Целый осколок
Шрифт:
Бледный, с ушами-лопухами, постоянно щурившийся и щерящийся редкими зубами в блудливой улыбке. Всегда сильно горбящийся, будто несет на спине тяжелый груз с вечно пригнутыми коленями, он вызывал омерзение своим тусклым видом, гадкой манерой прятать свой взгляд и находившимися в постоянном неопрятном и беспорядочном движении тонкими паучьими руками-хелистерами, густо поросшими ярко-рыжими волосинками. Не волосом, как у зрелых мужей, а именно хаотично вьющимися волосинками. Вот только его глаза разрушали и портили наигранно дрянной облик — блеклые, с выцветшей
Леонардо столкнулся с ним взором, нехорошо так зацепился, сплелся во взвитом напряжении невидимых мышц-канатов и через несколько секунд незримого меренья силами отвел взгляд в сторону. Не время и не место, рано и ни к чему.
— Здравствуйте, легат-следователь Леонардо. Позвольте от имени приората и самого отца-приора поздравить вас с деянием, деянием достойным для лучшего из лучших! Геройским деянием, да, так вернее. Отец-приор весьма рад за вас и уже отправил хвалебный отзыв вашему куратору в верховную канцелярию и представление на поднятие вашего ранга до следователя-инквизитора. Достойная raemium для decorus!
Тон голоса Старшего секретаря Фавом был сух и невыразителен, но правдив и не лицемерен. Он действительно хвалил Леонардо, он был им доволен, только Старший секретарь не умел радоваться за других, и похвала его была подобна скрежету наждака по стеклу. Такая же безжизненная, колючая и механическая.
— Благодарю вас, старший секретарь Фавом! Я бесконечно рад оказанной мне почести и не подведу отца-приора! Все во имяГоспода и Веры нашей! In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti. Amen.
Леонардо осенил себя Святым кругом и согнул спину в легком благодарном поклоне.
— Аминь, аминь. Перехвалите вы юношу, Фавом, зазнается он, занесётся. И из лесов вылезать не будет в поисках других Совершенных, ха-ха! Хотя да, наш юный легат-следователь в самом деле молодчина! Пример, так сказать, другим неофитам. И стреляет наш мальчик хорошо, только излишне метко. Не в голову бы да не в сердце, а? Лучше бы в член или ноги там с коленями! Такие раны испытуемым говорить не помешают, а если что и не так, то отрезать и все! Ха-ха-ха!
Дробный смешок Мастера Слова иглистыми колобками прокатился по каменным плитам допросной и канул в темном зеве стока, а его крепкая ладонь одобряюще похлопала Леонардо по плечу. Леонардо внутренне передернулся от невыразимого отвращения и сдавил, сплавил себя в черную дыру, давя притяжением воли взрывной всполох гнева — низший посмел коснуться Его! И опять, и вновь он прикрыл ладонью глаза, низко наклонив голову, почти протыкая подбородком грудину. Буйные и с трудом контролируемые всплески магмового моря тяжелого золота Каддаф начинали доставлять ему существенные неудобства.
— Благодарю вас за похвалу, мастер Черри. В следующий раз я обязательно учту ваши пожелания.
— Да, да, обязательно учти! — Мастер
— И я, и я вас поздравляю, брат Леонардо. Весомый вклад в борьбу с врагами рода людского и Веры нашей! М-да-да, весомый, да-да, значимый. Эпохальный, существенный, важнейший… Или важный? А может стержневой? Тоже ведь смысл имеет? Или, к примеру, узловой… Г-мм…
Голос брата Олонсона по прозвищу Финик, занявшего место за пюпитром и начавшего задумчиво перебирать писчие принадлежности, перекладывать с места на место увесистые тома Кодекса и Устава и проверять наполненность чернильницы, постепенно затих, стал совсем неразборчивым, а сам он отдалился в другой мир, в другую реальность. Туда, где важны только девственно чистые листы бумаги, насыщенность цвета чернил, отточенность перьев и стилусов, каллиграфия, орфография и прочие скромные радости чернильных душ.
Остальные присутствующие в допросной кратко переглянулись и невольно улыбнулись. По-разному — отец Черри широко и по сыто-кошачьему, мэйстер Фавом скупо, чуть шевельнув уголками губ, Леонардо скромно и почтительно, как следует улыбаться юному следователю-легату, а брат Родригес хищно, по крысиному, как крысе и должно улыбаться.
С тоже хищной улыбкой он повернул свое бледное лицо к Леонардо и прошелестел — прошептал скупые фразы:
— Я также присоединяюсь к присутствующим и поздравляю вас легат-следователь Леонардо. И полагаю, нам пара занять свои места и приступить к своей работе во имя Господа и Веры нашей. Приступить к допросу. Кстати, а почему исследуемый еще не доставлен?
И словно в ответ на его слова массивная дверь допросной широко распахнулась, и четверка дюжих выводных буквально на руках занесла скованного святым железом арбалетчика.
— Ага, явились дети демонов! Что пыхтите дармоеды, будто с пятого яруса этого дрища волокли? Так, быстро на крест это мясо! Сперва на ремни и туго, на третью дырку, потом железо снимите и тогда расслабите на вторую!
Мастер Черри тугим комом пышущей энергии и шумных действий обкатился вокруг потеющих выводных, быстро тыча руками и громко раздавая указания.
— Так! Ага, ага! Здесь затяни болван! Туже! — звучный шлепок сильной оплеухи сочно дополнил недовольство мастера — И ты, кусок сала, верхний ремень тяни! У, выкормыши бездны, у безрукие!
Мастер Черри вытянулся всем телом, привстал на носочки. Резво наклонился, затем сложился пополам, сместился в бок проворно мельтеша руками, проверяя положение и натяжение ремней, притянувших тело арбалетчика к крестообразному станку.
— Все! Остальное я сам. А теперь — кыш за дверь, болваны козлорукие! И поторопите там моего ученика. Если он сюда ползет как черепаха беременная, то можете пинками — я разрешаю!