Центумвир
Шрифт:
– Не провоцируй, Ярый. – Растягивая губы в злой улыбке. – Не советую. Или ты тоже не понимаешь, с кем связался?
Секунда глаза в глаза. Кто-то должен был сорваться. Било обоих изнутри. Било нещадно. Полосовало. Но снова звонок ему, непонятно кого спасший. Истомин отстранился и молча ушел переодеваться.
***
«Балтика 7 или три толстяка?»
Смс от инопришеленца, когда я с утра, после бодрящего душа приводила ебало в порядок, хлебая кофе в ванной и придирчиво осматривая каждый пробный штрих нереализованной внутренней стилюги, превращающей мое мрачное ебало в утонченную и до безумия привлекательную
Секунда и после его смс фото браслетов.
Первый витый изящный, второй литой из трех колец с вставками брюликов. В углу фото заметила подложку с серьгами, обвела понравившиеся в редакторе и отослала обратно со словами:
«Оба. И вон те семки с сапфирами».
И ухмыльнулась себе в зеркале, когда услышала через приоткрытую дверь ванной, смежной с нашей спальней, звук уведомления о смс. Звук его телефона. А спустя секунду в ванную ввалился Истомин и положил передо мной пакет:
– Я прямо как знал. – Зевая и непринуждённо приобнимая меня, деловито вскрывающую коробки. – Хорошо, когда вкусы сходятся, скажи же.
Тварь. Ты безупречен. Даже в скандалах. Особенно, когда знаешь, что скосячил. Тварь… моя тварь.
– Угум, сходятся. – Фыркнула я, сравнивая фото и содержимое коробок. Он взял все серьги с той подложки.
Вчера осушила подчистую бутыль вина, шлифанула вискарем и белым ромом. Мне было хуево. До момента, когда пришла к выводу, что всё и всех на хуй. До момента, как проснулась и проверила телефон, в поисках оповещений от него, не приехавшего домой ночью. До момента, пока окончательно не послала на хуй. До момента, когда… считал все и знает, как подлизаться, понимая что, полоснул. Ножом. Жестко. По привычке. Как тварей своих, а я ведь особенная тварь… По мне надо со вкусом и особым подходом.
И он с нажимом ладонями от талии и выше. Почти единовременно с тем, как закладывала руки ему за шею и инстинктивно перехватала его кисть, когда она пошла выше груди. По моей шее. К лицу. Где в углах филеры.
– Да брось, – прыснул он. – Думаешь, что я все еще не в курсе? На зуб прикольно, кстати. Упругая штука такая.
– Ты меня кусал за углы челюсти? – охренела я.
– Мне было до жути интересно. – Отстраняя мои пальцы и ощупывая углы челюсти с ухмылкой. Травящейся возбуждением. – Я аккуратно, ты даже не проснулась. – Его нижняя губа прикусана. И ведет ей вперед, оставляя быстро сходящие, но такие умопомрачительные следы на коже его губ. – Махнула рукой, правда, но я успел отскочить. – Склоняясь и притрагиваясь губами к моему виску, неотрывно глядя в мои глаза в отражении. – Спишь как пожарник, я тебя всю истыкал, проверял, где еще пасхалки есть. – Губы в легком поцелуе снова к моему виску.Легком, поверхностном. Но меня кроет. Кроет от того, что его кроет по этому всему. Во мне. И он от этого ловит кайф. Как поклонник экстравагантности. Как истинный эстет. Как человек с безупречным вкусом. – Пасхалочки… Алена Васильевна, я… просто охуеть насколько заинтригован, пардоньте за май недофранц.
– Не нашел еще пасхалочки, да? – ухмыльнулась я.
– О, а они все-таки есть? – пальцы сжимают грудь. – Так где они? Оказывается, если девочка сечет… – Выдох сквозь полуулыбающиеся губы в мой висок, прикосновение губами. Укус. Едва слышно, – а моя девочка сечет…
– Угадай. – Разворачиваясь и закладывая руки ему за шею, ощущая как на папа на рейве, и это услаждением на натянутые струны. И неважно, совсем не важно как сильно были натянуты, главное вот
– Губы? – склонился, теснее прижимая к себе.
– Какие? – фыркнула я, вспоминая первую свиданку, где его вынесло с этого моего вопроса. Вынесло в фантазии те, что я потом воплотила. И хочу сделать это еще раз.
– Я и те и те пробовал, но с тобой я уже ни в чем не уверен... – улыбаясь и касаясь языком уголка моих улыбающихся губ, сильнее стискивая грудь.
Звук оповещения о смс в моем телефоне, лежащим на краю раковины. Под его взглядом. Тотчас привлеченным к нему. Сотая доли секунды на то, чтобы прочитать смс от Вадима:
«Не знаю, не люблю таких. Эта из бухгалтерии смахивает на ту криповую леди из сериала, про который ты мне рассказывала. Кстати, завтра дорасскажи, а то у меня по ходу в ближайшее время не получится посмотреть».
Прочитать и утратить контроль.
– Переписку открой. – Безапелляционно приказал он.
– Это что за тон? – приподняла бровь, глядя на него, не отрывающего взгляда от экрана моего телефона. Который проклинала. Как и свою только что проснувшуюся подружку. И себя.
– Ты с ним переписываешься?
– Не накручивай, – максимально ровно начала я, стараясь успокаивающе смотреть в его наливающиеся бешенством глаза. И инстинктивно отпрянув назад, – слушай, дай мне объясн…
– Ты переписываешься?
– Яр, ты себя накр..
– Переписываешься?
– Яр, это прос...
Договорить я не успела. Он улыбнулся. Невероятно красиво и запредельно ужасающе. Одновременно с такой силой врезая кулаком в зеркало позади меня, что под громкий парализующий скрежет по стеклу пошла сетка трещин, частая в эпицентре, почти непрерывная, окрашенная его кровью, и расходящаяся практически по всему полотну.
– Не провоцируй, да, сука? Так ты мне сказала? – хрипло выдал он, встряхивая рукой. Звон выпавших из костяшек осколков по плитке. – Куда ты пошла, блядь, я с тобой разговариваю!
– Руки нахуй убрал от меня, психопат! – С силой оттолкнула его, а он вспыхнул, сжал меня до боли, вскинула голову и прорычала сквозь зубы, – давай, Отелло, мне еще перееби, что я с кем-то кроме тебя парой слов все-таки перекидывалась! Вот шлюха какая, да? Может, на цепь меня посадишь? А? Хули молнии глазами метаешь? Мне за наручниками идти, нет? Или возле батареи с ними подождать? Я тоже у ноги сидеть не буду никогда нахуй! И в жизни не стану тяфкать только то, что ты мне разрешишь! Надо тебе это так давай я тебе кого-нибудь другого вместо себя найду! У меня знакомая есть – закачаешься! Тихая, смазливенькая, в рот тебе смотреть будет круглыми сутками, а чирикать только то, что ты ей прикажешь, массаж вообще выше всяких похвал, борщи – Мишлен отсосет, а если не дай боже с кем-то с хуем между ног поздоровается, то вены себе сразу вскроет, посчитав это за непростительную измену! Ну, такая, знаешь… на которых охотно женятся, и которые охотно терпят таких мудил, как ты!
И его накрыло. Это было страшно. Он разъебал все. Такой ярости я никогда не видела и просто оцепенела, наблюдая, как он разносит ванную. Зеркало, сушилка и фен, все с полки под зеркалом, с краев стойки с раковиной, столик рядом со стеклянным душем, стойки, стенки. Звон осколков по перепонкам. Долбит по нутру, вскидывающему голову и предупреждающе щерящемуся. Приподняла подбородок, скрещивая руки на груди и приваливаясь плечом к стене, сквозь ресницы наблюдая как неистовство, клокочущее в нем, получая мощный выход, сходит на нет.