Цензор. Дилогия
Шрифт:
Я смотрел на этот клубок, вываливающийся мне на колени… мои потроха… и это не аватара…
Стас вырвал из меня нож, замахнулся для нового удара…
– Мы так и будем играть в детский сад?
Я сам поразился, как уверенно и холодно прозвучал мой голос. Будто не я это говорил, а какой-то самоуверенный тип, сидящий не здесь, с собственными потрохами на коленях, – а далеко-далеко, в совсем другом мире.
– Стасик, – почти нежно проговорил
Он вздрогнул от этого приторно нежного «Стасик», как от ледяного душа. Отпрянул от меня.
Уже не улыбался. Глядел на меня – почти испуганно.
Потом вздохнул, кивнул – и выбросил руку с ножом мне в голову.
Жик-жик-жик-жик!
Нож чиркал по моему лбу, рассекая кожу – а я даже не успел зажмуриться, так быстра была его рука.
А потом зажмуриваться было уже поздно. Стас поднялся с колен и шагнул прочь от меня, к мальчишке.
Я чувствовал, как кровь хлещет из распоротого живота. На бедра будто лилась горячая вода.
Я чуть поднял скованные руки. Не чувствуя пальцами ничего – слава богу, что наркотик так хорошо действовал! – взялся за свои потроха, похожие на клубок мокрых змей. Толкнул их обратно, чтобы не вывалились совсем. Попытался свести края разреза.
А когда поднял глаза – Стас был уже у мальчишки. Замахнулся, целя в живот – проделать то же самое, что и со мной…
Слабость была все сильнее, я проваливался в сон, в холод… Но все-таки смог позвать:
– У меня нет лишнего времени, Стасик… Не будем формалистами. Я и так потратил уйму времени на эту проверку…
Я не видел его лица, только спину. Стас сжался, будто ему врезали по затылку.
А потом – дернул рукой выше, и нож засверкал над лицом мальчишки, карябая его лоб.
Жик-жик-жик-жик!
Мальчишка под кляпом взвыл, со лба потекла кровь. Я понял, что было на моем лбу. Что-то вроде размашистого «зет», каким закрывают незаполненные места в бумагах. Когда всем и без того ясно, что здесь должно быть.
Мог бы сделать все, что угодно, да неохота тратить мое и ваше время…
– Пора перейти к главной части решения, – сказал я, чувствуя вкус крови во рту. Все-таки зацепил он мне легкие…
Только бы полковник выдержал, и не испортил все в последний момент!
Только бы полковник не сорвался… Только не сейчас…
– И вот здесь– то, – жестко сказал я, – можно с чувством, с толком, с расстановкой.
Стас медленно обернулся. Ухмыльнулся – попытался. Вышла лишь беспомощная улыбка обреченного.
Мне на глаза полилась кровь, струившаяся из распоротого лба. Все вокруг подернулось, расплылось… И кровь все хлестал из живота. Тело стало тяжелое-тяжелое, голова клонилась на грудь, веки опускались…
Но я заставил себя держать взгляд Стаса. Чуть кивнул, отвечая на невысказанный
– Да-да, Стас. Иногда мелочи решают все…
Его улыбка обреченного – вдруг переплавилась в нечто отчаянно удалое. Он хмыкнул. Лихо крутанул ножом в руке. Громко сказал:
– В конце концов, все когда-то надо попробовать, верно?
Не знаю, для кого больше. Для меня – или для себя…
– Что ж, в следующий раз трижды подумаю, стоит ли ставить боль на фул-контакт…
Он опустился на колени, положил нож перед собой. Отер руки о штаны. Задышал быстро и шумно, словно собирался надолго нырнуть под воду.
Стиснул кулаки, сглотнул – и вдруг резким движением засадил указательный палец себе в правый глаз. Застонал от боли, но упрямо колупал пальцем в глазнице, давя там, выковыривая, подцепляя…
Рычал от боли, но рвал. Глазное яблоко наконец-то выскочило – уже лопнувшее, сочащееся мутной жижей. Повисло на связке сосудов и нервов…
Стас поднял вторую руку, и воткнул пальцы в левый глаз. И рвал там, выкручивал…
Уже не воя – уже орал в полный голос. Звуки бились о низкий потолок, о стены, заполнив тесную избушку. Он орал изо всех сил, уже не пытаясь сдерживаться…
Но не останавливался. Нащупал окровавленными руками нож, обмотал его рукоятку в край пиджака, чтобы не скользила. Лезвием к себе. И – пырнул себя в грудь. Несильно, но тут же потащил нож в сторону. Длинно, от плеча до живота. И еще раз, и еще, и еще…
Воя все громче, все безумнее – и все чаще и глубже бил себя ножом. По груди, по рукам, по лицу, по шее…
А я боролся с тяжестью, утягивавшей меня в холод и сон. Закрыть глаза – это так легко…
– Молодец, Стас, – пробормотал я из последних сил.
Или мне показалось, что проговорил? А губы лишь едва дрогнула?
– Молодец, Стас! – попытался крикнуть я.
Не для Стаса – едва ли он меня слышал, а даже если бы и услышал, едва ли бы понял. Для крошечного микрофона, пришпиленного с внутренней стороны футболки.
– Молодец, Стас!!!
Его вой метался по крошечной избушке, сверкали безумные глаза мальчишки на залитом кровью лице – застывшим взглядом он глядел на то, что Стас делал с собой… А я сидел на коленях, схватившись руками за края живота, откуда пытался вывалиться скользкий клубок, и старался не двигаться.
Ну где же ты, полковник! Где же ты!
Кодовое слово сказано. Теперь можно! Теперь нужно! Где же ты!!!
Кажется, снаружи зарычал мегафон, выкрикивая какую-то команду, но что – не разобрать. Стас выл – и рубил себя. Выл – и рубил…
Наконец-то его крик стал тише, движения медленнее, медленнее, медленнее…
Он скорчился на полу, уткнувшись головой в колени. Под ним расплывалась лужа крови, черная в скудном свете свечей. И весь он был в крови. Истерзанный ломоть мяса, у которого не осталось даже глаз.