Цесаревич Вася
Шрифт:
– Начальная цена восемь миллионов, но на аукционе до тридцати поднимется, никак не дешевле.
– У меня столько нет.
– У меня тоже. Ты же знаешь, что после Октябрьской Реставрации я стал голодранцем.
Василий улыбнулся и кивнул. В гимназических учебниках это преподносилось как величайший в истории человечества акт благотворительности, но фактически бывший император Николай Второй был вынужден отказаться от возвращения всего незаконно конфискованного республиканским правительством в обмен на неплохую пенсию. На жизнь и кое-какие дорогостоящие излишества дедушке хватало, но не более того.
– А у бабушки?
Александра
– У неё в акциях и драгоценностях, а всю наличность откладывает на приданое внучкам.
– Машка с Сашкой у нас и без этого не бесприданницы.
– А я что могу поделать? Я, Вася, хоть и целитель, но психиатрия не мой конёк.
Нужно сказать, что после событий семнадцатого года отношения между бывшим императором и бывшей императрицей сильно охладели, и дело не дошло до полного разрыва исключительно благодаря запрету нового императора Иосифа Первого. И вот такие выпады были для Красного не в диковинку.
– Ладно, дед, обойдёмся без завода. Генри Форд вообще в сарае начинал, а сейчас уважаемый человек, статский советник и владелец заводов в Серпухове и Саратове.
– Тоже собрался жестянки на колёсах выпускать? Хорошее дело, потому что хуже фордовских вёдер с болтами нельзя ничего сделать даже при желании. Пожалуй, я вложу, кроме выигрыша, ещё кое-то. Но на большую сумму не рассчитывай.
– Спасибо, дед! Всегда знал, что на тебя можно положиться.
Где-то в глубине души Василия Красного громко заржал комсомолец капитан Родионов. Громко, но не вслух.
После ухода деда к спасителю государя началось настоящее паломничество. Разумеется, раньше всех в палату ворвалось тройное стихийное бедствие, ради такого случая сбежавшее с занятий в гимназии. Почти следом за ними заявился генерал-лейтенант Дзержинский, изгнавший девочек с ловкостью опытного экзорциста. Феликс Эдмундович намеревался уточнить кое-какие моменты покушения, но до разговора с отцом Василий не стал откровенничать, сославшись на плохое самочувствие.
Алексей Максимович Горький пришёл в компании режиссёра Александрова, который с места в карьер заявил о намерении снять по мотивам недавних событий музыкальную комедию с Любовью Орловой в главной роли. Самому Василию предлагалась эпизодическая роль без гонорара, но с упоминанием в титрах. Пришлось рассказать о визите шефа жандармов, упомянуть о секретности и незакончившемся расследовании, но самым весомым аргументом против съёмок фильма стал намёк на хороший аппетит белых медведей и их полное равнодушие к современному кинематографическому искусству.
Последний посетитель, манерами и одеждой напоминающий гангстера из американского фильма, был Василию не знаком.
– Господин Красный, позвольте представиться, Максим Максимович Литвинов, присяжный поверенный.
– Вы по поводу патента?
– О нет, я по другому поводу. Ознакомьтесь, господин Красный.
– А что это? – полюбопытствовал Василий, разглядывая незапечатанный конверт без надписей.
– Копия иска, – пояснил Литвинов. – Мои клиенты, граф Бронштейн, генерал-лейтенант барон Тухачевский и инженер-полковник Гроховский намерены взыскать с вас убытки, причинённые срывом показа новой техники в прошлое воскресенье, а также убытки от расторгнутых вследствие этого контрактов с военным ведомством. Нет-нет, господин Красный,
Литвинов ушёл, а Василий закрыл глаза и сосредоточился. На воображаемой карте Петербурга запульсировала красная точка, а после некоторого усилия появилось изображение от подсаженного присяжному поверенному энергетического паразита. Нехитрое умение, практически неизвестное европейцам, но давно и успешно используемое китайскими преступными сообществами. Вместе с болью двух с половиной тысяч жертв передались Красному способности двух с половиной тысяч одарённых.
– В какую клоаку ты забрался, Евно! – Максим Максимович Литвинов брезгливо оглядел непритязательную обстановку дешёвых меблирашек. – Наверняка здесь клопы крупнее мышей.
– Нашёл чего бояться, Меер! – захохотал круглолицый и толстогубый господин, в котором внимательный человек смог бы узнать бывшего помощника по деликатным делам самого графа Бронштейна. – Лучше клопы здесь, чем стерильная чистота в Крестах.
– Не бывал, не знаю, – поджал губы Литвинов.
– Не советую узнавать – стерильная чистота там только в тюремном морге. А что ты побледнел, Меер?
– Нездоровится.
– Вот как? Да ты не переживай, вот получим деньги и английские паспорта и тогда поправим здоровье.
– Это было бы хорошо, – согласился присяжный поверенный. – Но что-то мне тревожно, Евно. Знаешь, кто сегодня приходил к мальчишке?
– Про сегодняшний день ещё не знаю, но вчера у него был император Иосиф, – усмехнулся Азеф. – И это не может не радовать.
– Чему же здесь радоваться?
– Как чему? Мальчику есть к кому броситься за помощью! Лейба как был жадным идиотом, так им и остался, но своим иском он очень нам помог.
– Не вижу связи, Евно.
– Ты меня разочаровываешь, Меер.
– Хочешь сказать, что на выходе из госпиталя его… ох…
– Что случилось?
– Вроде бы блоха. Больно и горячо. Чёрт возьми, прямо огнём горит!
Пламя явно магического происхождения выплеснулось из двух окон третьего этажа дешёвых меблирашек, распугав немногочисленных в эту пору прохожих, а где-то на другом конце города подскочил на госпитальной койке гимназист Василий Красный. Он же не знал, что псевдожизнь энергетического паразита ограничена по времени и что через два часа срабатывает самоликвидатор. Вот он и сработал. К сожалению, на самом интересном месте.
Глава 6
– Что вам от меня нужно? – разбуженный среди ночи граф Лев Давидович Бронштейн пребывал в скверном расположении духа и с откровенной неприязнью смотрел на маленького жандармского офицера. – Три часа пополуночи, сударь!
Жандарм раздражение Льва Давидовича проигнорировал.
– Господин Бронштейн, вы арестованы по подозрению в убийстве присяжного поверенного Максима Максимовича Литвинова.
Граф заскрипел зубами и едва удержался от искушения взять штаб-ротмистра за шкирку, стукнуть головой о стену и вышвырнуть вон. За прошедшую неделю его арестовывают второй раз. Сначала на стадионе сразу после покушения на императора – тут жандармы в своём праве, так как покушавшаяся особа работала на Льва Давидовича. Три дня продержали в Петропавловской крепости, копались в мозгах, не давали спать, но ничего не нашли и выпустили с извинениями. И вот опять!