Церковная История

Кирский Феодорит

Глава 7.

О некоторых значительных представителях арианской секты.

Восточная часть империи приняла эту заразу во многих местах. Арий, быв пресвитером в Александрии египетской, породил там богохульное свое учение. А Евсевий, Патрофил и Аэций — палестинские, Павлин и Григорий — финикийские, Феодот и за ним Георгий — лаодикийские, после же Афанасий и Наркис киликийские, старались питать эти прозябшие семена зла. Равным образом Евсевий и Феогнис — вифинские, Минофант ефесский, Феодор перинфский, Марис халкидонский и некоторые другие из Фракии, получившие известность только своею злобою, долго рассеивали, поливали и согревали эти плевелы. Упомянутым злым делателям много споспешествовали также слабость Констанция и нечестие Валента. Вот почему Феодосий приказал собраться в Константинополь епископам одной своей империи. Когда же они собрались в числе ста пятидесяти, Феодосий объявил, чтобы не говорили ему, кто между ними Мелетий: он хотел сам, припоминая свой сон, узнать этого мужа. И, действительно, лишь только весь сонм епископов вошел в царские палаты, Феодосий, оставив всех прочих, прямо подошел к великому Мелетию и, как любящий отца сын, сначала долго наслаждался его лицезрением, потом обнял его и начал целовать ему очи, уста, грудь, голову и короновавшую его правую руку. При этом царь рассказал ему и свой сон. Обласкал он также и всех других и попросил их, как Отцов, рассудить о предложенных делах.

Глава 8.

О Соборе, бывшем в Константинополе ^[190] .

В это время в Константинополе находился и Григорий^[191], управлявший тогда паствою Назианза и боровшийся с арианским богохульством. Напоевая Божий народ евангельским учением, уловляя заблудших и бродивших вне стада овец, и избавляя их от гибельного пастбища, он таким образом из малой делал ту паству великою. Увидев его и хорошо зная цель правила, которым запрещалось перемещать епископов, то есть устранение повода к расчетам честолюбия, божественный Мелетий вверил святейшему Григорию предстоятельство в Константинополе. По прошествии не многого времени божественный Мелетий отошел в жизнь беспечальную и напутствован надгробными похвалами от всех, кто только владел даром слова. Между тем александрийский епископ Тимофей, преемник Петра,

принявшего жребий предстоятельства после Афанасия, вместо дивного Григория рукоположил некоего Максима Киника, у которого тотчас же обрезал кинические волосы. А этот Максим был заражен пустословием Аполлинария. Однако собравшиеся тогда епископы не потерпели этого странного поступка. Между отцами же Собора были мужи достодивные, исполненные мудрости и святой ревности, именно: преемник Василия великого Элладий, Григорий и Петр, родившиеся с Василием от одних родителей, Амфилохий ликаонский, Оптим писидийский и Диодор киликийский. Там же присутствовали: Пелагий лаодикийский, Евлогий эдесский, Акакий и наш Исидор, Кирилл иерусалимский и украшавшийся словом и жизнью Геласий из Кесарии палестинской, и многие другие подвижники добродетели. Все они тогда отделились от епископов египетских, и с великим Григорием составляли особые торжественные собрания. При этом случае божественный Григорий убеждал их, чтобы, собравшись для утверждения согласия, они взаимное единомыслие предпочли несправедливости одного человека; ибо чрез это и я, избавившись от многих забот, говорил он, буду наслаждаться приятною для меня тишиною, и вы после той долговременной и трудной борьбы вкусите вожделенный мир. Ведь крайне нелепо, только что избежав вражеских стрел, нападать друг на друга и тем ослаблять собственную свою силу. В таком случае мы окажемся очень забавными для своих врагов. Итак поищите достохвального и мудрого мужа, который бы мог принять на себя множество забот и усердно исполнять их, и поставьте его архиереем. Убежденные этими советами, доблестные пастыри в епископы того великого города избрали Нектария, мужа благородного, украшавшегося знаменитостью рода и сиявшего собственными добродетелями. Что же касается до Максима, то его, как человека заразившегося безумием Аполлинария, объявили лишенным епископского достоинства^[192]. После сего отцы собора, постановив правила касательно церковного благочиния, и утвердив непреложность Символа никейского, возвратились в свои епархии. Но с наступлением лета^[193], многие из них снова прибыли в тот город и побуждаемы были к тому церковными нуждами. Здесь они получили соборное послание западных епископов, которым приглашаемы были в Рим по случаю составлявшегося там великого собора, однакож от этого путешествия, как бесполезного, отказались, а только отвечали на послание, давая знать западным епископам о церковных своих беспокойствах и слегка намекая на их равнодушие в этом отношении. В том же ответном послании они кратко изложили и апостольское свое учение. Впрочем мужество и мудрость Отцов, написавших это послание, яснее откроется из самого послания.

Глава 9.

Послание константинопольского Собора.

Почтеннейшим господам и благорасположеннейшим братиям и сослужителям Дамасу, Амвросию, Бриттону, Валериану, Асхолию, Анемию, Василию и прочим, собравшимся в великом граде Риме, святым епископам — святой Собор православных епископов, сошедшихся в великий град Константинополь, желает здравия о Господе.

Может быть, излишне было бы возвещать и рассказывать вашему благорасположению — так как бы оно не знало того — о множестве бедствий, претерпенных нами вследствие преобладания ариан. Нам не представляется, будто происходящее у нас вашему благочестию кажется до того сторонним, что мы должны еще объявлять вам о том, о чем вам следовало бы уже соболезновать. При том, свирепствовавшие у нас бури были не какие-нибудь, чтобы, по своей маловажности, могли оставаться неизвестными. Недавнее время гонений еще отзывается в памяти не только пострадавших, но и тех, которые, по любви, усвояют себе страдания их. Как будто бы только вчера или третьего дня одни, избавившись от уз ссылки, чрез тысячи скорбей возвратились в свои Церкви; другие, почившие в изгнании, перенесены в останках; иные, даже по возвращении из заточения подпав свирепствовавшей еще ярости еретиков здесь, дома, испытали бедствия жесточе тех, от которых страдали на чужбине, и подобно блаженному Стефану умерли под ударами бросаемых еретиками камней; некоторые же, растерзанные различными орудиями пыток, и доселе еще на теле своем носят язвы и следы язв Христовых. А кто перечтет денежные пени, городские налоги и конфискации имуществ, принадлежащих тем или другим городам, козни, поношения, темничные заключения? В самом деле, скорби наши умножились без числа и все поражали нас. Может быть, мы наказываемы были ими за грехи свои, а может быть, человеколюбивый Бог испытывал нас множеством страданий. Благодарим Бога, что Он толикими скорбями вразумлял рабов своих, и по множеству своего милосердия, снова даровал нам отдых. Но, для восстановления Церквей, от нас требуется много занятий и трудов, чтобы мы, своими попечениями, тело Церкви, как бы столь долго изнемогавшее, мало помалу избавили от болезни и возвратили ему здравие прежнего благочестия. Хотя теперь мы как будто совсем свободны от жестоких преследований, и совершенно возвратили Церкви, столь долго находившиеся во власти еретиков; однако волки к нам тем не менее неприязненны. Быв изгнаны из ограды, они расхищают стада на пастбищах, осмеливаются делать особые собрания, возбуждают волнения в народе и ничего не упускают ко вреду Церквей. Потому-то, как сказали мы, нам необходимы долговременные занятия. Теперь, по воле Божией, составив собор в Риме и являя нам братскую любовь свою, вы, чрез грамоты боголюбезнейшего царя, призываете и нас, как присные свои члены, чтобы вам не царствовать без нас, и чтобы одни, некогда осужденные на скорби, в настоящее время, при согласии самодержцев относительно благочестия, и мы, по слову апостольскому, соцарствовали вам. По получении этого призывания, хотелось бы нам, если бы только возможно, всем вообще оставить свои Церкви и последовать зову любви, или нужды. В самом деле, кто даст нам крыле, яко голубине и полетим, и почием у вас (Пс. 54, 7)? Но это совершенно обнажило бы только что начавшие обновляться Церкви; а потому поездка в Рим для многих епископов решительно невозможна. Ведь и в Константинополь собирались мы единственно по случаю прошлогодней грамоты, которую ваша часть, после аквилейского собора, прислала к боголюбивейшему царю Феодосию. Только к этому путешествию в Константинополь мы и приготовились, и только на составление этого собора испросили согласие оставшихся в своих епархиях епископов; и в дальнейшем путешествии мы не предполагали и надобности, даже до прибытия в Константинополь о том вовсе и не слышали. Притом краткость срочного времени не представляет нам возможности ни приготовиться к дальнейшему пути, ни уведомить о том находящихся в своих епархиях епископов и получить от них согласие. Поколику же все это и другое кроме того послужило для многих препятствием к отправлению; то для устройства церковных дел, и для возблагодарения вас за любовь к нам, мы избрали второе средство: убедили поспешно отправиться к вам достоуважаемых и почтеннейших братий и сослужителей наших, епископов — Кириака, Евсевия и Прискиона. Чрез них мы объявляем вам и свои миролюбивые намерения, которых цель — единение; чрез них свидетельствуем и о своей ревности к святой вере, потому что и гонения, и скорби, и угрозы, и жестокость судей, и всякое другое искушение со стороны еретиков претерпели мы именно за евангельскую веру, утвержденную святыми и богоносными триста осьмнадцатью отцами в Никее вифинской. Эту самую веру должно принимать и вам, и нам, и всем, кто не извратил слова веры истинной. Она, некогда с трудом нами сохраненная, древняя, соответствует крещению, и учит нас веровать во имя Отца, и Сына, и Св. Духа, то есть, веровать в Божество, силу и существо Отца, и Сына, и Святого Духа, веровать в равночестное достоинство и совечное царствование трех совершенных Ипостасей, или трех совершенных Лиц, веровать так, чтобы тут не имела места ни болезнь Савелия, который смешивает Ипостаси и отвергает личные свойства, ни богохульство евномиан, ариан и духоборцев, которые рассекают и существо, и природу, и Божество, которые в несотворенную единосущную и совечную Троицу вводят какое-то естество, либо послерожденное, либо сотворенное, либо иносущное. И касательно воплощения Господа, мы сохраняем учение неизвращенное: принимаем домостроительство плоти и не без души, и не без ума, и не несовершенное, но допускаем целостность, то есть, что совершенное прежде веков, Слово Божие в последние дни для спасения нашего сделалось совершенным человеком. Такова в главных чертах искренне проповедуемая нами вера! Более же в отношении к ней вы можете узнать наши души, если удостоите прочитать ее в том свитке, который написан бывшим в Антиохии собором, либо в том, который прошедшего года издан вселенским собором константинопольским. В них мы пространнее исповедали свою веру, и письменно анафематствовали недавно возникавшие ереси. Что же касается до частных правил церковной жизни, то вы знаете — у нас в силе древний обычай, утвержденный постановлением святых никейских Отцов, чтобы для всякой епархии совершаемы были рукоположения епархиальными — либо одними, либо, когда они захотят и признают полезнейшим, вместе с предстоятелями епархий сопредельных. Согласно с этим, знайте, управляются у нас и прочие Церкви, и для Церквей знаменитейших избраны иереи. Так, епископом, можно сказать, юной константинопольской Церкви, которая недавно, по милости Божией, исторгнута из богохульства еретиков, как бы из челюстей льва, мы на вселенском соборе, с общего согласия, пред лицом боголюбивейшего царя Феодосия, в присутствии всего клира и по одобрению целого города, рукоположили благоговейнейшего и боголюбивейшего Нектария. Таким же образом и для старейшей, истинно апостольской Церкви в Антиохии сирской, в которой первой зазвучало драгоценное имя Христиан, собравшиеся как из той самой епархии, так и из восточных диоцезий епископы законно рукоположили епископом благоговейнейшего и боголюбивейшего Флавиана, мужа, почтенного как бы единогласным выбором всей Церкви, — и это законное рукоположение принято Собором общим. Извещаем вас, что и в Церковь иерусалимскую — матерь всех Церквей, канонически также рукоположен некогда епархиальными благоговейнейший и боголюбивейший епископ Кирилл, столь многократно и в разных местах подвизавшийся против ариан. С этими законно и канонически поставленными у нас епископами мы просим ваше благорасположение обмениваться приветствиями, иметь общение духовной любви и страха Божия, отложив всякое человеческое пристрастие, и благоустройство Церквей предпочитая расположению или любви личной; ибо когда таким образом слова нашей веры придут в согласие, и христианская любовь между нами утвердится, мы перестанем говорить то, что осуждает Апостол: «аз убо есмь Павлов, аз же Аполлосов, аз же Кифин» (1 Кор. 1, 12). Тогда все мы будем принадлежать Христу, Который не разделился в нас; тогда, по воле Божией, все сохраним тело Церкви неразделенным и с дерзновением предстанем пред престолом Господним». Это писали Отцы против безумия Ариева, Аэциева и Евномиева, также против Савеллия, Фотина, Маркелла, Павла самосатского и Македония; равным образом ясно отвергали они нововведение Аполлинария, когда говорили: «и касательно воплощения Господня мы сохраняем не превратное учение: принимаем домостроительство плоти не без души, не без ума, и не несовершенным»^[194]. Всехвальный же Дамас, узнав о порождении этой ереси, низложил и отрешил не только самого Аполлинария, но и ученика его Тимофея, и чрез послание известил о том управлявших востоком епископов. Это послание его я считаю полезным поместить в настоящем моем сочинении.

Глава 10.

Соборное послание римского епископа Дамаса, написанное против Аполлинария и Тимофея.

«Что вы, дражайшие дети, по своей любви воздаете апостольской кафедре должное уважение — этим весьма много приписываете нам. Правда, что особенно в той святой Церкви учил св. Апостол, как надобно управлять принятым нами кормилом, в которой сам он восседал; однакож мы признаем себя ниже сей чести, а только поэтому всячески стараемся, нельзя ли нам как-нибудь достигнуть славы его блаженства. Знайте же, что нами давно уже отлучен скверный ученик еретика Аполлинария Тимофей с нечестивым его учением, и мы надеемся, что остатки его затем не будут иметь никакой силы. А если тот давний змий, раз и два пораженный, снова оживает для своей казни; если, и находясь вне Церкви, он не

перестает еще смертоносным своим ядом увлекать некоторых неверующих к падению: то уклоняйтесь от него, как от какой-либо гибели. Помня апостольскую веру, особенно как она письменно изложена Отцами в Никее, сильно стойте в ней твердою стопою, и не двигайтесь. Запрещайте, с этого времени, и клирикам и мирянам слушать суесловные и темные исследования. Мы уже дали вам однажды образец, что всякий, признающий себя Христианином, должен соблюдать то, что передано нам от Апостолов, в словах святого Павла: «аще кто благовестит вам паче, еже благовестихом вам, анафема да будет» (Гал. 1, 9). Христос, Сын Божий, Господь наш своими страданиями даровал человеческому роду совершеннейшее спасение, чтобы всего обдержимого грехами человека освободить от всякого греха. А кто говорит, что Христос имеет умаленное либо Божество, либо человечество; тот, исполненный духом диавола, показывает в себе сына геенны. Итак зачем снова требуете, чтобы я отлучил Тимофея? Он и здесь, судом апостольской кафедры, в присутствии александрийского епископа, отлучен уже вместе с учителем своим Аполлинарием и в день суда (Господня) приимет должное мучение и казнь. Если же каких-либо легкомысленных он еще убеждает, так как бы имел некоторую надежду и тот, кто истинную надежду на Христа заменил собственным исповеданием; то знайте, что вместе с ним погибнет и всякий, захотевший противиться постановлению Церкви. Бог да сохранит ваше здравие, дражайшие дети». Собравшиеся в великом Риме, написали и другое послание против различных ересей, и я счел нужным поместить его в своем сочинении.

Глава 11.

Другое соборное послание того же Дамаса против различных ересей.

Исповедание кафолической веры, посланное папою Дамасом к Павлину, епископу македонскому, когда он был в Фессалонике.

«Так как после никейского собора возникло столь важное заблуждение, что некоторые скверными устами дерзнули говорить, будто Дух Святой рожден чрез Сына; то мы анафематствуем всех, кто не проповедует с совершенною свободою, что Дух Святой одного и того же существа и власти со Отцом и Сыном. Равно анафематствуем мы и тех, которые, следуя заблуждению Савелия, говорят, будто Отец и Сын суть одно. Анафематствуем также Ария и Евномия, которые с тем же нечестием, но другими словами утверждают, будто Сын и Дух Святой суть творения. Анафематствуем и македониан, которые, родившись от арианского корня, изменили не нечестие, а только имя. Анафематствуем и Фотина, который, возобновив ересь Эвиона, рождение Господа нашего И. Христа (признает) только от Марии^[195]. Анафематствуем и тех, которые утверждают, будто есть два Сына, один — прежде веков, а другой — по принятии плоти от Марии. Анафематствуем и тех, которые доказывают, что вместо разумной души в человеческой плоти обитало Слово Божие; ибо самое это Слово Божие не заменяло в своем теле разумной и мыслящей души, но восприняло и спасло именно нашу, то есть разумную и мыслящую, без греха душу. Анафематствуем и тех, которые говорят, что Слово Божие отделилось от Отца протяженно и уменьшено, и богохульствуют, что Оно не ипостасно и будет иметь конец. А тех, которые из Церквей перешли в другие Церкви, считаем чуждыми нашего общения до тех пор, пока они не возвратятся в те города, где сначала были рукоположены. Кто же по переходе кого-нибудь из места в место, получит рукоположение и заместит живого; тот, оставив свой город, дотоле считается лишенным священнического достоинства, пока преемствовавший ему не почиет о Господе. Равным образом кто не говорит, что Отец всегда Отец, Сын всегда Сын и Дух Святой всегда есть Дух Святой, — анафема да будет. Так же кто не признает Сына рожденным от Отца, то есть из сущности его Божества, — анафема да будет. Кто не исповедует, что Сын Божий есть Бог истинный, как и Отец Его есть Бог истинный, что Он все может, все знает, и равен Отцу, — анафема да будет. Кто говорит, что, обитая во плоти и живя на земле, Сын Божий не был с Отцом на небесах^[196], анафема да будет. Кто говорит, что в крестных страданиях Сын Божий болезновал Божеством, а не плотью и разумною душою, которую, как говорит святое Писание, восприял Он во образе раба^[197], анафема да будет. Кто не допускает, что Бог Слово пострадал плотски, распят был плотски, вкусил смерть плотски, и соделался перворожденным из мертвых^[198], поколику Он, как Бог, есть жизнь и Слово животворящее, — анафема да будет. Кто не говорит, что во плоти, которую восприял, и в которой придет судить живых и мертвых, Он восседает одесную Отца, — анафема да будет. Кто не говорит, что Дух Святой из Отца истинно и собственно, как и Сын из Божественной сущности, и есть Бог, как и Слово Божие, — анафема да будет. Кто не говорит, что Дух Святой все может и все знает, везде присутствует, как и Сын и Отец, — анафема да будет. Если бы кто сказал, что Дух Святой — творение, или что он рожден чрез Сына, — анафема да будет. Кто не признает, что чрез Сына воплотившегося и Святого Духа Отец создал все видимое и невидимое, — анафема да будет. Кто не исповедует единого Божества, единой власти и силы, единой славы и господства, единого царства, единого хотения и истины, Отца и Сына и Святого Духа — анафема да будет. Кто не называет трех Лиц — Отца и Сына и Святого Духа истинными, во веки живущими, все видимое и невидимое содержащими, всемогущими, все судящими, все животворящими, все устрояющими, все спасающими, — анафема да будет. Кто не исповедует, что Дух Святой есть предмет поклонения всей твари, как и Сын и Отец, — анафема да будет. Кто об Отце и Сыне хорошо мыслит, а о Святом Духе держится учения неправого, тот еретик; потому что все, зломудрствующие о Сыне Божием и Святом Духе, еретики обличаются в неверии иудеев и язычников. Кто разделяет Божество, называя отдельно Отца Богом, и Сына Богом и Святого Духа Богом, и упорно именует Богов, а не Бога, имеющего единое Божество и владычество, в которое мы веруем, и которое приписывая Отцу и Сыну и Святому Духу, исповедуем единого Бога в трех Ипостасях; или, опять, кто, исключая Сына и Святого Духа, думает называть Богом только Отца, или не верит во единого Бога, — анафема да будет: ибо имя богов даровано от Бога и ангелам и всем святым; Отец же, Сын и Дух Святой, по причине единого и равного Божества, указываются нам и означаются не именами богов, но именем Бога, дамы мы веровали, что крещаемся во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, а не в имена архангелов или ангелов, как безумно утверждают еретика, иудеи, или язычники. Итак спасение Христиан состоит в том, чтобы, веруя в Троицу, то есть во Отца и Сына и Святого Духа, и крещаясь, мы веровали в нее, как в то же самое единое Божество, и владычество и божественность, и сущность».

Глава 12.

О смерти Грациана и тирании Максима.

Но это было еще при жизни Грациана. Когда же Грациан, отличавшийся мужеством на войне, благоразумно и правдиво правивший городами, погиб от коварства^[199], и не оставил детей, наследников царства, кроме одного, слишком юного брата^[200], соименного отцу; тогда некто Максим^[201], презрев юность Валентиниана, захватил власть над западом.

Глава 13.

О Юстине, супруге Валентиниана и об умысле против Амвросия.

В это время Юстина, супруга Валентиниана великого, и мать младшего, принявшая некогда семена арианского учения, обнаружила их пред сыном. Зная ревность мужа к вере, она все время старалась скрываться; а теперь, усмотрев шаткость и удободвижимость мыслей дитяти, осмелилась привить к нему свое заблуждение, — и дитя предложения матери принимало как полезные, ибо, покоряясь влечению природы, не видело смертоносного жала^[202]. Мысли об этом Валентиниан сообщил прежде Амвросию, думая, что если убедит его, то других легко уже склонить. Но Амвросий напомнил ему о благочестии отца, и убеждал его хранить неприкосновенным принятый им жребий: он объяснил Валентиниану и различие догматов, как одни согласуются с учением Господа и с проповедью Апостолов, и как другие, напротив, противны и враждебны духовному законоположению. Однакож юноша, именно, как юноша, подстрекаемый заблудшеюся материю, не только не принял сказанного, но еще исполнился гневом и окружил церковные ограды копьями тяжело вооруженных воинов и щитоносцев. Когда же никакие его дела не устрашали того величайшего ратоборца, ибо Амвросий почитал их игрушками, какие приносят маленьким детям; тогда Валентиниан в неистовстве явно приказал ему выйти из священного убежища. На что однакож тот отвечал: «не сделаю этого добровольно, не предам волкам ограды овец, не уступлю храма хулящим Божество. Если же тебе угодно убить меня, вонзи в меня меч, или копье здесь внутри; я охотно приму такое заклание»^[203].

Глава 14.

О том, что объявлено было тираном Максимом Валентиниану младшему.

По прошествии долгого времени^[204] Максим узнал, на что решались против громогласного проповедника истины, и послал к Валентиниану письмо, убеждая его прекратить войну против благочестия и увещевая не изменять вере отца. При этом грозил он и войною, если Валентиниан не послушается, и к словам присоединил самое дело; ибо, собрав войско, устремился к Медиолану, месту его жительства. Последний же, известившись о наступлении Максима, поспешил убежать в Иллирию, и дознал опытом, сколько получил он пользы от материнского совета^[205].

Глава 15.

О том, что писал по этому случаю царь Феодосий.

Всехвальный царь Феодосий, узнав о поступках царя (Валентиниана младшего) и о том, что писал ему тиран, говорил в своем письме к убежавшему юноше, что не должно удивляться, если царем овладел страх, а тиран получил силу; ибо первый восстал на благочестие, а последний подал ему помощь, — и теперь изменивший ему бежит обнаженный, а вооружившийся за него одолевает обнаженного, так как с благочестием всегда в союзе и Законоположник благочестия. Это писал он Валентиниану, находясь еще далеко от него, а когда узнал о его бегстве, то пришел к нему на помощь и лично увидел того, кто, оставив собственное царство, скрылся в пределах царства чужого. Здесь он сперва стал врачевать его душу, изгнал из него зарождавшуюся болезнь нечестия и возвратил его к отеческому благочестию; потом, внушил ему мужество и, вооружившись против Максима, хотя не без пролития крови, возвратил юноше царство и умертвил тирана; ибо полагал, что поступит несправедливо и нарушит договор с Грацианом, если за его убиение не подвергнет казни убийцу^[206].

Глава 16.

Об Амфилохие, епископе иконийском.

По возвращении его оттуда, к нему пришел дивный Амфилохий, о котором часто было упоминаемо, и ходатайствовал, чтобы из города были изгнаны сборища арианские. Царь эту просьбу счел довольно жестокою и не принял ее. Но мудрейший Амфилохий, не сказав тогда ни слова, выдумал потом достопамятную хитрость. Быв опять в царских палатах и увидев, что подле царя стоит сын его Аркадий, недавно провозглашенный также царем, он, по обычаю, самого-то царя приветствовал, а относительно сына не выполнил приличных форм почтения. Царь, подумав, что Амфилохий забылся, приказал ему подойти и приветствовать Аркадия. Но тот отвечал, что достаточно чести, выраженной и ему самому. Когда же раздосадованный этим Феодосий бесчестие своего сына назвал оскорблением себя, мудрейший Амфилохий открыл наконец цель своего поступка и гласно сказал: «Видишь, Государь, как несносно для тебя бесчестие сына, как сильно гневаешься ты на оскорбляющих его: поверь же, что и Бог всяческих отвращается от тех, которые хулят Сына Его единородного, и ненавидит людей, оказавшихся неблагодарными к Спасителю и Благодетелю». Тогда царь все понял и, подивившись поступку и словам Амфилохия, тотчас написал указ, которым запрещалось еретикам делать собрания^[207]. Но не легко избегнуть всех сетей общего врага человеческого; ибо нередко случается, что иной, избежав страсти плотской, запутывается в петли любостяжания; а кто окажется выше и этого, в другой раз впадает в бездну зависти; если же выскочил и отсюда, то не минет раскинутых пред собою сетей ярости. Бесчисленное множество и иных силков расставляет диавол под ноги людей, когда уловляет их в погибель. Средствам его убивать душу содействуют также и телесные страсти. Один только бодрствующий ум своим стремлением к божественному уничтожает силу этих козней и становится выше их. Итак, имея человеческую природу, и этот дивный царь был не без страстей, и однажды, не удержав справедливого гнева в пределах умеренности, совершил жестокий и несправедливый поступок. Для пользы читателей расскажу и об этом; ибо это дело дивного царя заслуживает не одно осуждение, но и достойную памятования хвалу.