Цена Империи
Шрифт:
— Слышали, — буркнул из своего угла Шишка. И желтобородый тоже что-то пробормотал.
— Вот так вот, — удовлетворенно изрек легионер и хлопнул своего напарника по плечу: — Пошли доиграем. Мой ход, не забыл?
— Ну сучка, — тут же злобно прошипел желтобородый. — Теперь — все. Как только этого сменят, мы тебя…
— Погоди! — крикнула вслед легионеру Анастасия. — Погоди, воин! Моего мужа ты можешь не знать, но может знаешь его командира — кентуриона Геннадия? Он — тоже из варваров! Его еще Черепом зовут!
Легионер, уже шагнувший через порог караулки, быстро обернулся.
— Ну-ка повтори! — произнес он. —
— Кентурион Геннадий Павел. По прозвищу Череп. — И добавила на всякий случай: — Они с моим мужем родичи.
— Эй, Хрис! — крикнул его напарник. — Хватит всякую болтовню слушать. Ты играешь или нет?
Но легионер окрик проигнорировал.
— Черепа я знаю, — сказал воин. — Значит, он теперь — в одиннадцатом?
— Да. Принцепс.
— Славно! — Легионер явно обрадовался. — Мы все знали, что Череп далеко пойдет! Ну ежели твой муж у Черепа кентурион, так это другое дело! Эй, мешалка, давай сюда ключи!
— Да ты никак спятил? — изумился второй тюремщик, выглянувший из дверей. — Ничего я тебе не дам!
— Да ну? — Тон легионера мгновенно изменился, в нем отчетливо звякнула сталь. — Неужто не дашь? Ну-ка, ну-ка…
— Хрис, ты чего… — Тюремщик, похоже, испугался. — Ты чего это…
— Ключи! — Легионер перебросил копье в левую руку, а правую протянул напарнику. — Живо! Где это видано, чтобы жена кентуриона вместе с ворьем ночевала! Ключи! Ну!
Тюремщик с большой неохотой отстегнул от пояса ключи и протянул легионеру.
— Перед старшим сам оправдываться будешь, — буркнул он.
— Оправдаюсь, можешь не сомневаться!
Лязгнул отпираемый замок, гнусно заскрипело железо.
— Выходи, женщина. До утра с нами посидишь. Не против?
— Ну ты и дурень, Хрис, — пробубнил второй тюремщик.
— Не нравится — проваливай во двор! — бросил легионер.
— Я? Во двор?..
На физиономии тюремщика выразилось мгновенное озарение.
— А-а-а, Хрис! Ах ты…
— Бери ключи и заткнись! — рявкнул легионер.
— Думает, я тебя вывел, чтобы помиловаться, — сказал воин Анастасии, когда его напарник ушел.
— Он ошибается? — осторожно спросила женщина.
— Сдается мне, ты сейчас более Морфею склонна послужить, чем Венере, — сказал легионер. — Мульсуму хочешь?
— Хочу. Но сначала… мне бы нужду справить. А то при этих… — Анастасия кивнула в сторону коридора.
— Понимаю. Это во дворе, увидишь. Иди, а я пока на стол соберу…
Ночь была темная, беззвездная. Тускло светились окошки караулки и будочки у ворот. Слышно было, как в будочке недовольно бубнит изгнанный Хрисом тюремщик. Стены у тюремного двора высокие, а вот ворота — железные, с поперечинами. Анастасия их хорошо рассмотрела, когда ее сюда привели. Перелезть через ворота (ленивые стражники ее не услышат) — и темнота города спрячет ее. Останется только найти своих, христиан… братья не выдадут, укроют…
Анастасия вздохнула. Нет, она так не поступит. Ради поверившего ей Хриса. Ради Алексия, которого могут призвать к ответу вместо нее. Нет, Анастасия знала, на что шла, когда писала лживые письма легату. Просто она надеялась, что ее простили. Амнистировали вместе с мужем и остальными варварами. Она ошиблась, и теперь придется отвечать.
Анастасия еще раз вздохнула и открыла дверь в караулку…
— …А
— Про кентуриона? — спросила Анастасия.
— Нет, про кентуриона — правда. Врезал я ему по морде, это верно. Про бунт — вранье. Вот Черепа на другой день и выпустили. А меня — еще через день. Это, мне сказали, Череп постарался. Денег дал моему пилу [43] и попросил, чтобы перевели меня. Выручил меня Череп. А не то плохо бы мне пришлось. Так что я теперь не в легионе служу, а здесь, в гарнизонных. Жалованье, конечно, меньше, но жить можно.
— А я думала: ты легионер… — сказала Анастасия. От сытости и вина ее неудержимо клонило в сон. Глаза сами слипались.
43
Пил — старший кентурион когорты.
— Нет. Только форма старая осталась. Хорошая форма…
Глава седьмая
Алексей Коршунов, кентурион-гастат XI легиона
Месяц с хвостиком армейской муштры не доставили большого удовольствия бойцам Коршуновской кентурии. При том что Гай Ингенс, который лично занимался подготовкой обоих кентурий, не особо и гонял новобранцев: делал скидку на то, что половина германцев еще не восстановились от ранений, а десятка полтора только-только покинули лазарет. В числе последних был и Ахвизра, который пока не мог занять место в строю, но едва силы позволили, непременно присутствовал на всех занятиях и смотрел очень внимательно. Вообще после ранения лучший друг Агилмунда здорово изменился. Все они, недавние пленники римлян, побывали между жизнью и смертью, но Ахвизра задержался в «промежутке» несколько дольше остальных. Наверное, поэтому он стал смотреть на жизнь значительно серьезнее. А может, время пришло — сменить молодую бесшабашность на традиционную готскую рассудительность.
— Теперь я понимаю, почему ромляне нас бьют, — сказал он как-то Коршунову, когда они вчетвером: сам Коршунов, Ахвизра, Агилмунд и Сигисбарн — сидели у Коршуновской кентурионовской палатки. — Они — как муравьи. Каждый занимается своим делом: кто-то строит, кто-то охотится, кто-то дом защищает. А понадобится — охотник превратится в солдата, а солдат — в строителя.
— А разве у вас — не так? — Алексей был уверен, что именно у варваров каждый человек одновременно и воин, и землепашец, а в империи как раз наоборот.
Ахвизра покачал головой:
— У них нет разницы между войной и строительством. Они и воюют, как свои дороги строят. Кто камни тащит, кто землю копает, кто плитки подгоняет. И только главный знает, как все вместе делать надо. Их главный большую мудрость накопить должен. Зато таких главных немного надо, а землю копать научиться просто. У нас же каждый может сам дорогу проложить, да что толку. Все равно римская дорога намного лучше получается. Потому римский порядок сильнее нашего, и бьют они нас.