже не шелохнулась.
При воспоминаниях о матери Ольге всегда становилось грустно. Никто не понимал этой женщины, и даже родная дочь не стала исключением. Оля тянулась к другим ребятишкам, ко всем животным, а мать уводила ее в лес, заставляя рвать и сушить травы. Вместе радовались они только чьему-то исцелению, потому что для Оли это была возможность получить друга (даже если лечили щенка), а для матери — опробовать новое средство.
Босярка была худа, смугла и очень красива. Она отличалась от дородных и веселых казачек так же, как изящная роза от букета полевых цветов. Но Оля не видела роз и тянулась к казакам, а сейчас с удивлением обнаруживала, что крайне похожа на мать.
На секунду Ольга оторвалась от своих размышлений, потому что ей показалось, будто слышит снаружи шаги. Проверив еще раз засов на двери, она вернулась к детям. Больница располагалась недалеко от поместья, и Ольге некого было бояться. Во всяком случае, сейчас. Как правило, высокие гости о себе предупреждали.
После того как последний малыш проглотил безвкусную смесь и заел ее вареньем, Ольга присела рядом на кровать и принялась ждать. Если лекарство подействует, то результат видно уже через несколько часов. А если нет… Что ж, придется искать других лягушек. По опыту, Ольга знала, что подходили не все… С этими мыслями Ольга Григорьевна так сидя и заснула.
Удивленного лица Александра Николаевича, нагнувшегося, чтобы посмотреть, что бросила ему под ноги Ольга, никто не увидел. Лягушек оказалось шесть штук. Их осветила луна, выглянувшая из-за туч.
Вдалеке за лесистыми холмами Анниной слободы вставало солнце. Крестьяне спешили на поля, детвора еще нежилась на печках, их матери выпекали хлеб. Ольга с трудом разлепила припухшие веки и бросилась к детям. Малыши спали вполне спокойно, с маленьких личиков спала лихорадочная краснота, хотя жар еще сохранялся.
Ольге требовались лягушки, а также малыши, которых матери забрали по избам. С замиранием сердца Ольга вышла из больницы, стараясь не представлять себе, что могло случиться за эту ночь с ее бывшими маленькими пациентами.
Двор встретил ее росой и прохладой. Она пробежалась по саду, надеясь, что ее помятый вид и вчерашнее платье не вызовут ненужного интереса у обитателей поместья. За садом простирался обширный овощной огород — настоящее Акулинино царство, на котором с самого раннего утра ежедневно работало не менее четырех человек. Но в этот день Ольга опередила даже Акулину. Она свернула на проезжую дорогу и заторопилась к лесу.
Александр этим утром, напротив, долго не мог подняться. Всю ночь снились болотные кикиморы, которые тянули к нему свои страшные крючковатые руки, и на каждом приплюснутом пальце сидело по жабе, огромной и безобразной. Разгоняя нечисть, Александр бегал в своем сновидении по ночному саду, и ему отовсюду слышался голос Ольги Григорьевны. Она то звала его, то смеялась, а когда он нагнал ее, улыбнулась блаженно и радостно и протянула ему на своей чистой, ароматной ладошке скользкую лягушку, предложив ее поцеловать…
Проснулся Александр Николаевич полностью разбитым. Перед ним стояла Дуня в красивом вышитом переднике, а за ее спиной — малюсенький самовар на две чашки, прозванный в народе «эгоистом». Когда Дуня с улыбкой отодвинулась к окну, чтобы открыть его, облегчив барину пробуждение, рядом с самоваром обнаружились тарелка с теплыми пирогами, кувшин молока и засахаренные ягоды.
Александр понял, что завтрак он проспал и заботливая Дуня, стараясь услужить, будет потчевать его деликатесами. С огромным усилием выпроводив заботливую девушку, Александр сел на кровати. Спать он привык обнаженным, вопреки изменчивой моде на ночное белье. Именно поэтому Дуню пришлось выпроваживать с особенной настойчивостью. Упрямая плоть пыталась устроить забастовку, вспоминая аппетитные Дунины формы, но Алекс подавил ее мыслями о жабах, и, к немалому его удивлению, помогло.
Греясь в лучах солнышка, припекавшего из открытого окна, Александр принялся жевать пирог. В голове царил хаос, а утреннее, непонятно откуда взявшееся влечение и вовсе сбивало с толку. Александр попытался прикинуть, когда последний раз в его постели оказывалась женщина. По подсчетам выходило, что давно.
По приезде в Петербург он завел приличествующую случаю подружку из профессиональных жриц любви, так называемую камелию. Она являлась уроженкой какого-то провинциального городка Германии, блистала знанием языков и искусств, а также имела собственные меблированные апартаменты на набережной. Жюли, как она сама себя называла, была очень милой и ласковой, и они с Александром проводили вместе прекрасные ночи. Оперы, балы, театры сменяли друг друга, прогулки в карете по Невскому — все это нравилось Александру и настраивало на романтический лад. Жюли разделяла его амбициозные интересы, с одинаковой радостью сопровождала на балах и приемах, на охотах и посещениях дальней родни. Она была прекрасна.