Ценой в жизнь

Зятьков Вячеслав

3 (перелом)

15.01.2011

Когда приходил с учебы домой, проводил с Мариной немного времени. Сразу садился писать, продолжал изучать это дело. К великому моему разочарованию писательство оказалось не таким интересным занятием, как я себе представлял в самом начале. Может быть, таланта у меня не было, или

подход неверный я выбрал, или, возможно, писать – удел стариков и фанатиков. А возможно, писательство – тоже непростая работа, которая только со стороны может показаться праздной, но любая работа прежде всего труд, даже если ты водишь ручкой по бумаге. К фанатикам я себя отнести не мог. Фанатизм, присутствующий при первых моих литературных шагах, постепенно пропадал. То, от чего я так резко и необдуманно сбежал, вернулось ко мне с новой силой. Я бежал от тоски, от серости жизни, от скуки и монотонности, но, сделав огромный крюк, вернулся на исходную позицию, словно побитая, уставшая собака. Я хотел чего-то другого, чего-то особенного. Но что именно мне было нужно – я не знал. Один ли я такой, который ищет то, что сам не знает? Может быть, я уже имею то, что всегда так желал получить? Но я не знаю, то ли это на самом деле. Что мне нужно было делать? Как узнать? Прекратить или продолжать поиски? Жадность ли это, когда не можешь остановиться в поисках своего счастья? Слабость ли это, когда бросаешь попытки отыскать свое «Я» и довольствуешься тем, что выпало?

Спустя несколько месяцев от былого огня в глазах не осталось и следа. Огонь потух, а я замерзал. Писать, естественно, уже не хочу, меня от этого тошнит, но я пишу. Душевный подъем закончился, а впереди на сотни тысяч километров простирается прямая серая писательская дорога. С трудом могу заставить себя открыть книгу, чтобы почитать, еще сложнее открыть ноут и писать. Я пытался это делать, но мысли не шли. Так и сидел с открытым ноутбуком половину дня, не продвинувшись ни на строку. Ни кофе, ни шоколадки, употребляемые мною тоннами, не помогали творчеству

двигаться. Музой моей оказалась не стройная девушка с волшебной палочкой, а толстый наглый мужик в засаленной майке и джинсах с пятнами от жира и кетчупа. И эта моя «муза» могла бы прийти только когда трезвая, а трезвой она практически не бывала. А когда бывала, то рыгала в унитаз и шаталась в поисках новой выпивки. Не повезло мне с музой. Я отчаянно жаждал вдохновения, но его не получал. Все, что я смог из себя выжать – пара бездарных коротких рассказов, которые сразу же отправились в «топку». И дневник, который вы сейчас читаете, тоже полетит в топку, как только я его закончу.

– Это нормально? – спрашивал я себя.

– Нет, друг мой. Ты что-то делаешь не так. Явно не так.

– Что же делать?

Этот вопрос вставал костью в горле каждый раз, когда я сам с собой заговаривал.

– Мне нужно писать? – спрашивал я себя.

– Нужно.

Спасение от серости обернулось самой серостью. Это пугало. Еще больше пугало то, что я очень далеко зашел, родные смотрели на меня как на будущего писателя, только об этом и спрашивали, возлагали на меня надежды. Отец даже мной гордился, что для меня было крайне удивительно, ведь он подобного рода профессии за профессии не считал. Мама всем знакомым успела рассказать, что я теперь учусь на филологическом факультете престижного университета и стремлюсь стать писателем. Родители сильно похлопотали, чтобы перевести меня в другой университет. Если бы это было по их инициативе, то я бы мог воспротивиться, сказал бы: «Не лезьте в мою жизнь». После демонстративно захлопнул бы дверь перед их носом и ушел. Однако так сделать я не могу. Я сам их просил мне помогать. Столько сил потрачено, что назад поворачивать просто так уже невозможно. Подрывать доверие отца я не решаюсь – раз я дал ему слово, что это окончательный выбор, значит, так тому и быть.

Конец ознакомительного фрагмента.