Целуй меня
Шрифт:
— Маршмэллоу на завтрак? — удивляюсь я, и Уна пожимает плечами. — А я-то думал, что по утрам ты предпочитаешь кровь, — обхватив пальцами ее запястье, я останавливаю чашку на полпути, не давая Уне сделать глоток. Подтянув ее руку ближе к себе, я обхватываю губами ее пальцы, воруя зажатый в них маленький сладкий шарик. Прищурив вдруг потемневшие глаза, она внимательно смотрит на меня.
— Неужели была реальная необходимость ломать нос Луису? — спрашиваю я.
— Если хочешь, чтобы я осталась здесь, то тебе, наверное, следует предупредить
Мне нравится, что Уна не выносит ничьих прикосновений, кроме моих.
— Значит так… вчера у тебя получилось отделаться от меня, но сегодня я хочу знать, где, черт возьми, моя сестра! — выражение лица Уны трансформируется в нечто агрессивно-жестокое.
— Я же сказал, что она в безопасности.
— Где? Потому что я не могу наблюдать за ней. И как она может быть в безопасности, если все твои лучшие люди здесь?
— Николай узнал о ней.
Уна впивается в меня взглядом.
— Кто ему рассказал?
Я молчу, не торопясь с ответом, и наблюдаю, как сжимается ее челюсть от нарастающего раздражения.
— Это не имеет значения.
— Но раз ты знаешь что-то о Николае, значит, у тебя кто-то есть в его окружении. Кто? — она смотрит на меня долгим взглядом. — Кто??? — это уже крик.
— Саша, — говорю я.
Она толкает меня в грудь и спрыгивает со стола. Мои глаза неотрывно следят за тем, как она мерит шагами кухню, расхаживая взад-вперед.
— Ты вел свою игру за моей спиной.
Я прячу желание продемонстрировать ей свой взрывной характер за маской холодного безразличия.
— Тебя не было рядом, и он пришел ко мне.
Уна останавливается и присаживается на корточки, как делает всегда, когда надо что-то обдумать.
— И где Анна? — тихо спрашивает она.
— В Мексике.
Она медленно поднимает голову и впивается в меня взглядом.
— Ты оставил ее в этом гребаном картеле?
— Она с Рафаэлем. Ей ничто не угрожает.
С горькой усмешкой Уна запрокидывает голову, закрывает глаза и делает глубокий вдох.
— Чертов картель. Люди там не такие, как твои благородные итальянцы. У них нет ни чести, ни совести. За кусок власти или влияния они мать родную продадут. Если Николай знает о ней, то она в опасности.
— Даже Николай не пойдет войной против картеля.
— Люди продаются, Неро. И Николай не постоит за ценой, потому что знает: получит ее — получит и меня.
— Нет, — я делаю шаг вперед и поднимаю ее на ноги. — Нет, он не получит тебя. Даже если он доберется до Анны, тебя он не получит.
— Я хочу поговорить с ней, — Уна выглядит изможденной, почти отчаявшейся, и это выводит меня из себя, потому что она не должна сдаваться. Она должна быть такой, какой я ее знаю: несокрушимой, сильной.
— Пойдем, — я вывожу ее из кухни и закрываю дверь. Несколько моих бойцов
Собаки провожают нас до кабинета, и я, закрыв за нами дверь, сажусь за стол. Уна присаживается на край столешницы, мои спортивные штаны ей невозможно велики и висят мешком. Она выглядит такой хрупкой в моей одежде, лишь округлившийся живот слегка выдается вперед. Однако язык ее тела говорит совсем о другом. Ее плечи напряжены, а глаза настороженные, подмечают малейшие детали. На первый взгляд кажется, что она сидит в абсолютно расслабленной позе, но каждая ее мышцы напряжена и готова к бою.
Я включаю на телефоне громкую связь и набираю номер Рафаэля. После третьего гудка он отвечает:
— Неро! Ты, сумасшедший ублюдок! Как дела? — вместо приветствия произносит голос с сильным испанским акцентом.
Уголки моих губ приподнимаются. Я люблю Рафаэля, но он — полный псих. Его преданность безоговорочна, поэтому я и отправил Анну к нему. Благодаря его неуравновешенному нраву, у него сложилась репутация, позволяющая держать остальных на расстоянии, а, значит, и подальше от Анны.
— Все в порядке. Мне нужно поговорить с Анной.
Пауза.
— Неро, друг мой, я люблю тебя за то, что ты способен уничтожать людей целыми поселениями, включая домашних животных, — бормочет он в своей полубезумной манере, — но вряд ли малютка Анна готова сейчас говорить с тобой.
— Это была не просьба, Рафаэль.
Рафаэль долго и громко смеется, пока Уна с рычанием не наклоняется к трубке:
— Слушай сюда, сукин сын, — и голос ее звучит, как всегда, нежно, — только попробуй поставить на карту жизнь моей сестры, и я приеду в твой поганый городишко, чтобы лично затолкать пистолет тебе в глотку.
Рафаэль снова смеется.
— Это ты так заигрываешь со мной, `Angel de la muerte?
Уна вздыхает и переводит свирепый взгляд на меня.
— Рафаэль, в качестве прелюдии она обычно использует ножи. А теперь позови Анну.
Он усмехается, и на несколько секунд воцаряется тишина. Я встаю, чтобы выйти, но рука Уны быстрым движением удерживает меня за запястье. Мы оба смотрим на то место, где ее пальцы сжимаются вокруг моей руки, и я не знаю, кто из нас двоих больше волнуется: я или она.
— А что если … что если она меня не вспомнит? — шепчет она беспомощно.
— Она вспомнит, Morte. Ведь ты ее семья.
Зажмурив глаза, Уна тяжело сглатывает, кивает, и ее рука соскальзывает с моей. Обхватив за подбородок, я поворачиваю ее лицо к себе и, крепко поцеловав в губы, выхожу из кабинета. Зевс следует за мной, а Джордж остается с Уной.
Как только я оказываюсь за дверью, рядом возникает Джио.
— Ты же понимаешь, что рано или поздно она уйдет, верно? — говорит он.