Центумвир
Шрифт:
Мороз по коже. Либо принимать, либо нет… Его либо принимать полностью таким, какой есть, либо нет. Выбор охуенен.
Особенно когда выбор делаешь, охуеваешь. Никита сечет в универсальных философских формулировках .
– Яра, еще один слух есть. – Юра смотрел в его ровный профиль, с непроницаемым выражением глядящий в потолок.
– Жги, чего уж, – усмехнулся он.
– Андрей Михалыч выбыл с тронов. – Ровно произнес Юра, потянувшись с бутылкой к его бокалу. – По здоровью.
– Это не слух, – отозвался Яр, с насмешкой посмотрев на него. – Андрей Махалыч действительно выбыл, канцер в его голове все-таки одержал победу. Уже почти растение. Сам не видел, супруга его звонила вчера, сообщила.
Он произнес именно Махалыч,
От того кошмара, что у меня в мыслях мелькнул, мне захотелось выпить. Нормально так выпить. Набухаться. Не выдавая ни единой эмоции, просительно коснулась его пальцев с бокалом с черным ромом. Отпила.
«…очень нехуево так по башке съездили… это последствие».
Мне крайне тяжело представить человека, которому Яр позволит себя ударить. С такими-то своими сверхреакциями, он замечает все. Мне крайне тяжело представить того, кто рискнет его ударить. Мне тяжело представить того, кому он это позволил. А он был. Сын называет его Андрей Махалыч и говорит, что тот выбыл из… главнюков потому что рак его доконал. Супруга вчера ему сообщила. Пиздец.
Отец.
У меня не было вопроса за что именно он бил Яра, я знаю, может это и неправильно… но у меня в голове, в крови долбило только одно – как можно бить сына так, чтобы едва не убить. Потому что «очень нихуево так по башке съездили». И из-за такой черепно-мозговой Яр пожинал плоды адской боли в ненастную погоду. Вот едва ли выверял силу своих ударов Андрей Михайлович Истомин, когда избивал того, кто ему это позволил.
– Наши главнюки боятся, что Веретено по сценарию Арнаута пойдет, – негромко продолжил Никита, напряженно глядя в стол, – то есть выяснит, где общак, Стригача вскроет и весь клан без бабла. Поэтому затеяли рокировку, и мне постепенно все на хранение передадут. Сказали, что сейчас биографию рисуют, потом в Новосибе меня выставят, там же три года батрачить на благо города, так сказать, у народа создать репутейшн честного политгандона, ну и светануться, все как полагается, а когда утрясут здесь все, то обратно перетянут...на пепелище, видимо… а мне теперь три года не спать, с их ярдами под жопой, потому что если наших въебут, то в первую очередь у меня голова с плеч слетит. Буквально. Потому что война...– прикрыл глаза, качая головой и неровно выдохнул. – Это пиздец, Яра. Зря я в первые ряды лез и без проебов все делал, надо было тебя слушать... но нет, отличился, блять, заслужил повышение. И хуй знает, что теперь делать с этим... – глубоко вздохнул и посмотрел на прищурившегося Яра, глядещего на свой бокал. – Вот, собственно, потому я свиданку вымаливал, а до тебя хер дозвонишься! Шива твой вообще охуел! Я уверен, он и сатану на хуй пошлет, когда тот явится за твоей душенькой, полагающейся ему по законному праву! Этому сторожевому псу вообще похуй с кем он разговаривает! Как попугай, блять: «его нет в городе, он очень занят, но я все передам, как только он станет доступен»!
– Он передавал, – возразил Яр. – Я действительно в запаре был, не знал же, что ты дно пробил, думал, тебе просто опять скучно, как освобожусь, развлеку.
– Да я сам по морям-океанам развлекался, отпуск, как-никак, впервые за пять лет, – невесело улыбнулся Никита. – Рванул обратно, как узнал, но не по телефону же про дно… а тут попугай твой и тебя хуй поймаешь. Потом вспомнил, что Старый как самая лютая сплетница, знающая все и обо всех, наверняка в курсе, где ты дислоцируешься и как с тобой связаться. – Недовольно посмотрел на Юру, – и до тебя хер дозвонишься, твоему сторожевому псу тоже пизды пизды бы отвесить. Меня четвертуют, а вы даже не поржете, потому что и не узнаете! Друзья, называются! Вот собственно и все. Яра, есть у тебя мысли дельные?
Яр чуть прищурился, глядя в потолок и посмотрел на меня:
– Ты не устала? Иди, отдохни. Мы недолго.
– Да, там комнату подготовили. Третья дверь слева.
– Я сама, спасибо, – пробормотала я, но Юра уже гаркнул «Настасья Григорьевна!» и эта удивительная женщина снова возникла непонятно откуда и непонятно почему так быстро.
Выцыганив у нее еще бутыль, поплескалась в джакузи, смежной с выделенной опочивальней. Погрустила и даже всплакнула. Потому что ужас брал. Такой, что из трясущихся пальцев выпала почти опустошенная бутылка, когда сгорбившись сидела на краю широкой постели, оперевшись локтями о широко разведенные колени и исподлобья мрачно глядя в панорамное окно, впитывая ночной сумрак, царствующий на улице и пожираемый внутренним мраком. Тихо рассмеялась и подобрала ледяными пальцами бутылку. Поднесла к улыбающимся губам, чтобы глотками прервать безумное хихиканье. Безумное. Реально, Джокер, блядь…
Четыре утра. Сонный паралич. Проснулась с пятой попытки. Больше спать не хотелось и не могла себя заставить. Яра не было в комнате. Лежала на спине, глядя на ночное ясное небо, заглядывающее через большое овальное окно и в голове… пустота.
За дверью раздались голоса. Сначало смазанно, но по мере приближения к комнате все более отчетливо. Эка они посидели
– Сним-м-май! – Голос Юры протяжный и видно, что язык конкретно заплетается из-за «в вашем алкоголе крови не обнаружено» (с). – Насталья Григргр.. григри…
– Ты прямо как Феррари, Старый. – О-о-ой, а инопришеленца-то, словно бы и не взяло людское зелье. – Старое Феррари. – Гоготнул, открывая дверь, но не заходя внутрь. – Настасья Григорьевна, там, в брюках зажигалка, выкинете ее, пожалуйста, она уже бесполезна.
В смысле, блять? Как понять «там, в брюках»?!
Я повернулась на постели и приподнялась на локте, прищурено вглядываясь в приоткрытую дверь, ручку которой сжимала корячка инопришеленца в каком-то темно-синим широком рукаве, похожим на неотъемлемую детальку халата. А приезжал он в темно-изумрудном джемпере. Мной, между прочим, купленном ему. Где мой, сука, джемпер?!
– Как у тебя получается так разгр...раваривать...так хорошо? – изумился землянин оставшийся как и остальное тулово инопришеленца вне поля моего зрения. – Не отвечай! Насталья Гргр... в общем, это надо про.. осушить... спокойной ночи, брат! Ты охуел... нен. Нет, охуейн... Люблю, короч…
– Поцелуешь меня? – умилился Истомин. – Я жил в толерантной стране, я потерплю, полупокер блять.
– Не настолько охуенен, бра-атан. Но как чо изменится, ты будешь первым на очереди. Потом наш… самый красивый депутат наш… ну и Лютый... а Рика ваще ж ничо такой, скажи же... Бля, не, нахуй! – Испуганный голос Юры, – я реально полупокер!..
И хлопок двери.
– О, ты не спишь! Джокер, у тебя минусы вообще есть?.. – ну, подбухнул он нормально. И под халатом ничего нет. Теперь точно ничего. Потому что, сняв нижнее белье, он деловито выжал влажную ткань в большую кадку с каким-то полудеревом и повесил на батарею.
– Ты вспотел? – спросила я, с интересом разглядывая его тулово, укладывающееся на постели рядом.
– Старый в бассейн уронился. – Погано ухмыльнулся, поворачиваясь ко мне и подпирая рукой голову, разглядывая мое лицо. – Почти сам. Был бы я трезвее, то успел бы победить его хватательный рефлекс. Хорошо, что я телефон успел отбросить, а то там бы Старого и утопил. Хочешь посмотреть, как Никита плачет?
– От отчаяния? – фыркнула я. Надеясь, что из-за своего несколько хмельного состояния, он пропустит то, что не до конца правдиво. И мысленно дав себе затрещину.
– Да. – Широко зевая, кивнул Яр. – У него жена открыла центр похудания, или как он там... короче, туда приходят, чтобы ничего не делать, только терпеть истязания и из-за этого сбрасывают жир. Некоторые орудия пыток ебашат током. Мы решили опробовать. – Иронично повел уголком губ, глядя на мое восторженное ебало, – да-да, детский сад. Но я бухой и меня взяли на слабо, так что мне простительно.