Целого Мира Мало
Шрифт:
— Сергей хочет рассказать Лере правду. — произнесла Инга тихо, но Влад услышал ее. На его красивом сдержанном лице не отразилось ни одной мысли, ноль эмоций. Он еще холоднее, чем она думала. Зачем они поженились? Почему она продолжает этот фарс, называемый супружеской жизнью? И как ей поступить, чтобы снова не ошибиться?
— Ты уверена, что не поздно для подобных откровений? — спокойно спросил Влад, скидывая намокшую куртку. На щеке алел след от снежного комка, и, наверно, останется синяк. Инга посмотрела в безмятежные синие глаза. Самый красивый мужчина из всех, что ей доводилось видеть. Самый неразгаданный и сложный. Она могла бы полюбить его, но не в ее силах
— Прости, я вчера так и не вышла попрощаться с Костей, а тебе пришлось его провожать. Так разболелась голова. Он обиделся?
— Не думаю. — Влад сунул руки в карманы джинсов и пожал плечами. — Костя тоже не очень хорошо себя чувствовал. Но выглядел прекрасно, синяков почти не видно.
— Съездил в гости к сестренке. — попыталась улыбнуться Инга. — Я так толком и не поняла, что с ним случилось. Я была в прострации, вернувшись с похорон, и сразу в больницу, а его уже выписывают. Он что-то говорил, но я ничего не запомнила.
— Простая авария. — отмахнулся Орлов, направляясь к минибару. — Решил прокатиться с ветерком, но забыл протрезветь. — усмехнулся он, доставая бутылку хорошего виски. — Выпьешь со мной?
— Ты не вернешься на улицу? Там так весело….
— Но ты грустишь. Я не хочу оставлять тебя одну.
Инга благодарно улыбнулась, принимая стакан из рук мужа. Виски едва закрывало дно. Она и забыла, когда в последний раз пила столь малыми дозами.
— Инга, тебе нужно развеется. Недавно открылся модный клуб, мы могли бы сходить. У меня и приглашение есть.
— Сходи один. Или Леру возьми. Она тоже скучает.
— По-моему, Валерия единственный счастливый человек в этом доме. Она всегда улыбается. У нее постоянно гости, подруги, друзья, поздние свидания.
— Поверь мне, нестираемая улыбка на лице моей дочери — это очень страшный симптом. В последний раз, когда она вела себя подобным образом, все закончилось ужасным скандалом. И после него мне пришлось отправить ее в Америку.
— И что случилось? — Влад казался искренне заинтересованным.
— Я не могу рассказывать об этом. Слишком неприятно. Для нас обеих. — Инга покачала головой и протянула Владу пустой стакан. — Ты знаешь, мне кажется, что она испытывает к тебе искреннюю симпатию, возможно, решила, что я тебя использую.
— Ты придумываешь.
— Нет. — категорично возразила Инга. Влад плеснул ей еще порцию виски, и она благодарно кивнула. — Я знаю свою дочь. Сначала ей удалось меня одурачить. Вся эта манерность и вежливость, наигранная доброжелательность. Она хорошо играет и по-прежнему ненавидит меня. Не знаю за что. Я не была хорошей матерью, не спорю. Всегда много работала, доверив ее воспитание чужим людям, а потом ударилась в разгул. Мужчины, вечеринки. Наверно, дочери неприятно видеть свою мать такой. Но мне было тяжело, а она не хотела понимать. Дети
— Вам просто нужно поговорить. — выслушав жену, задумчиво сказал Влад. — И я думаю сейчас не лучшее время для откровений. Сергею лучше подождать. Лера не готова к воссоединению с родным отцом. И он тоже.
— Ты прав. Не знаю, как у тебя получается, но ты всегда прав.
Инга присела на диван рядом с мужем. Ее рука ласково коснулась его щеки.
— Иногда мне так хорошо с тобой, спокойно. — медленно протянула она. — Но это бывает так редко. Ты словно боишься близости. Не хочешь открываться. Ты сам не осознаешь, но со стороны заметно. Вокруг тебя стена, и ты ретиво охраняешь ее, не давая выбить и кирпичика. Не могу представить тебя маленьким, на коленях у матери, обнимающего ее за шею, или играющего в солдатики и машинки, идущего в школу с портфелем наперевес.
— Я тоже не могу. — признался Влад, пригубив из своего стакана. — Мое детство осталось где-то далеко, в другой жизни. Я почти ничего не помню. Ни рук матери, ни ее улыбки, ни запаха. А она была и любила меня не меньше, чем другие матери своих сыновей, а я помню ее в гробу, старую, седую, съеденную болезнью и горем.
— Мне так жаль. — искренне прошептала Инга. — Смерть близких забирает частичку нас самих.
— В моей жизни было слишком много смертей. — взгляд Влада снова стал стеклянным. Инга инстинктивно почувствовала, как он замкнулся. — И мне кажется, что от меня самого давно ничего не осталось.
— Ты прячешь боль, но это не правильно. Нужно выплескивать горе, делить с тем, кто готов помочь. Поэтому ты не помнишь своих кошмаров. Ты не хочешь помнить, не принимаешь боли, которую они несут в себе. Защищаешься, как можешь.
— Возможно, ты права. — кивнул он, мягко сжав ее пальцы и отводя от своего лица.
— Я бы хотела понять тебя, и помочь….
– женщина ласково улыбнулась.
— Мне не нужна помощь, Инга. — сдержанно ответил Влад. — Со мной все хорошо. Я стараюсь стать лучше. Учусь быть отцом. — он печально усмехнулся. — Удивительно, но у меня вроде получается.
— Кирилл очень любит тебя. — заверила мужа Инга. — Надеюсь, что ты справишься лучше, чем я. Он скучает по матери?
— Я не знаю. Мы никогда не говорим о ней. Может, он и делится переживаниями с Динарой.
— Я спрашивала у нее, но она тоже сказала, что Кирилл не упоминает даже имени своей мамы. Так не должно быть. У него даже ее фотографии в спальне нет.
— Он попросил меня, чтобы я убрал все фотоальбомы и снимки в рамках через несколько недель после похорон, в течение которых не говорил ни слова.
— Может, он чем-то напуган?
— Я не могу спрашивать об этом. Вдруг нанесу еще одну душевную рану.
— Поговори с Диной. Она педагог, должна разбираться в детской психологии.
— Не переживай, Инга, мы справимся. Все будет хорошо. — холодно ответил Влад, прозрачно дав понять, что продолжать говорить на данную тему больше не намерен.
— А когда Липатов вернется на работу? — спросил он.
— В понедельник. Сережа не любит долго оставаться один. В офисе ему будет легче. — Инга принялась играть ниткой жемчуга, пытаясь скрыть внутреннее волнение. Конечно, Влад догадался обо всем, что спрятали от него ее глаза. Он слишком хорошо знал женщин….