Целительница
Шрифт:
– Я хоть что-то придумываю. А ты готова опустить руки.
– Я больше не могу ломиться в эту стену. Сил не осталось.
Она смотрела на Макса, какой тот расстроенный, и жалела его. Не себя, а его. Все годы с того момента, как она решила написать свой первый роман, он терпеливо выполнял все ее капризы. Первый предложил взять на себя организационные вопросы, переговоры с издательствами. Освободил ее от всего, лишь бы творила. После работы несся к ней – делился планами и новостями. Идеальный литературный агент, как ни крути. Она даже не могла вспомнить, встречался ли он с девушками последние два года. А она когда последний раз ходила на свидание? Во что превратилась их жизнь? В сплошную череду ожиданий и призрачных надежд.
– Что ты предлагаешь? – остановился Макс напротив нее.
– Ни-че-го. Вернее, я
– Получается, все зря?
Он прищурился, и ничего хорошего это не сулило. Те редкие моменты, когда он вел себя так, заканчивались ссорой. Тогда он пропадал на какое-то время, но правда первый и возвращался, как ни в чем не бывало.
Надо бы извиниться перед Максом за грубость, успокоить его как-нибудь. В конце концов не он же виноват в ее бездарности. Со своей стороны он делал все возможное и даже больше. Но на Веру навалилась страшная апатия. Ни предпринимать, ни говорить ничего не хотелось. Она улеглась на диван и уперлась взглядом в потолок. Вот так бы пролежать остаток жизни.
– Вер, – позвал Макс.
Она даже головы не повернула, лень.
– Ну и ладно. Как будто мне больше всех надо. Хочешь, складывай лапки. Я самоустраняюсь.
Он не хлопнул дверью, когда уходил. Не в его характере психовать или кричать. Он просто ушел, и Вера знала, что какое-то время не будет видеть его и слышать. Ну и хорошо. Пусть ее все оставят в покое. Не хочет она так больше жить. Вымоталась до предела. Так можно всю жизнь чего-то прождать и не жить вовсе. Ей же всего двадцать семь. Да в этом возрасте можно горы свернуть. А она зациклилась на писательстве. Подсела на него, как на наркотик. Неужели она больше ни на что не способна? Или удел всех журналистов мечтать стать писателями? Она когда-то, в детстве, мечтала стать певицей. Не убивалась же, когда ничего из этого не вышло. В старших классах хотела выучиться на врача, но не потянула даже подготовительные курсы в МГУ, на которые поступила заочно. Тоже пережила. Так почему же неудачи с издательствами она воспринимает, как крах всей жизни? Что же это за зараза такая, что затягивает и не отпускает?
Вера решительно села. Резче, чем рассчитывала, голова закружилась, и она чуть не повалилась снова на диван. Довела себя до полного истощения! Ты когда ела в последний раз, подруга? Призадумалась… Кроме кофе вчера вечером и сегодня, как проснулась, кажется, у нее больше маковой росинки в рот не попало. Заставила себя пойти на кухню. В холодильнике мышь повесилась – две занюханные помидорки, кусочек затвердевшего сыра и две палочки охотничьих колбасок. Негусто. Хлеба тоже две корочки, даже не три, как в «Буратино». Ну что ж, можно соорудить горячие бутерброды. Лучше, чем ничего.
Через десять минут она устраивалась перед телевизором с огромной дымящейся кружкой чая с лимоном и горячими бутербродами. От запахов разыгрался аппетит. А, откусив первый раз, Вера почувствовала, что возвращается к жизни. Вместе с этим вернулась и злость. Но такую реакцию на неудачи она считала нормальной. Злость – она ведь как двигатель всего живого. Злость заставляет действовать. И Вера уже чувствовала в себе ростки чего-то нового, только пока еще неясного. Мысли бурлили в голове, того и гляди выльются во что-то конкретное. Дожевывая последний бутерброд, она старалась размышлять хладнокровно. Может ли она послать писательство лесом? Вот прямо сейчас перестать этим заниматься раз и навсегда? Вряд ли… Скорее всего, завтра ее, как магнитом, потянет к компьютеру. Она машинально включит его, проверит почту, заглянет на любимый сайт, пообщается с полчаса с народом, а потом откроет файл с романом. И опять начнет корпеть над словами и строками, которые будут отказываться складываться во что-то интересное и востребованное. Как сделать так, чтобы этого не случилось? Да очень просто! Нужно уйти на весь день из дома, устать и вернуться поздно вечером с единственным желанием завалиться спать. Одного дня мало. Нужно хотя бы с неделю сбегать из дома, чтобы притупилась зависимость. Как быть со статьями? Из десяти, которые она обязана сдавать каждый четверг, готовы только пять. Значит, сегодня она напишет остальные и с завтрашнего дня начнет жить по-новому. Осталось решить, чем занять себя целую неделю.
Внезапная мысль заставила ее перестать жевать
Глава 2
К работе в газете Вера относилась серьезно, не путая ее с творчеством. Каждую пятницу она ездила в редакцию – получала темы для статей на следующую неделю и деньги за предыдущую. Платили за такой труд неплохо, на жизнь хватало. И времени свободного оставалось достаточно, что особенно устраивало. Родители, конечно, ворчали, что надо бы устроиться куда-нибудь официально, чтобы капал стаж.
– Я понимаю, ты молодая, – воспитывал ее папа, – но о пенсии нужно думать сейчас, а не потом, когда будет поздно. К тому времени нас уже не станет и позаботиться о тебе будет некому.
О пенсии Вера думать пыталась, только получалось это плохо. И мешало в основном то, что не верила она в саму систему. Скорее всего, к тому времени, как подойдет ее возраст, пенсии уже и в помине не будет. Издадут закон, что заботиться о стариках должны дети. Тем, у кого нет детей, назначат мизерное пособие или обяжут поселиться в доме для престарелых. Себя она представляла именно в этой категории. Не верила, что когда-нибудь у нее появится семья, такая же хорошая, в какой выросла сама.
Милые, любимые мама и папа. Как же ей повезло с ними! Такие родители редко кому достаются. Как они не хотели, чтобы она съезжала от них. Но бабуля уже была старенькая, одной в деревне жить стало тяжело. Родители перевезли ее к себе, а дом в деревне продали. На вырученные деньги, добавив необходимую сумму, купили квартиру. Хотели сдавать ее, но у Веры было свое видение. К тому времени она закончила институт и мечтала жить отдельно. Не то чтобы ее что-то не устраивало в совместном проживании с родителями, просто, настало время для самостоятельности, да и тесновато вчетвером пусть и в трехкомнатной квартире. Так у нее появилось собственное жилье – уютная однокомнатная квартирка в тихом районе.
Мама больше всего переживала, что дочь перестанет нормально питаться. Раз в неделю она наведывалась к ней в гости, чтобы произвести ревизию в холодильнике и приготовить что-нибудь вкусненькое. Вера не сопротивлялась – видела, что ей нравится проявлять заботу. В такие дни, когда мама хлопотала на ее кухне, Вера с удовольствием чувствовала себя маленькой, словно детство еще не закончилось. Она знала наверняка, что родители мечтают о внуках, ждут, когда дочь познакомит их с избранником всей жизни. Они ничего не говорили, но временами она ловила на себе их тоскливые взгляды и понимала причину. Но даже ради них она не могла думать о замужестве. Не то чтобы ждала принца, просто не встретила еще такого мужчину, с кем хотела бы связать жизнь. Да и свободу она ценила, даже очень. И с каждым годом все сильнее.
Статьи писались легко. Как-то находились нужные слова, выстраивались в стройные предложения, абзацы… Перечитывая написанное, Вера сама получала удовольствие. Да и в редакции на ее материал никогда не жаловались. На будущее можно поискать себе дополнительный заработок, в другой газете. Так и времени будет оставаться меньше свободного и прибыль опять же. Только устраиваться в штат она отказывалась категорически – не могла представить себе рабочий день с восьми до пяти, и так пять дней в неделю. И дело не в независимости. Отпугивала скорее режимность жизни в целом. Все-таки себя она относила к любителям хаоса. Она могла внезапно захотеть куда-нибудь сходить или съездить. А, имея сорока часовую рабочую неделю, такое себе уже не позволишь. Орел – гордая и свободная птица, смеясь, говорила Вера про саму себя. На что Макс всегда отвечал: «Да какой ты орел? Так, пичужка». Это потому что внешне она выглядела несолидно – невысокого роста, худая, с веснушками на лице. Одними волосами и наградила природа – густыми, соломенного цвета. Но и они ей больше мешали, чем радовали. Чаще она собирала их в хвост или закручивала в гульку. Правильно Макс говорит – пичужка она и есть.