Цесаревич
Шрифт:
Алексей, согласно навсегда запихнутым урокам вежливости, склонил голову в царственном поклоне. И мгновенно переключившись на долгожданный подарок, кинулся к бабушке.
– Бабушка! Я так рад тебя видеть! А это мне подарок? И сразу два! Бабушка я люблю тебя.
– Погоди внук! Велосипед тебе в подарок только один. Второй принадлежит Борису. Он прекрасно умеет кататься и сможет тебя научить.
– Уау! А какой мой? Папа! Папа! Бабушка подарила мне велосипед! Я возьму красный. Папа! Ну смотри же! У меня теперь есть велосипед.
–
– Такого обращения, Алеша, еще не разу не слышал. Разудалое местечковое обращение мигом прервало словесный поток наследника.
– Ва-аше высочество! Ты хоть два метра проехать сможешь? Красный ему подавай. Красный мой. Я его под себя лично настраивал. Хочешь кататься, бери синий. Не можешь кататься, я научу. Выбор есть всегда. Можно стоять, а можно прыгать до небес.
Что-то шевельнулось в душе юного царевича. Он снова оглядел мальчика. Чуть ниже ростом, волосы чуть темнее и более густые, глаза такие же синие как у него. Взгляд тяжелый и слегка насмешливый.
– Ну чего? Стоять будем, или прыгать?
– Будем! Стоя прыгать. Показывай, как кататься.
Оставшийся день царевич был потерян для великосветского общества. Через пятнадцать минут он, в обществе своего нового приятеля, носился по аллеям Александрии. Иногда слышался его радостный голосок: "Папа! Смотри как я могу!", " Я совсем без рук еду!".
Отец, отрываясь от великосветской беседы, не мог надивиться на сына. Вопли цесаревича вызвали неожиданные разговоры среди придворных. Привыкшие к постоянной опеке наследника, они не могли понять спокойствие отца. Кто-то попытался поймать расшалившегося сорванца, пытаясь выслужиться. Но оба безобразника насев на педали, устремились вглубь парка.
Парки южной стороны Маркизовой лужи, или ближних дач Балтийского залива имеют некоторую особенность. Кажется, что они плоские и равнинные, но все они имеют коварный обрыв. Где-то облагороженный лестницами, где-то фонтанами, но в основном это достаточно крутые спуски. В Александрии таких несколько. Жизнерадостная малышня резво неслась на двухколесных велосипедах с горы. Легкий поворот засаженной аллеи и им навстречу показалась тележка, оставленная садовником.
– Тормози!!!
И оба сорванца кубарем летят через телегу, велосипеды жалобно звякнув на прощанье остаются у преграды. Ни о какой группировке в полете, пацаны не знали и поэтому смачно пропахали посыпанную свежим гравием дорожку. Был шок. Только потом боль и слезы. Алексей привык терпеть боль, его новый друг похоже тоже.
– Надо умыться!
– Всхлипывая произнес Лишин.
– Там есть канава с водой.
– Утирая слезы показал царевич.
Всхлипывая и вздрагивая мальчишки дошли до канавы.
– У тебя платок есть?
– Нет. А у тебя?
– Дома оставил. Надо подорожник приложить.
– А у тебя уже все засохло. У меня даже не болит.
– У меня тоже не болит. Надо болячку смыть и все будет в порядке.
– Посоветовал Борис.
– Давай я смою у тебя, а ты мне.
– У тебя даже царапин нет.
– Проинформировал друга Алексей.
– У моей сестры царапины еще неделю были.
– У тебя тоже нет.
– Борис отодвинулся от наследника.
– Так не бывает.
– У тебя же бывает.
– Я это я. А вот как получилось, что у тебя все в момент зарастает?
– У тебя тоже была гемофилия?
– Чего? Не было у меня ни какой гомофилии. Умер я. Почти. Доктор прививку сделал и все.
– Мне тоже прививку сделали. С тех пор я бессмертный.
– Ни чего ты не бессмертный. Если тебе в голову пуля прилетит, то умрешь как миленький. Или в сердце. Ну как доктор сказал, при смертельном повреждении жизненных органов умрешь обязательно.
– А какие это жизненные органы?
– Ну там сердце, мозг, еще чего ни-будь такое. Я не знаю.
– Я думаю, что главное это мозг. Остальное ерунда.
– Глубокомысленное выдал заключение Алексей.
– Точно! Башку надо беречь. Остальное фигня. Еще надо яйца беречь.
– Думаешь не отрастут?
– Не знаю. Но больно будет очень.
Через двадцать минут два героя дошли до площадки со взрослыми. Велосипеды щеголяли восьмерками ободов. Мальчишки струпьями кровоподтёков.
Истерика получилась славная. Обоих отругали и уволокли отмываться. Лейб медик поначалу сделавший стойку на обилие засохшей крови. По окончании осмотра вальяжно откланялся. "Повреждений нет". Детей переодели и отругав вновь выпустили на лужайку. Публика была в верноподданническом восторге.
Не долго думая детвора устроила игры в салочки, потом казаки-разбойник, пятнашки и так далее. В конце концов, большинство приглашенных детишек повалилось на траву и играть в подвижные игры отказалась. Двум сорванцам, оказавшимся в одиночестве, пришлось присоединиться к остальным. Совместными усилиями удалось уговорить няню почитать вслух сказки.
Вечером детей забрали родители. Всех кроме Бориса. Алексей впервые устроил истерику и потребовал, чтоб дружка оставили с ним. Мария Федоровна оказалась не против. Александра Федоровна согласилась с мнением сына. Николай, как обычно пошел в поводу у женщин. Борису постелили на кушетке в спальне царевича.
Перед сном Алексей пришлепал в спальню отца.
– Папа! А ты знаешь, что Борису тоже укол делали?
– Многим делали уколы. Мне тоже.
– Отец усадил сына на колено.
– Ты не понял. Он то же может раны заращивать, как и я. Ему тоже вкололи панацею.
– С чего ты взял?
– Он сам мне сказал. И у него тоже все мгновенно залечилось, как и у меня. Мы оба расшиблись, и оба залечились.
– Ты в этом уверен?
– Ну да! А можно он теперь с нами будет жить? У него ни кого не осталось. Папу убили, мама заболела и умерла. А тебя, папа, никогда не убьют?