Целую, Ларин

Кивинов Андрей Владимирович

Рисковый мужик, этот Юрий Сергеевич. На такую обстановочку легко глаз положить. А потом и конфисковать незаконным образом. Зайти как пациенту и, сев в кресло, вытащить пистолет: «Руки вверх! Бормашинку на пол!» Но это не мои проблемы. Может, у него на кухне вышибала сидит или овчарка бешеная, голодная. О, а это кто тут на диване? Девчонка. Тоже, кстати, нехилая, я в смысле внешности. Интересно, она входит в стоимость услуг? Не внешность, девчонка. Не, вряд ли. Я уж слишком много хочу.

Усевшись в кресло рядом с девочкой, я задал самый уместный в нашей ситуации вопрос:

– А

нам тоже зубки рвут?

Девочка никак не отреагировала. Ну и пожалуйста. Значит не рвут. Я взял со стола какой-то журнальчик и стал замораживаться.

– Простите, Юрий Сергеевич не очень больно удаляет верхнюю восьмерку? – предпринял я еще одну попытку.

Ну наконец-то. Я был удостоен прекрасного взгляда.

– Юля, ну, может, хоть парочку слов вы произнесете, чтобы меня утешить? Как-никак зуба лишаюсь.

Услышав свое имя, девочка начала реагировать более активно.

– Но откуда вы…

А вот откуда. Вы тоже, наверно, удивились? Да ничего сложного, здесь даже моя дедукция не пригодилась. Просто перед приходом сюда я заглянул в паспортный стол и выпи-сал всех проживающих в этой отдельной кооперативной трехкомнатной квартире. Всего три человека. Чета стоматологов и дочка. Юля.

– Я, знаете ли, экстрасенсорикой увлекаюсь. Вы в курсе, что сейчас этого мужика на экране грохнут? О, о, смотрите. Да, круто его.

Юля улыбнулась. Интересно, у нее хахаль есть? Судя по сведениям из паспортного стола, ей сейчас восемнадцать. Значит должен быть. А может удивить ее еще разок, показать, что я даже ее день рождения знаю?

Удивить я не успел. Женщина-стоматолог заглянула в комнату и, увидев девушку, строго произнесла:

– Юля, ты почему дома? Опоздаешь!

– Успею.

– Нет, не успеешь. Учти, если не сдашь сессию, никаких подарков больше не получишь. Марш в институт!

Я взглянул на часы. Время – одиннадцать. Занятия-то в полном разгаре. Юля, по-моему, давно опоздала. Но я не стал вмешиваться в воспитательный процесс.

Юлия резко встала, прервав очередное убийство на экране, выключила телевизор и, шаркая шлепанцами, быстро пошла в другую комнату.

– Зачем выключила? Человек же смотрит! – бросила вдогонку мать.

– Перебьется, – прозвенел волшебный голосок из соседней комнаты.

– Вы не обращайте внимания, молодой человек.

– Пустяки. Я понимаю. Тургенев. «Отцы и дети».

Женщина, хмыкнув, ушла к пациенту.

– Проходите. Начнем…

ГЛАВА 4

Я лежал на своей раскладушке и стонал. Женька Филиппов сочувственно смотрел на меня, сидя рядом на стуле.

– Ты это, Киря, полотенце-то прижми. Может, аналь-гинчику еще?

Зазвенел телефон. Женька сначала сказал «алло», а уже потом снял трубку. Есть у него такая привычка, когда волнуется. Значит волнуется. Друг.

– Нет его.

– Кто там? – простонал я.

– Баба какая-то. Потом перезвонит.

Я махнул рукой. Операция по удалению верхней левой восьмерки прошла крайне неудачно. Что-то там сломалось, застряло…

Даже не хочу объяснять. Я не садист. Юрий Сергеевич

раскромсал мою десну до такой степени, что сейчас до нее было не дотронуться. Но не это обидно. Обидно, что мой культпоход на квартиру к стоматологу никакой существенной пользы не принес. Ничего, имеющего отношение к раненому Степе, я там не узнал. Никакого золота не нашел и даже про него не спрашивал, потому что ответ был заранее известен: «Вы, молодой человек, наверно, что-то путаете?» Ничего я не путаю. Я вообще никогда ничего не путаю.

– Ну что, полегче?

– Душа у меня болит, Евгений.

– Так-с. Анальгин здесь бессилен. Для души надо что-нибудь другое. Хохмочку хочешь?

– Валяй.

– Черную или белую?

– Валяй черную.

Евгений был мастером на всякие истории и мог поднять настроение даже у мертвеца. Вопрос «черную или белую» был задан для уточнения – с каким юмором рассказывать, с черным или с нормальным.

Евгений посмотрел на потолок и начал:

– Дом у нас знаешь, пятнадцатиэтажный, новый? Там на днях пожар был на последнем этаже. Обычное дело, мужичок пьяный уснул, а кровать от хабарика загорелась. Плохо он наглядную агитацию изучал – «Граждане, не курите в постели!»

Ну вот, сгорел, короче. Пожарные, ясное дело, приехали, нас вызвали – вдруг криминал? Я приехал. Никаким криминалом, конечно, и не пахло. Пожарные все что надо затушили, протокол нарисовали и умчались. Я «труповоз» вызвал из морга. Приезжают два клоуна. Молодые совсем, наверное, первый день работали. Вытащили погорельца на лестницу. А мужик, сам понимаешь, не очень симпатичный – от головы один черепок остался. Ну и все остальное тоже впечатляет. Жуть!

Уложили его на носилки и чешут репу, как бы его с шестнадцатого этажа стащить получше. Лестница узкая, грузовой лифт сломан. И знаешь, что удумали, умники? Давай, говорят, его стоймя в лифт поставим, прямо с носилками. Пристегнули мужичка к носилкам и в лифт вертикально загрузили. А ехать с ним боятся, молодые еще, суеверные. Мне, надо думать, тоже не охота.

Короче говоря, один из них вниз по лестнице сбежал, чтобы дядьку на первом этаже принять, а второй остался, чтобы кнопочку в лифте надавить. Ничего, мол, страшного, доедет в одиночестве.

А лифтик-то автоматический, попутчиков с нижних этажей берет. И надо же, какая-то бабуля с пятого этажа за хлебцем собралась и сдуру кнопочку надавила. Не сдуру, конечно, а чтобы вниз спуститься. Кому пешком-то охота, когда лифт есть?

Кнопочку на-да-ви-ла, дверца от-во-ри-лась… А там? «Здрасьте, вы вверх или вниз?»

В общем, бабка только в лифте очки надела. Вниз приехало сразу два мертвеца. Хорошо хоть третьего не было, нижнего «труповоза» откачать успели. Он, видите ли, только одного товарища ожидал. Работнички.

Я улыбнулся. Такое могло случиться только с Евгением. Челюсти, однако, от его очередной рассказки легче не стало.

Но все, хватит, пора вставать с раскладушки. Челюсть челюстью, а служба службой. Как в армии, которую наша милиция в последнее время сильно напоминает.

– Капитан Ларин! – бодро проорал Женька.