Целующие солнце
Шрифт:
— Все равно пора идти. Уже ночь.
— Это не тюрьма, а больница. Никто нас не потеряет, — ответила Лена, — хотя, может, действительно нужно хорошенько выспаться. Когда еще представится такая возможность? Знаешь, как лечат депрессию? Есть много методов, но самый лучший, на мой циничный взгляд, это хорошенько поорать. Зло так, от души, чтоб горло драло. Можно сцепиться с кем-нибудь, но я обычно встаю перед зеркалом и кричу. Я обожаю злиться на саму себя. Я есть зло для самой себя. Кричу на свое отражение, выплескиваю всю свою злость — и депрессию как рукой снимает. Попробуй.
Я слушал ее невнимательно. Мне было обидно за ее цинизм, за свою открытость и за мимолетное возвращение в прошлое. Состояние, с которым я выбрался на крышу, измельчало, словно озеро во время засухи, казалось уже не таким прекрасным, вялым, серым, совершенно ненужным. Зачем мне прежние крылья, с помощью которых я летал по крышам
— Надо поорать, — сказала Лена и стряхнула пепел с крыши, — покричи на меня, Фил. Ну, я сука, циничная стерва. Покричи. Ты со мной поделился откровенным, а я проигнорировала, сижу тут перед тобой, практически голая. Раздражаю. Покричи, покричи. Ну!
Внезапно накатила нечеловеческая усталость.
— Не хочу я на тебя кричать.
— Ты постарайся.
— Нет. Не поможет.
— Почему? Ну, почему. Фил? Какой ты странный. Ну, хочешь, я начну говорить гадости про твою Аленку? Прямо сейчас? Тогда покричишь?
— Замолчи! — сказал я тихо. — Замолчи, Лен!
— Но ведь тебе будет легче, — отозвалась она. — Ладно, не хочешь, буду молчать. Хотела как лучше. Моя жизнь такая. Я всегда хочу, как лучше, а получается черт знает что. Невезение, невезение.
— Пойдем, — сказал я и потянул ее за руку.
Лена выбросила недокуренную сигарету и встала с парапета.
— Как хочешь, — сказала она, — могло бы быть лучше, но не получилось, извини.
Мы спустились с крыши, прошли по притихшим ночным коридорам, не встретив никого и ничего. На лестничном пролете между пятым и четвертым этажом Лена отпустила мою руку и, придвинувшись почти вплотную, так, что я ощутил тепло ее тела, ее дыхание и легкий запах горелого, шепнула на ухо:
— Я серьезно, Фил. Покричи. Ты так долго забирался в свою депрессию, что только криком и поможешь. До завтра.
После чего она бесшумно убежала по ступенькам вниз.
Я вышел в коридор и столкнулся с дежурной медсестрой, еще одной из тех типовых моделей, только с яркими красными волосами и следами от пирсинга над бровью и в подбородке. На вид ей было не больше двадцати. Медсестра как раз искала меня, чтобы впрыснуть в вену очередную порцию антибиотиков, обезболивающих, витаминов и еще неизвестно чего.
Я пошел за ней в палату, шаркая тапочками, ощущая зарождающуюся вновь боль в пояснице, и накатывала усталость, словно мешок цемента на плечи.
«Интересно, — подумал я в тот момент, — а существует ли лекарство, которое залечит раны в душе?»
И сам себе ответил, что, не существует таких лекарств.
Мучайся, Фил.
Глава тринадцатая
Мои прогулки по крышам в начале двадцать первого века плавно сменились просиживанием перед компьютером и тщательнейшим изучением программ по работе с фотографией. На улице гремели салюты, свежеизбранный президент выуживал из одного рукава прекрасных лебедей, а из другого — мир и благополучие для народа; столица тонула в лучах жаркого летнего солнца, оптимизм озарял лицо едва ли не каждого встречного от двухлетнего карапуза в розовых шортах, до морщинистой старушки-нищенки, подпирающей стену клюкой около дома. Мир вокруг стремился к обычному человеческому счастью, а я просыпался по утрам, наспех завтракал горячей яичницей с хлебом и мчался в магазин, к старому доброму «Pentium-2», огромному семнадцатидюймовому монитору, оглушительно завывающему кулеру и приветливой, но совершенно неработоспособной «Windows Millenium». Всколыхнувшийся от пришествия нового тысячелетия мир, наполнившийся ожиданием счастливых перемен, чем-то напоминал эту новую операционную систему: аляповатые краски и милая картинка создавали иллюзию того, что жить с ней станет проще, жить станет веселей. Но уже после третьего «слёта», постоянных зависаний и перезагрузок становилось ясно, что проще вернуться к серости прошлой операционки и не ведать проблем. Мир стряхнул иллюзии со своих плеч лишь через несколько лет, а новую операционную систему я снес к чертовой матери через месяц.
Примерно в тоже время в моей жизни появилась Аня Захарова, бойкая молодая жена племянника Архитектора.
На ее хрупких плечах лежал весь семейный бизнес. Этот груз Аня несла с легкостью человека, твердо шагающего к намеченной цели и уверенного в том, что никакая сила на свете не способна преградить ей путь. Цель Ани была простая — завоевать рынок интим услуг и раскрепостить, наконец, скованный российский люд, стереть в порошок старые советские суеверия и опровергнуть ставший незыблемым догмат о том, что
Кого Аня недолюбливала, так это геев и лесбиянок. Ничего не могла с собой поделать, питала к ним исключительно врожденную неприязнь, как, например, некоторые не любят черную икру или не переносят запах бензина. В тот момент, когда я устроился на работу, Аня ездила во Францию, прогуляться по Пикадилли, подышать воздухом Монмартр, заглянуть в Лувр и поглядеть на Париж с высоты Эйфелевой башни. Аня не планировала эту поездку, но одна знакомая подкинула дешевый тур-пакет, и отказаться от соблазна было сложно. Там же, в Париже, в одном из ресторанов, где по утрам подавали бесплатный кофе и вкусный вишневый пирог, а в обед у дверей стоял скрипач и играл мелодию, которая дрожащими звуками ласкала слух и тревожила душу, там Аня познакомилась с очаровательным гомосексуалистом по имени Рамидос. Аня никогда в жизни не думала, что придет в восторг от подобного знакомства. Рамидос был темнокожим, от него приятно пахло, он бегло разговаривал по-русски, жил в Москве и учился в МГУ. Рамидос покорил Аню своим отличным знанием литературы, хорошим вкусом в кино и музыке, а также общительностью, вежливостью и умением подмечать множество мелочей. При росте в сто девяносто сантиметров, он казался Ане (которая макушкой головы едва дотягивалась ему до ключицы) великаном из какой-то волшебной страны. У него были ровные белые зубы, красивое тело, ухоженные ногти. Он отлично разбирался в одежде и в парфюме. Аня была очарована и заинтересована, поскольку ей редко доводилось сталкиваться с людьми, удачно сочетающими в себе обаяние, ум и чарующую внутреннюю красоту. Первые два дня они провели вместе, прогуливаясь по улицам Парижа, изредка останавливаясь в ресторанах и кафе, прячась от летнего солнца в сквериках и парках. Вечером третьего дня Рамидос провел ее в гей-клуб, чтобы познакомить со своими друзьями. Аня была очарована еще больше. Из Парижа она уезжала с твердым убеждением, что в старой шутке о том, что гомосексуалисты — это настоящие мужчины, существует огромная доля правды.
Славик Захаров был чрезвычайно удивлен, когда через несколько дней после приезда Аня заявила, что собирается расширить ассортимент магазинов, создав специальные отделы для геев и лесбиянок. Славик нормально относился как к тем, так и к другим, но ему в голову не приходило уделять им усиленное внимание. Впрочем, Славик с Аней жили в любви и понимании не первый год, а за это время он успел убедиться в том, что его жена обладает редким упорством и настойчивостью, поэтому не стал спорить и оказал посильную поддержку. В центральных магазинах учредили специальные отделы. В периферийных магазинах (а одном из которых работал я) дела обстояли скромнее…
Аня подошла к магазину раньше меня. Я приметил ее невысокую, но ладную фигурку издалека, решив, что это ранний клиент. Жара еще не окутала столицу, в тени было довольно прохладно, а первые лучи солнца робко терзали улицы. До этого момента я слышал об Ане от Славика (вскользь) и от Архитектора, который несколько вечеров подряд, в силу каких-то внутренних переживаний, занялся анализом прожитой жизни и совершенно неожиданно пришел к выводу, что главным его достижением стало сватовство Славика к Ане. Аня слепила из бывшего раздолбая-студента с вечными перспективами настоящего делового мужчину, помогла ему освоить тернистый путь бизнесмена, родила ему сына и, главное, вернула Архитектору веру в то, что настоящая любовь все-таки существует.