Цена Империи

Мазин Александр Владимирович

— Горло перерезано, я щупал, — аж до позвоночника.

— Уходим? — спросил племянник Скулди Берегед.

— Надо бы еще туда заглянуть. — Агилмунд кивнул в направлении обиталища Мамеи. Высокий шатер (а не скромная армейская палатка, как у ее сына) конусом темнел рядом, шагах в двадцати.

Четверо варваров бесшумно пересекли разделенное тенями пространство… У шатра Мамеи охраны не было вовсе.

Ахвизра коснулся запястья Агилмунда, начертал пальцем знак: «Войти?»

Его друг покачал головой. И так все ясно.

— Уходим, — чуть слышно шепнул он, и четверка растворилась в темноте.

Глава четвертая

«Аве, Август!»

Двадцатое

марта девятьсот восемьдесят восьмого года от основания Рима. Третий час дня по римскому времени. Могонтиак

— Кто это сделал? — прорычал Максимин. — Кто?!

— Поищи среди своих принципалов, легат! — процедил префект преторианцев.

— А почему не среди никчемных преторианцев? — осведомился присутствовавший на собрании наместник Верхней Германии консуляр и сенатор Дион Кассий, у которого была давняя вражда с преторианцами. Настолько серьезная, что во время своего консульства Кассию пришлось два месяца провести вне стен Рима [83] .

83

Император Александр был слишком мягок для того, чтобы призвать к порядку даже собственных гвардейцев. Поэтому именно он посоветовал Кассию, в целях его безопасности, выехать за пределы Рима, подальше от ненавидевших консула преторианцев. Вообще же ситуация в гвардии при Александре Севере как нельзя лучше иллюстрирует его «качества руководителя». Началось все еще в 223 году, когда Августам (вернее, Мамее, потому что Александр был тогда еще слишком молод) пришлось уступить во время трехдневных уличных боев преторианцев, не поладивших с собственным командиром, знаменитым судьей Ульпианом, земляком Мамеи и ее главным советником. Когда Ульпиан стал главным префектом, в его подчинении оказались два других префекта (Флавиан и Крест) — два старших офицера претория. Однако вскоре оба умерли, и стражники, недовольные суровостью Ульпиана в отношении дисциплины, подняли бунт, заподозрив пришлого начальника в причастности к смерти своих командиров. Ульпиан был убит. Мамея и Александр не смогли спасти своего земляка и даже вынуждены были назначить его убийцу, Марка Аврелия Эпагата, наместником Египта — правда, позже они нашли возможность с ним расправиться.

— Ты!!! — Префект в ярости вскочил со своего места…

…И увидел прямо перед собой разъяренную Горгону Медузу на золоченом нагруднике Максимина. Фракиец, несмотря на свои габариты и возраст, мог двигаться очень быстро.

— Сядь!

Небрежное движение руки — и префекта швырнуло обратно на скамью. Краска сбежала со щек префекта. Он вдруг осознал, что был на волосок от смерти.

— Ты! — толстый палец Максимина указал на легата XVI flavia firma. — Говори!

— Их нашли утром, — сказал командующий шестнадцатым флавиевым. — Убийцы неизвестны. Двое стражников были убиты. Задушены. Остальные утверждают, что ничего не видели и не слышали…

— Вырвать у них правду! — прорычал Максимин.

— Я бы не советовал этого делать, — подал голос Маний Митрил Скорпион.

— Присоединяюсь, — поддержал его Гонорий Плавт.

— Он прав, — выступил легат второго сирийского легиона. — Нельзя никого трогать, Доминус! Будет бунт! В легионах неспокойно! Смерть Августов…

— Молчать! — взревел Максимин. — Я хочу, чтобы убийцы были найдены! Я не хочу, чтобы в смерти императора обвиняли меня!

В просторном зале, где обычно собирался городской совет Могонтиака, а сейчас расположились старшие командиры шести легионов, повисла напряженная тишина. Присутствующие знали Фракийца. Никто не осмеливался высказаться. Никто не хотел стать жертвой безудержного гнева гиганта командующего. В зале наступила тишина, зато снаружи, с форума, донесся изрядный шум.

— Что там такое? — рявкнул Максимин. — Декурион! Что там происходит?

— Там легионеры! — Декурион охраны уже минут десять топтался у дверей, не решаясь обратиться к разгневанному командующему. —

Они хотят тебя видеть, Доминус!

— Митрил! Выйди и разберись! — скомандовал Максимин. — Итак, вы все меня поняли? — Он мрачно оглядел присутствующих. — Я хочу, чтобы даже тень подозрения не пала на меня, ясно? Я хочу, чтобы убийцы Августов были найдены. Я хочу, чтобы все виновные в убийстве были найдены! Я сам…

— Гай! — В дверях стоял вернувшийся Митрил. — Там выборные от всех легионов. Они желают тебя видеть!

— Подождут!

— Гай, они желают тебя видеть немедленно!

Ночь с девятнадцатого на двадцатое марта девятьсот восемьдесят восьмого года от основания Рима. За час до рассвета. Окрестности Могонтиака. Лагерь XI легиона

— Они мертвы, — сказал Агилмунд. — Оба. Нас опередили.

— Кто это сделал? — спросил Черепанов.

Агилмунд пожал плечами:

— Тебе нужны доказательства?

— Твоего слова довольно.

— Похоже, ты рад? — спросил наблюдательный Скулди.

— Рад, — не стал скрывать Геннадий.

— Мы — тоже, — сказал Герул. — Не очень приятно убивать женщину… за деньги.

— Ну да, — сказал Черепанов. — Хорошо, что ты напомнил…

Он открыл сундук в котором лежали четыре туго набитых кошелька, взял два и протянул Агилмунду.

Гревтунг качнул головой.

— Бери! — сказал ему примипил. — Это половина. Свою часть вы сделали хорошо, и не ваша вина, что главное кто-то проделал вместо вас. Когда Аласейа вернется, я расскажу ему о вашей храбрости. Только ему — больше никто об этом знать не должен. Ни о том, что вы намеревались убить императора, ни о том, что вы его не убили.

Агилмунд кивнул. Он был сообразительный мужик и все понял.

— А теперь идите. Завтра будет трудный день.

Воины покинули его палатку, но в последний момент Ахвизра остановился…

— Тебе не нужны доказательства, Гееннах, и мы это ценим, но все же возьми! — протянул он Черепанову завернутый в тряпку предмет и вышел.

Геннадий развернул тряпку. Статуэтка. Черепанов поднес ее ближе к светильнику… Да, статуэтка… Иисуса Христа. Тяжесть, свалившаяся с души Геннадия, когда он узнал, что его парни опоздали, навалилась вновь. Непонятно почему. А секундой позже взгляд подполковника упал на собственные запястья. На красные отметины свежих саднящих татуировок.

«Число зверя…» — подумал он. Откуда-то изнутри выплыл страх…

«А вот уж хрен! — сказал сам себе подполковник. — Число зверя вовсе не триста плюс шестьдесят пять. Числа, они точность любят».

И сразу опять полегчало.

«Интересно, — подумал он. — Написано ли уже Откровение Иоанна? Или еще нет? А может, и сам автор его сейчас живет и здравствует. А что, было бы круто потолковать по душам с самим автором Апокалипсиса. И попросить прокомментировать мое число…» — Он посмотрел на татуировки, а потом, повнимательнее, на статуэтку, которую все еще держал в руках. Искусно вырезанная из дерева, она очень походила на изображения господа, виденные Геннадием в католических храмах, и была явно не просто поделкой, а настоящим произведением искусства. Но в данный момент Черепанов больше думал не о ее художественной ценности, а о том, что она является уликой. И как с ней поступить? Сжечь? Очень не хотелось. Оставить себе… слишком большой риск.

«Скорпиону отдам, — решил Черепанов. — Без комментариев. Пусть Митрич толкует по собственному усмотрению».

Однако ж Манию Митрилу статуэтку он так и не отдал. Оказалось, что «Митрич» христиан на дух не переносит. Две его престарелые тетки приняли крещение и пожертвовали имущество то ли общине, то ли каким-то нищим. Короче, лишили префекта законного наследства, посему он относился к последователям Христа примерно как истовый православный — к «совратившим» его жену сектантам: «Мочить гадов». Так что отдавать ему на поругание статуэтку Черепанов не стал, а позже подарил ее Лехиной жене. Чем очень ее порадовал.