Целительница для генерала-дракона
Шрифт:
Только вот что он забыл посреди болота? И как вообще сюда попал?
Меня посетило стойкое дежа-вю.
Когда-то я тоже вот так очнулась в топи, не понимая что происходит и где нахожусь.
А вдруг у него та же ситуация?
Может это вообще мой родственник?!
Мысль о том, что меня на самом деле могли искать и таки нашли, придала сил и смелости. Я поскакала козой по малозаметной тропинке, отмеченной более яркой и длинной осокой, подобралась почти вплотную и попыталась подцепить тонущего рогатиной.
Незнакомец
Помогать мне он не спешил, и я изрядно помучилась, пристраивая ухват так и эдак. Наконец один из металлических хвостов зацепился за что-то на одежде жертвы, и я осторожно попятилась, стараясь тянуть равномерно и не дергать, чтобы не упустить добычу.
Только когда верхняя половина тела оказалась на кочке, я позволила себе судорожно выдохнуть. Положила ухват и, присев на корточки, перевернула несчастного, чтобы хоть дышать мог.
Мужчина закашлялся, не открывая глаз, изо рта полилась тина вперемешку с грязноватой водой бочага. А я чуть не упала прямо в грязь.
Это точно не был мой родственник. Слишком смуглый, скуластый, темноволосый, крупный породистый нос и густые брови истинного южанина. Не знаю, как они здесь называются, основные мои источники информации – травница и староста – не были сильны в географии.
Я же походила на классическую славянку – русые волосы, которые мне подровняла Люна, слегка волнистые, серо-голубые глаза и светлая, почти прозрачная кожа.
С годами я слегка округлилась, больше не походила на тощего заморыша. Заодно поняла, что ошиблась в оценке собственного возраста. Девочке было не десять на момент попадания, а как минимум двенадцать, потому что сейчас я переросла Люну и совершенно отчетливо превратилась в девушку. Не знаю, во сколько здесь наступает совершеннолетие, но судя по сальным взглядам холостых парней в деревне, я вполне в брачном возрасте.
Только не внешние различия заставили меня отшатнуться от пострадавшего.
Ниже лица, на груди и животе, красовались длинные, вспухающие на глазах алым глубокие царапины. Похоже, березы без боя не сдались.
Но и это не было самым страшным.
Весь бок представлял собой один сплошной почерневший ожог.
Мне стало дурно.
Ожоги и в наше время с трудом поддаются лечению, особенно сильные. А тут у меня и вовсе из антисептиков мед и отвар березовых почек с ромашкой. Что делать-то?!
Ну, точно не оставлять раненого в таком состоянии на болоте.
О том, что меня могут обвинить в его смерти, в случае чего, я старалась не думать. Попробую помочь, а на худой конец облегчить последние минуты. Кажется, у Люны в подвале завалялась дурманящая настойка, состав которой травница категорически отказывалась раскрывать. Пахла та, впрочем, вполне характерно.
Не
Вот только как пациента доволочь?
Попыталась ухватить за подмышки, и мужчина глухо застонал, не приходя в сознание. Ну да, я же пальцами прямо ему в рану полезла. Нет, надо как-то по-другому.
Тележек у нас нет.
«Зато есть ковер!» – вспомнила я неожиданно. Толстый, прочный и довольно большой. Бракованных неровных ниток получилось много, и кроме небольшого круга, чтобы вытирать ноги, я связала еще одно полотно, почти в свой рост. Мы его под кровать подсунули, чтобы вставать по утрам не на пол, а на теплое и мягкое. Пока там тапочки нащупаешь…
– Так. Ты лежи, я мигом! – сообщила на всякий случай больному. Тот никак не отреагировал, да я и не ждала ответа. При таком поражении тканей удивительно, что он еще жив вообще, а не скончался от болевого шока.
В домик и обратно я метнулась мухой. Пока окончательно не стемнело, нужно успеть перетащить раненого в избушку, а то ночью я вполне могу промахнуться мимо тропки. Оба и потонем!
Ковер, простыню, иголку с толстой ниткой, чтобы зафиксировать импровизированную волокушу на мужчине – он же сползать будет, мы так до утра не доберемся.
Ухватив весь скарб в охапку, я поспешила обратно, надеясь что несчастный еще жив. Честно сказать, закрадывалась иногда предательская мысль, что легче было бы ему помереть, но я ее тут же отгоняла. Не по-человечески это. Жизнь – величайшая ценность, а моя задача – сделать все, чтобы пациент с ней не расстался. Все.
Пострадавший дышал, сипло и прерывисто. Я затормозила у его головы, разложила ковер рядом и принялась перетаскивать мужчину за относительно здоровую часть. Я тянула и волокла, дергала и приподнимала рывками, и наконец несчастный оказался там, где нужно. Длина ковра подошла в точности. И ширины как раз хватило, чтобы обернуть вокруг ног и закрепить углы посередине полотнища, как огромный подгузник.
– Держись, приятель, сейчас будет больно, – честно предупредила я, хватая волокушу за углы, как рикша берет свою повозку за оглобли, и поднимая вместе с ковром торс несчастного.
Он снова застонал – как серпом по сердцу. Но помочь ему я сейчас ничем не могла: времени искать настойку нет, до дому бы добраться!
И мы побрели.
Каждый шаг приходилось выверять, там, где обычно я перепрыгивала с кочки на кочку, перебиралась рывком, на пределе сил, и сразу подтягивала тело за собой. Периодически оборачивалась, чтобы проверить как он там, но старалась не тормозить. Понимала, что если встану, то больше с места не сдвинусь.
Я, конечно, окрепла во время походов в лес, но тащить на себе здоровенную тушу, да еще в мокрой одежде и сапогах, плюс пропитавшийся тиной ковер – это совсем-совсем другое!