Ценой потери
Шрифт:
Отец Тома сказал:
— Вот видите!
— Зачем же вы так говорите? Вы же знаете, что это неправда. До поездки в Люк мы с вами даже не оставались наедине.
— В тот раз, — сказала она, — когда мой муж впервые привел вас в дом.
Ему было бы легче, если бы он разозлился, но зла против нее у него не было. В определенном возрасте лгать так же естественно, как и играть с огнем. Он сказал:
— Вы говорите вздор и сами это прекрасно знаете. Я уверен, что вы не хотите причинить мне зло.
— Нет, нет! — сказала она. — Как можно! Je t'aime, cheri. Je suis toute a toi [54] .
Мать
— Потому я к тебе и приехала, — сказала Мари Рикэр.
— Ей надо отдохнуть, — сказала мать Агнеса. — Все это можно обсудить завтра утром.
— Разрешите мне поговорить с ней наедине.
— Ни в коем случае, — сказала мать Агнеса. — Это недопустимо. Отец Тома, вы не позволите ему…
54
Я люблю тебя, дорогой. Я вся твоя(фр.).
— Почтеннейшая! Неужели же я буду ее бить? При первом ее вопле вы можете прибежать на выручку.
Отец Тома сказал:
— Если мадам Рикэр согласна, вряд ли мы сможем воспрепятствовать этому.
— Конечно, согласна, — сказала Мари Рикэр. — Затем я сюда и приехала.
Она тронула Куэрри за рукав. Ее улыбка, полная печали и поруганного доверия, была достойна Сары Бернар [55] в роли умирающей Маргариты Готье [56] .
55
Сара Бернар(1844–1923) — французская актриса.
56
Маргарита Готье— героиня драмы «Дама с камелиями» французского писателя Александра Дюма-сына (1824–1895).
Когда они остались вдвоем, она сказала со счастливым вздохом:
— Вот так-то.
— К чему вся эта ложь?
— Это не все ложь, — сказала она. — Я ведь вас правда люблю.
— С каких пор?
— С тех пор как провела с вами ночь.
— Но вы же прекрасно знаете, что тогда ничего не было. Мы пили виски. Я рассказывал вам сказку, чтобы вы поскорее уснули.
— Да. В некотором царстве, в некотором государстве. Вот тогда я и влюбилась. Нет, не тогда. Кажется, опять вру, — сказала она с наигранным смирением, — Это было, когда вы в первый раз к нам пришли. Un coup de foudre [57] .
57
Здесь — любовь с первого взгляда(фр.).
— В ту ночь, которую, по вашим словам, мы провели вместе?
—
— Да что вы несете?
— Мне с ним не хотелось. И тогда, чтобы как-то себе помочь, я закрыла глаза и вообразила, что это вы.
— Я, видимо, должен рассыпаться в благодарностях, — сказал Куэрри, — за комплимент.
— Тогда, наверно, ребенок и получился. Так что, видите, я им не наврала.
— Не наврали?
— Ну, серединка на половинку. Если бы я не думала тогда о вас, у меня было бы все по-другому, и я бы не забеременела. Значит, в какой-то степени это и ваш ребенок.
Он посмотрел на нее отчасти даже с уважением. Только богословам было бы под силу дать должную оценку извилистым путям ее логики и отделить в них добрый умысел от злого, а ведь совсем еще недавно он думал, что такое юное и бесхитростное существо не может представлять никакой опасности. Она улыбнулась ему чарующей улыбкой, словно надеясь выудить у него еще какую-нибудь сказку и оттянуть время сна. Он сказал:
— Лучше расскажите мне, что там у вас произошло в Люке, когда вы увиделись с мужем.
Она сказала:
— Кошмар! Просто кошмар! Я думала, он меня убьет. Про дневник не поверил. И донимал, донимал меня расспросами всю ночь и под конец так измучил, что я сказала: «Хорошо. Пусть будет по-твоему. Я спала с ним. И здесь, и дома, и всюду, и везде». Тогда он ударил меня. И еще хотел ударить, да мистер Паркинсон помешал.
— Ах, Паркинсон тоже там был?
— Он прибежал на мой крик.
— Сделать несколько фотоснимков?
— Нет, по-моему, он в тот раз ничего не снимал.
— А потом что было?
— Ну, а потом он узнал и про все вообще. Он хотел сейчас же увезти меня домой, а я сказала, что мне надо побыть в Люке, пока я не буду знать наверняка. Он спросил: «Что знать?» И тут все выплыло наружу. Утром я пошла к доктору, выслушала там страшное подтверждение и, не возвращаясь в гостиницу, поехала сюда.
— Рикэр думает, что ребенок мой?
— Я всячески ему втолковывала, что ребенок его… потому что до некоторой степени это так и есть.
Со вздохом удовлетворения она вытянулась на кровати и сказала:
— Господи, до чего же хорошо. А как было страшно ехать одной! Ведь еды я из дому не взяла, койку тоже, приходилось спать прямо в машине.
— В машине, которая принадлежит ему?
— Да. Но я надеюсь, что мистер Паркинсон довезет его до дому.
— Я бы попросил вас сказать отцу Тома, как все было на самом деле, но думаю, что это бесполезно.
— Да, корабли-то я уже сожгла.
— Вы сожгли единственное мое пристанище, — сказал Куэрри.
— Надо же мне как-то вырваться отсюда, — извиняющимся тоном ответила она.
Впервые в жизни он столкнулся с эгоизмом, таким же безграничным, как и его собственный. Та, другая Мари была отомщена, а что касается Toute a toi — вот когда она может торжествовать.
— Чего же вы теперь ждете от меня? — спросил Куэрри. — Ответной любви?
— Это было бы очень мило, но если вы не захотите, так им придется отослать меня на родину.