Цена Рассвета
Шрифт:
Арья прикрыла глаза и принялась считать про себя до ста. Сестру хотелось убить на месте. Она была права, но оборотная сторона правоты заставляла злиться и кусать губы в кровь. Именно руководителю делегации придется лебезить перед синринцами, а, значит, перед наглым смазливым типом, который ежеминутно над ней издевался, намеренно портил нервы и пытался унижать. Аларье хорошо давать советы. Консультации, чтоб ей провалиться!
— Слушай, я не могу. У меня на него аллергия какая-то. Вот как на некоторые духи бывает, тут то же самое…
— Ну, я предупреждала, что он далеко не подарок. К счастью,
— Да, вполне. Но этот… слушай, ему нельзя слабительного в суп подсыпать? Чтоб сидел и пукнуть боялся?
Аларья рассмеялась, и Арья засмеялась тоже. Туго обхвативший лоб обруч боли постепенно рассасывался, становилось легче дышать; но предстоял официальный обед, и при мысли, что придется сидеть за одним столом с окаянным извергом, делалось тоскливо и муторно.
Пара вольнинских шлюх переоделась к обеду; они сменили наглухо застегнутые пиджаки и брюки из плотной ткани на длинные платья с умеренной глубины вырезами. Идеальное соответствие протоколу; полное согласие с синринскими представлениями о доступных женщинах. Фархад был не настолько глуп и уперт, чтобы делать выводы по покрою платья, плотно облегавшего грудь и бедра темноволосой армейской истерички; такой вывод подобал бы неграмотному работяге с первого уровня, но в голове все равно вертелось упрямое: «шлюха, публичная девка, дрянь…».
Одного факта ее присутствия за обеденным столом хватало, чтобы отбить аппетит. Сладкий и слишком резкий аромат духов вызывал тошноту. Должно быть, никто не просветил ее на этот счет — ни инструктировавшие, ни родная сестра. Ей не стоило пользоваться духами, красить губы и подводить глаза. Она выглядит, как дешевая девка — что ж, с ней будут обращаться, как с девкой ценой в пару риялов.
— Ты какую предпочитаешь, повыше или пониже? — вполголоса спросил он стоявшего рядом Белла; до прибытия всех участников обеда за стол садиться не полагалось.
— У меня с обеими проблем нет, — пожал плечами Бранвен.
— Что, уже? — приподнял бровь Фархад. — Ну и какая получше?
Кайсе Белл взглянул с недоумением, потом уловил намек и дернул щекой. В сторону сестер он все же посмотрел. Та, что повыше, перехватила его взгляд и улыбнулась. Фархад улыбнулся тоже, потом хмыкнул и слегка толкнул напарника локтем. Пантомима возымела эффект: высокая резко отвела взгляд, улыбка угасла.
Сели за стол. Фархад с омерзением оглядел сервировку. Стюард разлил по бокалам вино, предоставленное вольнинцами. Пряный ягодный запах поплыл по тесной столовой.
— Господа! — с бокалом в руках поднялась темноволосая. — Я хотела бы искренне поблагодарить вас за проявленное взаимопонимание и снисхождение к ошибкам, допущенным нашей стороной. Мы приносим самые глубочайшие извинения за этот инцидент и невольное оскорбление, нанесенное вам, представителям правительства Синрин.
Фархад хотел было сказать еще полчаса назад придуманную гадость, но кайсё Белл все испортил. Он тоже поднялся, помедлил и разразился ответной речью.
— Мы с благодарностью и уважением принимаем ваши извинения. Ни в коем случае не виним вас за эту ошибочную оплошность. Надеемся на ответную снисходительность к возможным ошибкам с
Звон бокалов, улыбки. Консультанту Наби тоже пришлось внести свою лепту в обмен любезностями и дружелюбными оскалами. По неведомому капризу сервировщиков, темноволосая сидела рядом с ним, и запах ее духов вызывал желание не то чихнуть, не то выйти и обняться с унитазом. Белл уже вовсю поддерживал светскую беседу. Корявые обороты его речи резали слух.
Фархад выучил язык за три месяца; на полное овладение лексикой и постановку произношения ему понадобился всего месяц. Два ушли на овладение интонационными тонкостями и отработкой верного ритма фраз. Теперь он мог пользоваться языком врага так же точно, как и родным. Преподаватели назвали его феноменом; итто кайи Наби и сам удивился тому, насколько легко все получилось.
Это был дар свыше, знак благоволения. У Белла, как знал из его досье Фархад, была идеальная память: он запоминал с первого прочтения любой текст, мог воспроизвести диалог спустя несколько лет. Эту особенность Фархад тоже считал полезной, очень полезной — но не такой важной, как свою. Недостаточно помнить. Нужно уметь говорить с людьми. Две фразы, брошенные вчера невесть зачем вломившемуся на синринскую половину секретарю, оказали отличный эффект.
Толстяк явился с приглашением к своему коллеге. Обоим предстояла рабочая ночь, вот он и собрался зайти за синринским сотрудником, чтобы пригласить его в переговорную. Прошел за пределы блок-поста — впрочем, успел сделать лишь пару шагов. Фархад сказал две фразы ему — при охраннике, перед камерами, ничего не опасаясь, — и одну собственно охраннику. Короткая нотация и приказ соблюдать установленный режим.
«Вы допустите ряд серьезных нарушений протокола, пытаясь подобным образом выполнять свои обязанности. Впредь воздержитесь от них. Проследите, чтобы этот сотрудник вольнинской делегации неукоснительно соблюдал указания».
Фархад вновь покатал на языке вчерашний монолог. Вкус победы был сладок.
— Я вижу, у вас не слишком хороший аппетит. Устали во время перелета? — вымученным голосом спросила темноволосая.
— Мне, офицеру Сил Самообороны Синрин, затруднительно чувствовать аппетит в то время, как большинство моих сограждан страдает от дефицита белка и калорий. Разумеется, вам этого не понять.
Высокопоставленная шлюха нервно сглотнула и поставила бокал на стол. Секунд двадцать она косилась на Фархада, потом положила и вилку.
— Вас кто-то заставлял эмигрировать?
— У вас весьма забавные представления об истории.
— И чем же они вас забавляют? — ох, как трудно было ей поддерживать светский тон…
— Вольнинский миф о добровольной эмиграции забавен, вы не находите? Своеобразное воплощение комплекса вины перед собратьями по расе, можно даже сказать, памятник ему. Должно быть, поколению, создавшему этот миф, трудно было признаться в содеянном даже самим себе. Разве это не смешно? Сфальсифицировать документы, создать историю, которой никогда не было, и сделать ее чем-то общедоступным — это ли не величайшее достижение ваших властей? Я никоим образом не возлагаю лично на вас вину за эти события, прошло много лет. Вы виновны разве что в нежелании знать правду, но это простительно, учитывая ваши положение и пол.