Цена прогноза
Шрифт:
Паульсену не оставалось иного выбора, как отправить на север гонца с единственным заданием - предупредить товарищей о смертельной опасности. Выполнить это поручение мог один только Мариус Иенсен. Ранним утром 13 марта, на следующий день после своего удивительного марафона по гренландским льдам, Иенсен в одиночестве выехал на собаках на север. Ему предстояло каким-то образом миновать немецкую базу, обойти ее и проскочить к далекому острову Иль-де-Франс - крайней точке патрулирования. Там где-то один, без эскимосов, пребывал сейчас Эли Кнудсен, двадцатилетний отчаянный парень. Нужно предупредить в первую очередь его, а попутно - и всех, кто встретится.
Между
...День проходил за днем, а в датском поселке все было спокойно. Правда, эскимосы-караульные (что само по себе нелепость - как можно охранять поселение от ЧЕЛОВЕКА?!) не раз поднимали ложную тревогу: в каждой черной точке, появившейся на горизонте, им теперь чудился враг. Но кругом было по-прежнему тихо. Вот только Паульсену эта тишина не нравилась. Он предпочел бы услышать гул тяжелых самолетов, приближающихся с юго-востока, со стороны Исландии. Самолетов с американскими опознавательными знаками. (Почему они тогда не появились - остается загадкой по сей день.)
Двадцать третьего марта Паульсен вдруг ощутил смутную тревогу. Вероятно, причиной тому был туман, сгустившийся над морем. Перед тем долго стояла исключительно ясная погода, прибрежные полыньи клубились паром - и вот, пожалуйста, иэвольте радоваться, туман! Командир патруля приказал усилить наблюдение, и Курт Ольсен выехал на собачьей упряжке к высокому мысу милях в пяти от поселка. Не прошло и четверти часа, как Паульсен увидел мчащуюся назад упряжку. До его ушей донесся вопль Курта:
– Они идут! Их ужасно много!
Был вечер. В сочетании с туманом сумрак казался особенно густым. Но вскоре и Паульсен увидел с порога дома группу людей - зрелище, совершенно непривычное для полярного охотника-одиночки. Послышался лай: плененные немцами эскимосские собаки радовались возвращению домой. Откликнулись их местные сородичи. Паульсен и Опьсен бросились в дом, а эскимосы, как и решено было заранее, вскочили в нарты и помчались на юг. Это не было дезертирством - эскимосы не числились солдатами...
На двоих датчан имелись две винтовки. Сколько раз молил Паульсен американцев прислать ему хотя бы один пулемет! (Эти просьбы были услышаны лишь через несколько месяцев, и пулеметы были сброшены на парашютах уже после того, как нужда в них отпала.) Немцы же пулемет имели. Они привезли его на одной из трофейных упряжек. У каждого был автомат. Риттер привел с собой лишь пятерых, но его расчет был точен: из дневника Иенсена он узнал истинное соотношение сил, а также и то, как плохо вооружен патруль. Пулемет и автоматы гарантировали успех.
Остановившись на морском льду у самого берега, отряд укрылся за крупным айсбергом, вмерзшим в лед. Риттер приступил к переговорам. Сначала он окликнул по имени Паульсена, а потом - поскольку тот не ответил перечислил подряд всех остальных военнослужащих гренландской армии. В его
– Ну, что, вы намерены сопротивляться!?
Паульсен коротко выкрикнул:
– Да, намерены!
По домику ударил трассирующими пулями пулемет. Датчане успели сделать наугад несколько винтовочных выстрелов, но тут у порога взорвалась граната, за нею - вторая, сверкнуло пламя взрывов, вылетели стекла. Они бросились по лесенке на чердак, к люку - аварийному выходу на случай пурги. Им удалось спрыгнуть на землю с задней стороны дома. Две фигурки метнулись в разные стороны и потерялись во тьме.
Риттер торжествовал: Эскимонесс, "осиное гнездо" - в его руках! Он распорядился взять все продукты и меховые одежды со склада, забрать собак и сжечь поселок дотла. Что касается его горе-защитников, то они обречены. Без собак и походного снаряжения им долго не продержаться. А до ближайшего населенного пункта, острова Элла на юге - свыше двухсот миль!
Он торжествовал бы еще больше, если бы знал, как был одет Паульсен. На командире гренландского патруля не было ни верхней одежды, ни унтов. Только рубашка, брюки и сапоги из тюленьей кожи, заменявшие Паульсену ночные туфли: он ведь готовился к бою, а не к бегству! И не его вина, что защитить Эскимонесс не удалось - слишком неравными оказались силы. Словом, Паульсен был сейчас в таком же точно положении, как Иенсен десять дней назад. Только впереди лежали не пятьдесят, а двести миль пути, которые, даже при всем желании, не пробежишь... Ольсен же был экипирован много лучше: отправляясь на наблюдательный пункт, он был одет по-походному. И вообще ему неслыханно повезло: через день после бегства из Эскимонесса он встретил упряжку Хенри Руди, возвращавшегося из очередного патрульного рейда на юг, и вдвоем они благополучно добрались до острова Элла.
Паульсену пришлось туго. Он знал, что ни в одной из хижин, которые будут встречаться ему по дороге, он не найдет ни еды, ни одежды. Все уже было давным-давно израсходовано во время многочисленных патрульных поездок, уже много месяцев запасы не пополнялись - не до того было. К счастью, в первой же хижине ему удалось разыскать кусок старого брезента и рваный спальный мешок. Он прорезал в мешке отверстие для головы и облачипся в него, словно в парку, а ноги обмотал брезентом.
Паульсена не покидал страх. Он боялся погони, плена, смерти, пустячной метели на гладком безжизненном льду. Он сразу обморозил лицо, руки, ноги. Ноги быстро превратилась в сплошную кровавую рану, как это было и у Иенсена: брезент и тюленья кожа - плохая защита от острых камней и льда.
Перед ним все отчетливее вставала перспектива голодной смерти. Винтовку и патроны он сумел сохранить, но, как на зло, совершенно не было дичи. Ни тюленя, ни песца (в общем-то, малосъедобного), ни лемминга, маленькой полярной мыши. Сейчас он был даже согласен встретиться с медведем, хотя и понимал, что вступать в схватку со зверем в его состоянии крайне рискованно.
На восьмой день у Паульсена начались голодные галлюцинации. Ночь он провел в снегу, не успев добраться до очередной хижины. Внезапно он почувствовал какое-то облегчение и понял, что умирает. Если не удастся раздобыть еды сегодня же, сейчас же - конец... Он заставил себя добрести, доползти до бпижайшего домика и с яростью отчаяния принялся разыскивать в нем продукты. В углу, под грудой тряпья, он обнаружил бог весть какой давности банку бобов. Она спасла его.