Шрифт:
Глава 1
1
Помирать – так с музыкой!
Воткнула наушники, включила плейлист, умерла. Мой авторский рецепт самого идиотского ухода из жизни. Не повторяйте в домашних условиях, лучше выходите на трассу.
Нет, начну лучше с самого начала, прямо с утра.
Вот я. Ника Нежданова, брюнетка с хвостиком, 16 лет, тоже с хвостиком, рост 168 см, вес в рамках медицинской нормы, внешность на любителя, но я не парюсь. А вот моя школьная форма. Новая модная сумка с тетрадями и альбомом для рисования «настаивается» с вечера в коридоре. На календаре – вторник, 1 сентября, начало занятий в гимназии. Погода тоже ничего себе: солнце жарит с самого утра, осенний ветер мотается по городу, рвет в клочья редкие сизые облака и ломится в разинутые рты форточек с восторгом пьяного футбольного фаната.
Не день, а праздник, в общем.
Помню все, будто
Мне хотелось бы добавить прямо вот сюда драматических эффектов и воскликнуть: «Какая нелепая смерть!». Но, к сожалению, все произошло логично, обоснованно, хотя и глупо. Дам рецепт подробно, с раскладочкой. Берете обычный смартфон, включаете музыку в наушниках как можно громче и задумчиво пересекаете оживленный проспект, глядя не на светофор, а в плейлист с названием «БОДРЯЧОК». Британские ученые не дадут соврать: при таком раскладе вероятность несчастного случая составит примерно сто процентов. Меня вот судьба в прямом смысле слова столкнула с минивеном близорукого офисного работника средних лет. В противостоянии титанов победил, конечно, минивен. Я бестолковой кеглей отлетела в сторону, потеряв школьную сумку и злополучный гаджет. Страйк!
Жаль того парня, конечно. Мне-то что: пять минут славы в программе «Дежурный патруль», где я по понятным причинам выглядела не так чтобы очень симпатично, – и адьес амигос, вечная память, помним-скорбим, и все такое. А ему еще жить и мучиться мыслью о том, что он меня того, насмерть. Называется, отвлекся человек на рекламный баннер про скидки в магазине домашней техники. Что тут сказать: вынимайте, дети, бананы, то есть наушники, из ушей, хотя бы на пешеходном переходе.
Короче говоря, так уж сложилась моя жизнь, точнее, смерть, что хуже не придумаешь. Ни тебе романтических трагедий, о которых можно было бы снять кино, ни маньяков-убийц, ни лихорадки Эбола на худой конец. ДТП – такое даже в видеоблог выложить стыдно. Вот уж не думала, что буду депрессовать еще и после смерти. Эмо, блин, загробное. Но вопреки всем россказням о том, что после окончания земного пути душа обретает свободу не только от тела, но и от эмоций, колбасило меня не по-детски. И на то были веские причины.
Вам никогда не доводилось бывать на собственных похоронах? Нет? Точно? Видеть, как серый, будто мартовский снег, папа, любимый папочка, изо всех сил прижимает к себе маму, чтобы та не упала в обморок. А мама, всегда такая веселая, красавица наша, движется, как в замедленной съемке, возвращаясь в реальный ритм жизни только для того, чтобы снова страшно зарыдать в голос. И старшая сестренка, которая столько раз грозилась убить меня за то, что я брала ее тушь для ресниц, теперь стоит заплаканная, с той самой тушью, размазанной по щекам, и, кажется, совсем не рада тому, что меня больше нет. А я? Я могла только восседать мрачным грифом на ржавой кладбищенской оградке в паре десятков метров от собственной могилы и смотреть, как мои родные горюют и не догадываются, что их «любимая доченька и сестренка» все еще… жива?
Вот тут, если честно, я не уверена. Бесплотный дух, которого никто не видит и не слышит, как в дурацких фильмах про привидения, – это вроде не совсем живое. Но я все еще помню, кто я, откуда, могу ходить, думать, чувствовать. Так что ж я теперь за фигня такая? Пардон, что за «сущность»? Так принято говорить, я в курсе. У нас есть соседка тетя Оля, повернутая на эзотерике. Ей постоянно мерещатся эти сущности. Она считает себя почти медиумом, и если немного «кагорчика» употребит, то мгновенно выходит в астрал. «Битву экстрасенсов» до дыр засмотрела, смешная такая. А сейчас вон стоит себе рядом с моими родителями, плачет, а меня не видит. Всегда знала, что она такой же медиум, как я – барабашка. Правда, теперь я вполне могу быть барабашкой, кто знает?
От размышлений о вечных вопросах небытия меня отвлекли самые странные звуки в моей жи… неважно. Звуки земли, падающей на крышку деревянного гроба. Кладбищенские работники дружно, лопата за лопатой, присыпали красноватой землей мои бренные останки, – и смотреть на это со стороны было настолько чуднО, что я чуть не забыла о своем вселенском унынии. Люди обычно боятся смерти. Я тоже когда-то боялась, до тех пор, пока дедушка не умер от рака. Мне было тринадцать, и я хорошо помню, как он мучился в последние месяцы. Когда его не стало, мне, конечно, было грустно, но я знала, что теперь ему не будет больно, а наоборот, станет хорошо. Я всегда верила, что он попадет в уютное солнечное местечко, где можно будет спокойно рыбачить, пить пиво с друзьями, возиться со старым «жигуленком» в гараже, и где
Когда катафалк и остатки похоронной процессии скрылись вдали, я слезла с оградки и подошла к собственному захоронению. «Нежданова Вероника Владимировна, 1.04.1999-1.09.2015». Красивые даты получились. Родилась в день дурака, умерла в день знаний – какая глубокая символика! На временном деревянном кресте красовалась моя самая любимая фотография. Мы сделали ее, когда всей семьей отдыхали в Греции. Улыбка в тридцать три зуба, глаза горят первобытным восторгом. М-да, были времена. Я невольно покосилась на свою унылую одежку – шутка ли, третий день в одном и том же. Разумеется, я так и расхаживала по миру в уродливой форме гимназии, куда брела в то памятное сентябрьское утро до встречи с минивеном. И где, спрашивается, все эти струящиеся белые одежды и удобные белоснежные тапочки, которые полагаются мне после упокоения? Фиговенько тут фэшн-отдел работает, вот что я скажу.
Я вздохнула и от нечего делать попробовала утоптать рыхлую землю под ногами. Как и в предыдущие разы, когда я пыталась воздействовать на окружающий мир, ничего не вышло: мать-сыра земля осталась нетронутой. Как ни странно, мое тело не просвечивало, и я могла потрогать окружающие меня предметы, но вот сделать с ними ничегошеньки не получалось. Идиотское ощущение, как будто весь мир тебя игнорит, или как в блогах, где ты можешь только читать, но не комментировать посты. Ненавижу такое, кстати.
Видимо, издеваясь над этой непростой ситуацией, Вселенная в виде огромной вороны уверенно спланировала прямо на мой скорбный мемориал и нагло каркнула.
– Серьезно? – Спросила я с выражением самого саркастичного сарказма и даже попыталась выразительно поднять бровь, как герои комедийных ситкомов.
Ворона уставилась прямо на меня – может быть, дело в брови, моргнула своими антрацитовыми бусинками и снова каркнула. Уже вежливее, как мне показалось.
– Видишь ли, – я сцепила руки за спиной, точно как наш преподаватель по истории искусств, и, выставив вперед одну ногу, артистично промолвила. – Ты хоть и ворона, но мне очень скучно. А еще ничего не понятно. Поэтому я готова побеседовать даже с птицей, которая ест сырых мышей, только бы не прохлаждаться на кладбище одной.
В ответ ворона что-то озадаченно прохрипела, хлопнула крыльями и улетела.
– Разумеется. У тебя дела.
Я снова вздохнула и поглядела на часы. Прекрасно зная, впрочем, что они остановились на моменте моей хм-хм… в общем, теперь они всегда показывали 7:47 утра. Это время застыло на табло спустя мгновение после страшного удара, от которого все в моей голове и теле перемешалось и куда-то унеслось. Кажется, весь этот кошмар сжался до размеров крошечной черной дыры с цифровым обозначением «7:47». Именно в это время под адский визг тормозящих машин немолодой плотный мужчина выбежал из минивена ко мне, упал от ужаса, потому что эта кучка неправильно сложенных рук, ног и костей – это была я, когда-то юная и прекрасная. В 7:47 утра прибыли карета скорой помощи и наряд милиции, угрюмый мужчина в форме вытащил из моей школьной сумки проездной и мобильник, набрал номер и сказал, что со мной произошло несчастье. В 7:47 утра я прибежала домой, где застала маму в истерике, а папу в состоянии близком к помешательству. Я кричала, плакала, умоляла их не убиваться так – ведь на самом деле со мной все в порядке. Но вот уже 7:47, а меня так никто не увидел и не услышал. Мои родные готовились к похоронам, завешивали полотенцами зеркала и пытались поддержать друг друга. Для них дни медленно, абсурдно, но текли один за другим. А я застряла в одном мгновении, откуда не могла сдвинуться ни на секунду. По крайней мере, так мне казалось.