Центурион
Шрифт:
– Какой?
– Ну хорошо, целый район не смог заставить тебя изменить своим принципам. Но всегда находятся мыслящие создания, не понимающие слово «нет». Как ты заставил их успокоиться?
– Очень просто. Особо назойливым я в конце-концов говорил, что если они не отстанут, я запишу их в число своих врагов. Чаще всего это действовало.
– А в тех случаях, когда не помогало и это?
– А как ты думаешь, почему я подался в помощники центуриона? Старина Эд обращался с той штукой, которая висит у тебя на поясе, просто
Еще бы. Конечно, дошло.
И все-таки, я не мог не сделать еще одной попытки.
– Кстати, не мог бы ты мне назвать правила, по которым действует твоя этика?
– А ты сейчас же начнешь придумывать вариант, при котором можно эти правила обойти. Не так ли?
– Почему бы и нет?
Я решил держаться до последнего.
Краб пару раз щелкнул челюстями и сказал:
– Я могу назвать тебе только одно правило.
И это неплохо.
– Говори же, – почти пропел я. – Говори, я весь во внимании.
– Правило простое. Я действую согласно собственной этики и во избежание неприятностей не объясняю никому ни при каких обстоятельствах ее правила.
– А что, если я по незнанию сделаюсь твоим врагом?
– Когда ты подойдешь к опасной грани, я тебя предупрежу.
Следующий вопрос я задать не успел.
В приемную так, словно за ним гналась толпа с веревками и факелами, ворвался низенький назарунец, смахивающий благодаря покрывавшей его шерсть на бурундука, и отчаянно завопил:
– Нападение! Он разрушает мой дом! Помогите!
– Ну вот, начинается, – с нескрываемой радостью сказал Мараск. – Кажется, кто-то заявлял что он настоящий центурион? Прошу приступить. Эта проблема как раз для такого крутого парня, как ты.
6.
– Спокойно, без паники!
Произнося эту банальную фразу, я был противен сам себе.
Прах возьми! Это надо же додуматься и натянуть шкуру цепного пса закона на стопроцентного преступника.
– Как это без паники?! – проверещал назарунец. – Он вот-вот разгромит мой дом. Где я тогда буду высиживать праздничные яйца?
– Кто именно?
– Здоровенный, ужасный, сильный как бык кабланды. Он вломился в мой дом и теперь пытается его разрушить.
– Почему?
– Так положено по обычаю. Но старина Эд всегда принимал необходимые меры и спасал мой дом. Теперь ты центурион и, стало быть, должен его остановить. Торопись. Кабланды ревет как бешенный и буйствует.
Тут, видимо, самообладание у назарунца окончательно сдало, и он перешел со всегалакта на свой родной язык.
Выслушав несколько фраз на скрипучем языке, который наверняка можно было придумать, лишь прячась в дупле дерева, я решил, что настало время действовать, и заявил:
– Все понятно. Пошли, разберемся на месте.
Второй раз повторять не понадобилось. Назарунец от избытка чувств несколько раз поднырнул метра на полтора, а потом устремился на улицу. Я последовал
Напутствовало мне шипение Мараска:
– Звезду прикрепи, чучело. А то никто не поверит, что ты являешься центурионом.
Сказать, что я думаю о таких помощниках, времени уже не было. Да и совет имел смысл.
Выскочив на улицу, я выудил звезду центуриона из кармана и, прикрепив ее на грудь, устремился вслед за назарунцем.
День на Бриллиантовой, судя по всему, клонился к вечеру, и на улицах появилось больше прохожих. Конечно, они с большим любопытством глазели на то, как я бегу вслед за маленьким назарунцем. Наверняка новость о том, что появился новый центурион, облетит район в ближайшие полчаса. И наверняка кое-кто будет заключать пари на то, доживу ли я до завтра.
«Доживу, – подумал я, усиленно работая ногами, стараясь не потерять из виду назарунца. – Назло всем доживу. И найду убийцу. И сбегу с этой планеты. И натяну нос стражам порядка. И, может быть, даже где-нибудь осяду, на какой-нибудь забытой богом планетке, и буду жить тихо-мирно до самой смерти. Не нужно мне больше приключений. Слишком их в последнее время стало много, слишком они стали опасными.»
– Вот, – сказал назарунец, останавливаясь возле небольшого, крытого черепицей домика. – Я живу здесь. И буду жить дальше. Если, конечно, вы выполните свой долг.
– Будь спокоен, мы это как-нибудь утрясем, – уверенно сказал я и прислушивался.
В самом деле, в домике кто-то хозяйничал. Слышался звон бьющейся посуды, а также треск ломающейся мебели.
– Если он заберется в подвал, все пропало! – в отчаянии воскликнул назарунец.
– Не заберется, – буркнул я и решительно подошел к двери домика.
Так, сейчас, стало быть, ее надо открыть, ворваться внутрь и утихомирить буйствующее там чудовище. Кстати, что обычно говорят центурионы, когда хотят кого-нибудь призвать к порядку?
Что-то вроде…
Для того чтобы оттянуть время, я вытащил «кольт» и сделал вид, будто проверяю, заряжен ли он.
Так что же там я должен крикнуть? Я должен, я обязан вспомнить, поскольку не могу, не имею права облажаться. Все должно пройти без сучка и задоринки. Иначе весь район решит, что я никакой не центурион, а шут гороховый. Между прочим, искать убийцу, обладая репутацией шута горохового – гиблое дело.
Стоп, кажется вспомнил.
Пинком распахнул дверь, я ворвался внутрь и гаркнул:
– Именем закона приказываю прекратить буйствовать!
Как оказалось, внутри домик состоял всего из одной комнаты. Посредине нее стоял здоровенный детина раза в два шире меня и на голову выше. Услышав мой крик, оно прекратил жевать ножку, отломанную от валявшегося неподалеку столика, и удивленно спросил:
– Это еще кто?
– А разве ты не видишь? – спросил я и ткнул стволом кольта в знак, свидетельствующий, что отныне я с законом на «ты».