Цепь событий

Ватутина Мария

«Женщины в доме одни…»

Женщины в доме одни.После вечерней грызниУгомонились они.Спи, моя радость, усни.Вот и пришла тишина.За занавеской ЛунаСветит на ту, что юна,Смотрит лежит из окна.…В этом рассказе простомРечь ведь идет не о том,Что в их семействе святомОбе – с обугленным ртом.Часто бывает: в ночиПьяные звякнут ключи.Гулко, молчи – не молчи.Страшно, кричи – не кричи.Лезет разбойник, причем,В дверь нажимает плечомИ потрясает ключом,Как крестоносец мечом.Но не о нем, не над ним…Тщетно

его мы браним,Вам я толкую, родным:Женщинам страшно одним.В жизненности этих словГлавная разность полов.Где нам до умных голов!Выжить, всего и делов.

«Я умею ждать. Но как же ждать…»

Я умею ждать. Но как же ждать,Если жизнь не балует нисколько?Долго я училась не желатьНичего, что хочется, но колко.Научилась. И теперь боюсьО любви загадывать и благе.Это свойство наполняет РусьВ каждом отщепенце и бродяге.… Не раскрою тайны, хоть пытай —Чем, заветным, голову кружит мне.Хоть разочек согрешить мне дай,Господи, еще при этой жизни.…Вырвалось. Обратно не поймать.Дрогнул свет, надежду уличая.Хорошо, что я умею ждатьНичего взамен не получая.

«В том классе, где глазастики грызут…»

В том классе, где глазастики грызутГранит наук, и половину – сгрызли,Жил мальчик, скажем, Сашею зовут,Иль девочка жила в каком-то смысле.Неважен пол и имя. ОдногоЕго гнобили: клички и подколы.Ребенок был последним, у когоБыл вообще отец из всей из школы,… В том смысле, что звалась его семьяНа редкость полной в личном деле Шуры.За это вот сироты-сыновьяРебенка били после физкультуры.Не понимали классики они:Кто «слышишь, пилит» там, в лесу, дровишки,Кто «тятя, тятя, наши сети…» – ниодной ассоциации в умишке!Наткнувшись на подобное словцо,Вдруг замолкали в детской думе тяжкой.Одно сияло гордое лицо,Которое и били всей шарашкой.

«Рослое дитя иначе пахнет…»

Рослое дитя иначе пахнетИ другие вещи говорит,Учит про «Кащей над златом чахнет»И в Контакте на ветвях сидит.Там, в Контакте, у него завязки,Словно рыба в море, входит в мир.А еще вчера сидел в коляскеИ любил овсянку и кефир.Лишь вчера младенчик, ангелочек,В бархатной одежке покупной,Он, краснея, пишет пару строчек —Коммент Маше, девочке одной.Пятиклассник. Первая влюбленность.Ужас и смятенье на лице:Под ногами холод и бездонность,Ждать чего в начале и в конце?Тихо плачу – есть такое свойство —Словно только что он стал ходить.Это я от радости, не бойся:Сын впервые пробует любить.Это вроде запуска ракеты:Мол, «полет нормальный» в облака.Лучшая из класса Маша эта,И красивей всех наверняка!Взгляд телячий до сих пор у чада,Но теперь спокойна за него,И сама, как чумовая, рада,Что она прифрендила его.

Враг мой

Когда война закончилась, я в плач не бросилась, а, выдохнув устало, врага, который всё еще горяч, не замечая, мимо прошагала. Вот это вот победа и была, поскольку суть победы – безразличье. А то, что я к обедне умерла, так это дело девичье, девичье. Бывало, восставала, и не так еще испепеленная, и сдать я могла себя врагу, но этот враг вдруг видел, что на мне лежит проклятье: непобедимость.

– Чур меня, – шептал, и вожделея, и страшась бесстрашной любви моей.

А в облаках витал душистый запах битвы рукопашной. Кружились белых ангелов земли воздушные тела, узоры строя. Свои врата, снимая крюк с петли, моим подаркам открывала Троя. И полбеды, и полпобеды мне вменялись – пожинать утехи мира, порою так горчащие в слюне, как зернышко кофейное, как мирра.

Ну, что же, враг мой, сядем пряжу прясть, чтобы хоть чем-то удержать друг друга. Поскольку – суть войны – огонь и страсть, противоборство севера и юга. А суть победы выше. Это – тлен. Вот оттого-то и горчит гортань мне. Один из нас попасть был должен в плен пожизненный в моей опочивальне. Для этого и шла с тобой война… любовь…война…я путаю понятья… Ты побежден, и я побеждена, зане внесли редакцию в проклятье.

Не стой, как говорится, на ветру, не жди войны, я от войны устала. Тем более я пленных не беру, вот только

пленных мне и не хватало. Не провожу вторжения межу и на могилах не пляшу незримо. Я прохожу и взгляд свой отвожу, взирая мимо, мимо, мимо, мимо.

«Говоришь, любовь? Во цвете лет…»

Говоришь, любовь? Во цвете летЯ одну знавала, было дело.Да на мне живого места нетОт ее расправ и беспредела.Магмой растекалась, беленойПрорастала без противоядий.Как я вышла мудрой и стальнойИз ее магических объятий?Удивляюсь, что еще жива.Как мне удалось ее умаслить?Чем я откупилась от родстваС той, кто убаюкивает насмерть?Приходила. Приводила – на,И на царство возводила сына.У меня порезана спинана ремни, и взрыхлена брюшина.Я ее бежала, как огня,Избегала городов и гульбищ.Но она опять нашла меня.Ну, входи. Погубишь, так погубишь.Душу вознесешь, так возноси:Знаю, учудишь, чего не ждали.Только так и любят на Руси —Через сумасбродства и печали.Будь что будет: вот он, ясный свет,На крючок пальто в прихожей крепит…Где же пропадал ты столько лет,Что прошли и жизнь, и страх, и трепет?

«На юге родины исконной, но второй…»

На юге родины исконной, но второй,В каком-то городке, не видном глазу,Живет моя знакомая – ни разу,За двадцать лет не ссорившись со мной,Но чем-то там беся Ливан и Газу.Она всегда была врачом в Москве,А там пенсионерка, ибо – старость.И так ей тесно там, что в головеНе сходится: да как же с нею сталосьВсе то, что сталось, словно жизней – две.Она, конечно, Израилю дочь,В Цва-хагану, нечай, пускала внука.И если рядом взрывы и галдеж,Она крепится, не подаст и звука,Когда бомбят. В ней страха ни на грош,Но страшно мне, когда у них война.Казалось бы – уже чужие тетки.Но я вот так и вижу, как онаСпускается в подвал своей «высотки»,И так ей страшно, что сама – страшна.И так ей страшно, что не дай господь!А дай ей снова страхи поборотьИ выйти на поверхность Иудеи,Сажать вручную горные сады,Растить детей и не познать бедыКак современной мировой идеи.И пусть она не думает в ночи,Об этом ли мечтали москвичи,Когда в обетованный грунт осели…Короче, я волнуюсь. Столько летЯ вместе с ней под взрывами ракет.Волнуюсь я об этой тете Нелли.

«От моих подушек пахнет небылью…»

От моих подушек пахнет небылью,Радостным сбывающимся сном.В комнате с иссохшеюся мебельюВспыхнул порох о тебе, земном.Бьется в окна шаровою молниейПамять, исчезавшая во мглу.Облик твой, целованный, намоленный,Засветился в правильном углу.Это значит, хоть какой огарочекОт души остался в закромах.Я готовлю для тебя подарочек,Принятый в высоких теремах.Я могла не ждать тебя, отчаяться,Выгрести надежду из углов…Дождалась же! Вот и получается,Что бывает вечная любовь.

«С полными вёдрами с мутной водой…»

Ю. К

С полными вёдрами с мутной водойВстретишь меня по дороге в трехзвонноеНаше Мураново. Ты – молодой,Я – нереальная, я – не рожденная.Ты со свирелью, и нимб золотой.Нимб золотой, и травинка во рту.Нимб золотой, потому что ромашковый.Лель да лелея, в меня, сироту,Ой, не влюбляйся, о прошлом не спрашивай,Мутной водою прольюсь в пустоту.Сколько на свете ты жил до меня,Столько и мне за тобою донашиватьНимб золотой, над прудами звеня,Наши ромашки в Ашукине кашивать,В чаще аукаться, эхо дразня.Песни твои заучу наизусть,Пересекая твоё отражение,Тень на тропе, отступления путь.Мне и самой проходить сквозь сожжениеК взлету, Снегурочке-дурочке. Пусть.