Цена притворства
Шрифт:
С этими словами я дёрнула полы рубахи так, что пуговицы рассыпались дождём, а одна угодила Виталию Георгичу в стакан с чаем в медном подстаканнике. А так как лифчиков я в последнее время не ношу, взгляд любезного Виталия Георгича устремился в известном направлении. Я же наклонилась над столом, нависнув над следователем и капая кровью из рассечённой брови на протокол допроса, вполне дружелюбно поинтересовалась:
— Ну так что, гражданин начальник? Будем составлять акт полицейского произвола или я могу, наконец, поговорить с полковником Поповым?
Подвальное
На втором листке пришлось таки написать жалобу на превышение должностных полномочий при допросе. И хоть я честно призналась полковнику в том, что физический вред себе нанесла я сама, Александр Савельевич всё же выявил в действиях своих подопечных некоторые нарушения. Правда, в чём смысл этой жалобы я так и не поняла. Наверное, таковы тут порядки. Итак, свою задачу я выполнила, оставалось только ждать, и это, наверное, было хуже всего! Я отчаянно старалась прогнать тревогу, поплотнее свела полы рубахи и, заведя их за спину, завязала узлом. Усталость брала своё, поэтому, интуитивно выбрав себе из двух коек ту, что ближе к решётке, я решила прикорнуть ненадолго. Свернувшись калачиком, я подтянула колени к подбородку и зарылась носом в ворот Даниной рубахи, отдаваясь объятиям Морфея.
«Я сделаю тебе больно, но только один раз и больше никогда», - всплыло вдруг из глубин сознания.
«За эту ложь я тебя прощаю».
— Здравствуйте, товарищ полковник.
Мужчина оторвался от бумаг и захлопнул папку, смерив жёстким взглядом двух посетителей в серых костюмах. Этот контингент был ему хорошо знаком, хоть тот и редко захаживал в его кабинет.
— Чем обязан? — сухо поинтересовался он, поднимаясь.
Гости молча отделились от двери: первый приблизился вплотную к столу, второй обошёл полковника Попова по кругу и остановился немного поодаль. Такое поведение могло заставить нервничать любого, кто духом послабее, но Попов Александр Савельевич к их числу не относился.
— Мы пришли за Пылёвой, — без лишних предисловий произнёс мужчина, остановившийся напротив.
Полковник устало вздохнул, проследив за небрежно брошенным ему на стол пухлым конвертом. Только что еле избавился от мамаши Пылёвой, теперь вот подкрепление пожаловало.
— Благодарность от Рамзаева. Думаю, не нужно объяснять, кто это, — прокомментировал свои действия незваный
— Вынужден вас огорчить, — начал полковник.
— Знаете, мы очень не любим огорчаться. А наш начальник от этого просто в бешенстве, — перебил его мужчина.
— А что поделаешь, — флегматично пожал плечами полковник. Взяв папку, он, будто не замечая конверта на ней, сбросил тот на пол. — Задержанная Пылёва написала жалобу на моего подчинённого. Мы обязаны реагировать. Сами понимаете, перед нашей бюрократией все одинаково бессильны: и мы, и ваш «начальник».
Атмосфера в кабинете была напряжена до предела. Хватило бы крохотной искры, чтобы разгорелось пламя. Но если у обоих посетителей желваки ходуном ходили, то Александр Савельевич Попов был совершенно спокоен.
Второй гость подошёл к нему сбоку вплотную, но на фоне богатырского телосложения полковника, его жест устрашения казался скорее смешным, чем грозным.
— А вы уверены, что не пожалеете об этом решении? — прищурился его товарищ.
— Слушай, мальчик, — произнёс Попов, — я за свою жизнь больше забыл, чем ты знаешь. Я в твои годы полком в Афгане командовал и наших пленных пацанов у духов на патроны выменивал. Так что давай, попугай меня ещё. А потом забирайте-ка вы свои поганые деньги и выметайтесь отсюда. Надоели.
Ухмыльнувшись, первый молча вышел из кабинета. Второй, нагнувшись, собрал с пола банкноты и последовал за ним.
Стоило выпроводить этих гостей, как появились следующие.
— У меня приказ, подписанный министерством юстиции, о скорейшем переводе Пылёвой в Москву. Это вопрос решённый, и в ваших интересах не затягивать дело бессмысленными жалобами.
— Позвольте я сам разберусь, что в моих интересах, хорошо, молодой человек? И не надо мне тут, знаете ли, прозрачно намекать, — парировал Попов, впрочем, уже без особого энтузиазма.
— Знаете, вы ведь не меня сейчас огорчаете, а всё министерство юстиции, — никак не унимался его оппонент.
— А там уже в курсе, — усмехнулся полковник. — Бумага ушла в министерство и будет рассматриваться, вероятно, очень долго. Бюрократия, вы ведь сами понимаете.
— Простите. Мне сейчас кажется или вы нарываетесь на крупные неприятности?
— Так вы тоже решили меня попугать?
Попову это всё уже порядком надоело. Встав из-за стола, он распахнул перед гостем дверь:
— Знаете, я пуганый. Меня и не такие пытались «взять на понт», как выражаются мои подопечные. И ничего, жив-здоров, как видите, чего и вам желаю.
Насчёт последнего Попов, конечно, преувеличил. Рамзай — криминальный авторитет, след которого пытались обходить стороной, а при столкновении интересов уступать, либо, в противном случае, идти заказывать гроб — чтобы не почить в брезенте или целлофане, в местах лесистых или болотистых. Стать у него на пути – самоубийство, и полковник это прекрасно понимал. И не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы узреть Бестужевых и их связи в министерстве. Но и отказать Даниле полковник не мог. Послав Пылёву к нему, тот напомнил бывшему командиру, что должок за ним имеется, неоплатный.