Цепные псы пантеонов

Чубаха Игорь Викторович

Несколько зомби в бескозырках оказались остановлены на КПП кобольдами-перехватчиками, пары сцеплялись намертво и, отталкиваемые прибывавшими зомби, обоюдно крошились в бурую труху, похожую на махорку. Но кобольдов наскреблось не больше дюжины, и серьезной проблемы атакующим они не представляли.

— Мне нравится ваше предложение, — задумчиво повторил Антон, — но я вынужден отказаться. И чтобы хоть малость разбавить горечь, я дарю вам алмаз, застрявший меж ребер у вашего однополчанина. Вы — первый встречный после смерти Мэнлуна, вы этот презент заслужили. Можете сейчас забрать алмаз, можете потом. Можете забрать вместе с трупом соратника, можете выковырять на месте, необходимые инструменты здесь в достатке.

Глаза

седого лиса потускнели, он прекрасно знал, что принесет с собой такой подарок. Больше не говоря ни слова, лис тихонько отвалил за дверь, теперь у него была походка, как у столетнего старца. В коридоре второй мандарин посольства равнодушно покосился на облепившую в отдалении Ли Юя свору скелетов. Будто пирующие гиены, скелеты ощипывали с дико визжавшего Ли Юя Чаши, Мир Отражающей филейные куски плоти, медленно, но верно превращая четвертого мандарина посольства в себе подобного. Умение военспеца узнавать иероглифы и цвета по запаху здесь ничем помочь не могло.

Седой лис печально вздохнул и пошаркал дальше, сам не зная куда.

— А во-вторых? — вдруг повернулся к Петрову Зигфельд.

— Что — во-вторых? — Антон прислушивался к диким визгам за дверью.

— Ты объяснил, что утопил «Старшую Эдду» в крови потому, что ты — агент-диверсант, а не агент влияния. И подчеркнул, что это первая причина.

— А вторая тебе самому прекрасно известна. Когда ты вербовал пойманного эддовцами наивного Андрея Петрова, то утверждал, будто волхвы — спецподразделение православия, созданное для решения щепетильных задач. Но ведь это сомнительная правда.

— Где же здесь неправда?

— Не роняй себя в моих глазах, уважаемый Эрнст фон Зигфельд. Сказки про то, что, дескать, дивизион волхв-спецназа «Ярило» обеспечивает интересы православия, — правда лишь наполовину причем, на горькую половину. Старшие чины волхв-дивизиона прекрасно знают, что служат...

— Дальше ни слова, — догадался бывший вампир дракульского толка, что сейчас назовет вслух Антон. — И стены имеют уши.

И вторая причина, по которой Антон спровоцировал кровавую бойню, осталась не озвучена. А заключалась она в том, что большинство мистических сущностей, сложивших сегодня свои рыбьи, волчьи или какие иные головы, поскольку приключилось несчастье не на родной территории, попадут не в ад собственного работодателя, а в чужой — православный. И выгода православному аду здесь вполне ощутимая. И еще не произнес вслух Антон Петров, он же старший офицер дивизиона волхв-спецназа «Ярило» Феликс Ясенев, что пусть и служит волхв-дивизион православию, но ТОЛЬКО АДСКОЙ ЕГО СОСТАВЛЯЮЩЕЙ, никоим образом не контача с ведомствами ангелов и архангелов. Главковерхом над всеми волхв-формированиями является хозяин православной Геенны огненной, крайне заинтересованный, чтоб его котлы не пустовали. И все битвы-побоища меж легионами идут именно ради душ грешников. Точно так же, как мирские державы душат друг друга за ресурсы и рынки сбыта.

* * *

Командующий операцией по оккупации «Старшей Эдды» птах-воевода Кощей Митявич вошел во вражескую цитадель на своих двоих. Циклоп, шрапнельным заградительным огнем заклятий державший первый рубеж обороны «Эдды», убил под господином Митявичем любимого пегаса. Убил, но сам потерял свою буйную одноглазую голову. И Кощей Митявич только что отдал приказ пленных не брать.

Господин птах-воевода был огромного роста, и была на нем черная хламида, совершенно скрывавшая его телосложение. Нижний край ее свободно располагался на полу, а в плечах она круто задиралась вверх и в стороны наподобие кавказской бурки, но так энергично и круто, с таким сумрачным вызовом, что уже не о бурке думалось, — не бывает на свете таких бурок! — а о мощных крыльях, скрытых под черной материей.

Лик его был аскетически худ, прорезан вдоль щек вертикальными морщинами — словно шрамами по сторонам узкого, как шрам,

безгубого рта, искривленного то ли застарелым порезом, то ли жестоким страданием. Еще хуже был цвет этого изможденного лика — зеленоватый, неживой, наводящий, впрочем, на мысль не о тлении, а скорее о яри-медянке, о неопрятных окислах на старой, давно не чищенной бронзе.

К нему подбежали с докладом, дескать, Гребаха Чучин ускользнул, исчез со всех картин и объявился где-нибудь на картине, находящейся отнюдь не в «Эдде», а, может быть, в тысяче километров от «Эдды». Зато сбит зонд с призраком графа Цепеллина, и мурло астральное уже дает показания в кутузке, зато изловлен, как ни кувыркался-извивался, белый червь, и расшифрованы коды, аналитики уже льют счастливые слезы... Птах-воевода не стал дальше слушать виновато-путаную речь. Протопал по внутреннему двору, оглянулся на медузой расслабившуюся драконью тушу и ступил под своды.

Вдруг над всем этим бедламом из громкоговорителей самым бессмысленным образом потекла музыка:

This is the end, beautiful friend. This is the end, my only friend, the end, of our elaborate plans, the end, of everything that stands, the end, no safety or surprise, the end. I'll never look into your eye again

Кощей ходил и смотрел. И вмешивался, если требовалось. Как говорится: «Поставила ль ты брагу, Дездемона?»

Он понаблюдал бой кикимор с эльфами. Вкусив с кровью чужой волшебной энергии, уцелевшие кикиморы, числом три, обрели силы управлять собственными косами. Они рвали на головах вымытые шампунем «Шаурма» волосы, будто добросовестные дачницы бурьян, в их когтистых руках волосы превращались в стрелы, вынутые из пастей челюсти превращались в луки, и летели стрелы в сторону отмахивавшихся топорами бойцов. Несколько стрел удалось таким приемом остановить, несколько бесполезно треснули-расщепились о надраенные доспехи, остальные достигли плоти.

— Вы подошли к порогу отключения! — хрипло повторяла одна из троицы, целясь каждый раз в следующего эльфа, и отключала попаданием в десятку — в кадыки, переносицы, промежности.

И вот уже нет эльфов, а есть груда ломаных конвульсиями тел, утыканных стрелами и похожих на дохлых дикобразов.

Can you picture what will be, so limitless and free desperately in need of some stranger's hand in a desperate land. Lost in a Roman wilderness of pain, and all the children are insane, all the children are insane waiting for the summer rain.

Господин Кощей из-за спин кикимор, улучив момент, метнул огненный комок в рот выкрикивавшему чересчур длинное проклятие старому оберсту. И тот поперхнулся, закашлялся, сея электрические искры, упал навзничь, и пошли плясать «Камаринского» по мертвецу огненные языки, спрыгнули на паркет и принялись жадно лизать стены коридорного тупика.

Господин Митявич отправился, подметая пол хламидой, дальше, нашел зал, где столкнулись черные морячки с бело-желтыми скелетиками. Равнодушно достал из кармана часы-луковицу на цепочке, откинул инкрустированную брегетную крышку и повернул стрелки на полный круг назад. И скелеты стали за морячков, и побежали, горохово гремя поршнями о паркет, вместе с моряками выламывать двери и выковыривать замуровавшихся там в панике подручной мебелью эддовцев. Пленных не брать.