Цент на двоих. Сказки века джаза (сборник)
Шрифт:
– Веди меня наверх, – мрачно промолвил Перри. – Как только эти пробки увидят мое сердце, они выскочат сами – из простого сострадания.
Весь номер был увешан типично гостиничными невинными картинками, изображающими маленьких девочек с яблоками в руках, сидящих на скамейках и играющих с щенками. Других украшений в номере не было, если не считать разбросанных повсюду галстуков, а также розовощекого человека, читавшего розовую газету, полностью посвященную дамам в розовых чулках.
– Иногда приходится торить дороги и тропы, – произнес розовощекий
– Приветствую, Мартин Мэйси! – коротко ответил Перри. – И где это каменноугольное шампанское?
– Куда спешим? Это же вроде не налет. У нас вечеринка!
Перри покорно сел и с неудовольствием оглядел галстуки.
Бэйли не спеша открыл дверцу шкафа и извлек шесть симпатичных бутылок.
– Снимай эту чертову шубу, – обратился Мартин Мэйси к Перри. – Или, может, нам открыть все окна?
– Дайте мне шампанского, – сказал Перри.
– Идешь на цирковой карнавал к Таунсендам сегодня?
– Нет!
– Нет приглашения?
– Есть.
– А почему не идешь?
– Я устал от вечеринок, – воскликнул Перри. – Уже тошнит. Я уже так навеселился, что тошнит!
– Может, ты собрался к Говарду Тейту?
– Нет же, я сказал. Мне все это надоело.
– Ну что ж, – как бы в утешение сказал Мэйси, – у Тейтов все равно будут одни школьники.
– Да говорю я тебе…
– Я подумал, что ты наверняка собрался куда-нибудь. Судя по газетам, ты под Рождество не пропустил ни одной вечеринки!
Перри угрюмо хмыкнул.
Он больше никогда не пойдет на вечеринку! В его голове крутилась классическая фраза о том, что эта страница его жизни закрыта, закрыта навсегда! А когда в голове крутится «закрыта, закрыта навсегда!» или что-то подобное, можно с полной уверенностью сказать, что тут не обошлось без женщины, которая, так сказать, и осуществила это закрытие. Перри также пришла в голову еще одна классическая мысль о том, что самоубийство, в сущности, просто трусость. Эта мысль всегда отдает благородством, таким теплым и воодушевляющим! Только подумать, сколько достойных людей мы бы потеряли, если бы самоубийство не было бы просто трусостью!
Прошел час, и в шесть вечера Перри потерял всякое сходство с молодым человеком, рекламирующим линимент. Теперь он выглядел как первый набросок к картине разгула. Они пели импровизированную песню, текст которой только что придумал Бэйли:
Некий Пер Ламп, соблазнитель известный,Всегда отличался за чаем воскресным:Он переливал и заливал,Ни разу ни капли не проливал —При этом салфеткой колени свои он никогда не накрывал!– Проблема в том, – сказал Перри, закончив взлохмачивать свои
– У меня от природы тенор, – глубокомысленно заявил Мэйси. – Голос не тренирован, вот и все. Абсолютный слух, говорила тетка. Прекрасный певец от рождения.
– Певцы, певцы, все прекрасные певцы, – вставил Бэйли, который в этот момент разговаривал по телефону. – Да нет, не в кабаре. Я хочу яйцо. Пусть какой-нибудь проклятый клерк, который с едой – едой! Я хочу…
– Юлий Цезарь! – объявил Перри, отвернувшись от зеркала. – Человек со стальной волей и железными принципами.
– Заткнись! – взвизгнул Бэйли. – Эй, это мистер Бэйли. Пришлите нам ужин. Что-нибудь грандиозное. На ваш выбор. Прямо сейчас!
С некоторым затруднением он попал трубкой обратно на телефон, после чего его губы сжались, и с выражением торжествующей настойчивости он выдвинул нижний ящик шкафа.
– Взгляните! – не терпящим возражений тоном скомандовал он.
В его руках оказалось некое вычурное одеяние из розовой дешевой ткани.
– Штаны! – важно произнес он. – Глядите!
На свет появилась розовая рубашка, красный галстук и детский воротничок а-ля Бастер Браун.
– Глядите! – повторил он. – Это костюм для циркового карнавала Таунсендов. Я изображаю мальчика, который носит воду для слонов.
Несмотря на свое состояние, Перри был впечатлен.
– Я буду изображать Юлия Цезаря, – объявил он после некоторого раздумья.
– Так и думал, что ты идешь! – сказал Мэйси.
– Я? Конечно иду! Не пропускаю ни одной вечеринки. Полезно для нервов, как сельдерей.
– Цезарь! – рассмеялся Бэйли. – Тебя не пустят. Он не из цирка. Это из Шекспира. Лучше оденься клоуном.
Перри замотал головой:
– Нет уж. Только Цезарь.
– Цезарь?
– Точно. Колесница!
Луч света осветил разум Бэйли.
– А правда. Хорошая идея.
Ищущим взглядом Перри обвел комнату.
– Я позаимствую у тебя банный халат и этот галстук, – сказал он.
Бэйли задумался:
– Не пойдет.
– Нормально. Это все, что надо. Цезарь был варваром. Они даже не пикнут, если я скажу, что я Цезарь, потому что он был варвар.
– Нет, – покачав головой, сказал Бэйли. – Костюм надо взять напрокат в лавке. У Нолака.
– Уже закрыто.
– Проверь.
После пяти минут, проведенных у телефона, далекий, уставший голос сумел убедить Перри, что на другом конце провода находится мистер Нолак и что лавка из-за карнавала Таунсендов будет открыта до восьми. Успокоившись, Перри съел большое блюдо филе-миньон и выпил последнюю из трех оставшихся бутылок шампанского. В восемь пятнадцать швейцар в высоком цилиндре, стоявший у входа в «Клэрендон», смог наблюдать, как он пытается завести свой родстер.