Цепь-2

Кольцо Иван

Может быть, эта военная служба нужна была, чтобы доказать что-то себе?

Возможно. Но Максим уже всё себе и окружающим доказал. Он трижды ходил в рейды, имеет за них правительственные награды

и рубец на плече. Его офицерский авторитет не опровергается никем в его взводе, и в Войске вообще.

Что-то еще?

Вроде нет. Калинин как не напрягал свою голову, но другим мотивационных причин оставаться на службе придумать не мог.

Тогда завтра он напишет рапорт об увольнении?

Не напишет. Не сможет. Совесть не позволит.

Как смотреть людям в глаза, которых ты бросаешь перед самым трудным, а для кого-то последним, испытанием в их жизни? Звание труса и урода обеспечено после этого до окончания времен.

Но не это самое страшное.

А как глядеть в глаза женам и матерям тех, кого ты обязался защищать как их непосредственный командир? Знать, что именно тебя они винят в смерти своих близких. И то, что они никогда тебе этого не простят. Никогда. И при этом мозолить им глаза каждый день, ведь живут все на одном хуторе, и даже переезд на другие хутора или

в Станицу тут не поможет.

Спасти может только переезд в другое место, далёкое от бескрайней Новоземельной Степи. Всё придётся бросать и начинать с самого начала. А готов ли к этому он, Максим? А Зина?

Вот и получается, что своей службой Калинин больше обязан не далёкому правительству Протектората, а своим товарищам и хуторским бабам.

Поэтому никакого рапорта он писать не станет. Будет честно выполнять все свои обязанности. Полезет в любую задницу, которую укажет командование. И если надо, то в этой заднице погибнет.

И уж коли судьба сведет так, что он переживёт грядущие события, то уже в мирной, спокойной обстановке он снимет погоны. И никто не посмеет сказать в его адрес худого слова за это.

И стоило Максиму принять это решение, как сонливость резко окутала его. Попрощавшись с дневальным, он отправился спать на сколоченные наспех нары, установленные в его взводовой палатке.

Завтра предстоял тяжелый день, не легче чем тот, что только что закончился.