Цена моей нелюбви. Я тебя верну

Шторм Вера

Тамила уходит, я же встаю с кресла, чувствуя дикую боль в плече. Надеялся, пройдет, но ничего подобного. Все еще хуже, чем вчера.

— Я думала, ты поехал в больницу! — громко говорит Дарина, останавливаясь в шаге от меня.

— А я думал, ты поедешь со мной, — честно признаюсь я.

— Поеду! Вставай, Альп, сегодня рана болеть будет еще больше. Вчера на адреналине был...

— Может, сначала позавтракаем?

Есть не хочу, но Дарине надо. Похудела сильно, выглядит бледной, обессиленной.

— Мы же не

на насколько часов уезжаем. Вернемся быстро... Ведь верно? Или ты сегодня решил переночевать в компании? — усмехается она, не скрывая раздражения.

— Нет, я весь в твоем распоряжении, — улыбаюсь я, пытаясь шутить. Хоть как-то обстановку разрядить. — Хорошо, поехали. Только безопаснику позвоню и переоденусь.

Дарина кивает, разворачивается и быстро поднимается по лестнице.

В комнате я пытаюсь снять рубашку, только получается хреново. Плечо гудит, пульсирует. Вчера я действительно не чувствовал такой боли. Даже смог самостоятельно переодеться.

— Дай помогу, — раздается за спиной голос Дарины.

Повернувшись, замечаю ее у двери.

Дарина не смотрит на меня, даже на рану, которую вчера обработала медсестра. Там уже видны кровавые пятна. Но судя по тому, как тяжело сглатывает Дари и как дрожат ее пальцы, нервничает сильно.

Одеваюсь, накидываю пиджак. Не без помощи жены, конечно.

Садимся в машину. Я с Дари на заднем сиденье, а безопасник и водитель — спереди. Они всю ночь не спали и сейчас оглядываются, будто за нами кто-то следит. Да только все. Больше нам ничего не угрожает.

— Расскажи... чьих рук это дело, Альп?

— Давида, — не медля ни минуты, отзываюсь я. Хоть открывать эту тему совсем не хочется. — Его убедили, что лучше убрать меня. Раз и навсегда покончить со всеми проблемами.

— С чего бы это?

Выдохнув, откидываюсь на спинку сиденья. Слишком резко. Морщусь от боли, которая отдается в висках.

— Будь неладно наследство твоего отца... — шиплю сквозь стиснутые зубы. — Я не понимаю... Да, было ожидаемо. Я знал, что следующий шаг дяди Юсупа будет именно таким. Что он ни гроша не даст сыну после всего, что узнал. Но, черт возьми, как до Давида все дошло? Ему помогли выбраться под залог. Но теперь ничего не поможет. Если это адвокат все донес... То ему нехило так достанется. Это непрофессионально.

— Папа все перевел на мое имя? — усмехается Дари невесело. — Зачем? Мне даром его деньги не нужны, Альп.

— Я знаю... Знаю, что тебе ничего от них не нужно. Но твой отец решил сделать такой шаг. Очистить совесть, так скажем...

— Он лежит в той больнице, куда мы сейчас едем?

— Напротив того здания... К нему хочешь?

— Да, наверное, в последний раз его увижу. Хотя совсем не хотела... Но сначала пусть твою рану... — Она не договаривает и кивает на мое плечо. — А то наследство... Мне оно ничего хорошего не принесло. Может... бездомным детям принесет. Буду

заниматься благотворительностью.

Дарина задумчиво смотрит на меня всю дорогу, но я отчетливо вижу, что мысли ее не здесь. Даже когда медсестра обрабатывает мою рану, она остается на диване в коридоре. Выйдя из палаты, нахожу ее там же. Она отсутствующим взглядом смотрит в одну точку. Не представляю, о чем она размышляет. То ли об отце, который в последний момент решил сделать хороший жест, из-за которого Дарина могла лишиться жизни. То ли брата своего материт, который с такой легкостью позволяет посторонним им манипулировать и верит в то, что мы с Дари гоняемся за наследством Юсупова.

На хрена, спрашивается? Даром не сдалось нам то наследство. Ни мне, ни Дарине. Но Давид думает иначе. Злость непонятно на что и месть застили ему глаза. Я думал, последний наш разговор заставит его задуматься. Ведь я отчетливо дал понять, что его сестра от всего отказалась. Но его адвокат явно опроверг мои слова. Иных предположений у меня нет. Ладно, с ним я тоже встречусь. И я буду не я, если не испорчу ему репутацию.

Выйдя из здания, мы отправляемся в противоположную сторону. Именно там лежит отец Дарины. Его болезнь неизлечима. Он тут под контролем врачей.

Поговорив с врачом, мы поднимаемся на нужный этаж. Дарина открывает дверь и заходит в палату. Взглядом дает понять, чтобы я остался с ней. Она молча разглядывает спящего отца, стоя недалеко от кровати. Судорожно вздрагивает, когда дядя Юсуп открывает глаза и с удивлением смотрит на нее. А у Дари глаза заполняются слезами. Она зажимает рот рукой, не в силах сдержать всхлипы.

— З-здравствуй дочка, — говорит он едва слышно.

Дарина не отвечает. Лишь часто моргает и шмыгает носом, как маленькая девочка.

— Прости меня... Прости, дочка...

Он тяжело дышит, с болью и сожалением смотря на дочь. Поздно... Слишком поздно, дядя Юсуп. И... как же я его понимаю! Прекрасно знаю, что крутится у него в голове. А самое болезненное… Времени, чтобы вымолить прощение, у него нет. Увы.

Выдохнув еще раз, он прикрывает глаза.

Дарина выбегает наружу. Идет в самый дальний угол коридора — к окну. Не сдерживается. Плачет так, что даже меня колотить начинает.

— Дарин… — Положив руку на ее плечо, слегка сжимаю его. — Не плачь, — тихо прошу я.

Она разворачивается. Смотрит секунд двадцать, а потом, прижавшись, обвивает меня руками. Кладет голову на грудь.

— Он... Боже... Он же умрет на днях...

Я заставляю Дарину отстраниться, хотя в обнимку целую вечность провел бы. Вытираю ей слезы и, взяв ее лицо в ладони, смотрю в глаза.

— Он болен, Дари...

— Дарина, — раздается за спиной знакомый женский голос. — Дочь...

Дарина выпрямляется, отстранившись от меня окончательно, и бросает на мать убивающий, ненавидящий взгляд.