ЦЕЗАРЬ АВГУСТ
Шрифт:
Незадолго до похорон Цезаря, вероятно 19 марта, по требованию Писона в доме Антония было прочитано завещание диктатора. Этот документ еще больше укрепил положение цезарианцев. Оказалось, что Цезарь, которого заговорщики представляли тираном и врагом республики, завещал государству свои сады за Тибром и каждому римлянину по 300 сестерциев. Основным наследником был объявлен Гай Октавий; ему предназначалось 3/4 имущества. Еще одна четверть была завещана двум другим внучатым племянникам Цезаря – Луцию Пинарию и Квинту Педию. Гай Октавий, как уже говорилось, был усыновлен Цезарем и должен был унаследовать его имя. Наследниками второй очереди были назначены Марк Антоний и Децим Юний Брут – один из убийц Цезаря. В завещании упоминались и другие участники заговора. Эти детали также оказали свое эмоциональное воздействие на римлян. Пройдет немного времени, и станет ясно, что расстановка сил, которую предусмотрел Цезарь в своем завещании, ведет к новому
Наступил день похорон (19 или 20 марта), и поминальную речь произнес Марк Антоний, выступавший в качестве коллеги по консульству, друга и родственника.25 Траурная церемония была организована так, чтобы вызвать народное возмущение против убийц. Рядом с погребальным ложем на столбе была выставлена окровавленная одежда Цезаря. При совершении обрядов, во время заупокойных игр пелись стихи из трагедии Марка Пакувия (200-ок. 130 г. до н. э.) «Суд о доспехах»: «Не я ли спас, чтобы были те, кто меня погубит?», и-такие же отрывки из Электры, пьесы Ати-лия, малоизвестного драматурга II в. до н. э. Марк Антоний напомнил постановление сената, которым были декретированы Цезарю все божеские и человеческие почести, и клятву, которою все сенаторы поклялись блюсти жизнь одного – Цезаря; к этому, свидетельствует биограф Цезаря, он добавил несколько слов от себя.26 То, что Антоний сказал «от себя», известно в двух изложениях, не полностью совпадающих одно с другим;27 тем не менее, ясно, что он чрезвычайно эмоционально и со всевозможными театральными эффектами восхвалял Цезаря, оплакивал его мученическую смерть и жестокую несправедливость, которую он претерпел, и то намеками, то явно угрожал отомстить убийцам. Пока он говорил, над траурным ложем подняли восковую статую Цезаря и показывали народу раны убитого. Цицерон имел, несомненно, право оценить речь Антония как подстрекательскую.28 Толпа была предельно возбуждена; в городе началась охота за заговорщиками, причем погиб ни в чем перед Цезарем или его памятью не виноватый трибун Гай Гельвий Цинна, которого случайно спутали с Луцием Корнелием Цинной;29 дома, в которых заговорщики жили, пытались разграбить и сжечь. В пламени пожара погиб дом некоего Луция Беллиена.30 События грозили выйти из-под контроля их организаторов. Во главе народных выступлений попытался встать Гай Аматий (Лже-Марий; по всей видимости, грек Герофил из южной Италии), однако Антоний арестовал его и казнил, а До-лабелла окончательно расправился с его приверженцами.31 Перепуганные событиями заговорщики и их сторонники бежали из Рима.
Во всех этих событиях Антоний вел себя как признанный вождь цезарианцев и естественный преемник Цезаря. Сам он был консулом, его брат Луций – народным трибуном, а еще один брат, Гай, – претором;32 обладание этими позициями обеспечивало Антонию фактическую власть. Лепид, ставший великим понтификом, был оттеснен на второй план. Традиция, дожившая до IV в. н. э.,33 именно Антонию приписывает организацию похорон; родственники убитого диктатора (Писон, Луций Юлий Цезарь) возражали, а Долабел-ла убрал с Форума колонну, воздвигнутую при погребальной церемонии. Еще в ночь с 15 на 16 марта Антоний захватил в доме Цезаря, видимо с согласия его жены Кальпурнии, его записи, документы и деньги;34 основываясь на постановлениях сената и постоянно ссылаясь на волю Цезаря, Антоний мог проводить свою политику, щедро раздавая цезарианцам деньги, должности и сенатские кресла, распределяя и перераспределяя провинции. Он не забыл и себя, назначив себе Македонию; Долабелла должен был получить Сирию. Это были провинции, которые раньше предназначались Бруту и Кассию; им взамен были предоставлены Кире-на и Крит.
Желая укрепить свою власть, Антоний попытался сблизиться с сенатской оппозицией Цезарю. В частности, он предложил вызвать из Испании Секста Помпея, сына Гнея Помпея, наследственного врага Цезаря, с которым все еще вели войну полководцы Цезаря; в возмещение конфискованного отцовского имущества ему предполагалось выдать 50 млн аттических драхм; кроме того, он должен был бы вступить в командование римским флотом. Сенат принял это предложение, рассчитывая с помощью Секста Помпея возродить демократический режим, и одновременно позволил Антонию иметь личную вооруженную охрану, которую Антоний довел до 6 тыс. человек.
Из этой сделки ничего хорошего для сената не получилось. Секст Помпей в Рим не возвратился, так что связанные с ним планы провалились. Между тем Антоний на законном основании получил возможность формировать
Явившись в Лупии, Октавий получил там всю необходимую информацию – как произошло убийство Цезаря, как его погребли, что происходит в Риме; получил он и копии завещания и постановлений сената. Мать и отчим настойчиво советовали ему в письмах опасаться врагов Цезаря, чьим сыном и наследником он должен был стать, и отказаться от наследства и усыновления. Но Октавий поступил иначе. Он отправился в Брундисий. Стоявшее там войско приняло его как сына Цезаря, и он тотчас же в соответствии с завещанием переменил свое имя. Отныне он стал называться Гай Юлий Цезарь Октавиан; последнее прозвище по римскому обычаю указывало на его происхождение из рода Октавиев. Впрочем, сам Октавиан его никогда не употреблял; им пользовались его противники (в современной науке оно используется во избежание недоразумений). Эта демонстрация показала, что он принимает завещание и претендует на положение главы цезарианцев.38
И сам Октавиан, и все вокруг, в Италии и в Риме, хорошо понимали, что на этой почве неизбежен конфликт между ним и Антонием; данная тема всплывает в переписке Цицерона с Аттиком, которая вводит нас в самую гущу событий. Октавиану были нужны связи в римском обществе, и поэтому его первым шагом в затеянной им сложной политической игре стала поездка в Неаполь (18 апреля), где он на следующий день встретился с Бальбом; оттуда, ни дня не медля, он отправился на куманскую виллу Цицерона и там беседовал с этим влиятельнейшим сенатором и врагом цезарианцев, прежде всего Антония, о своем вступлении в наследство.39 Из следующих писем мы узнаем новые подробности. Оказывается, Октавиан остановился на вилле своего отчима; во время встречи с Цицероном он держался так, что этот постоянно довольный собой самовлюбленный по.зер решил, будто Октавиан ему «целиком предан».40 Действительность была иной. Во время визита к Цицерону Октавиана сопровождали его отчим Луций Марций Филипп и зять (муж его сестры) Гай Клавдий Марцелл; они договорились, что Цицерон использует все свое влияние в сенате и в народном собрании для поддержки Октавиана, а последний обеспечит ему защиту.41 Очевидно, имела место элементарная политическая сделка: обе стороны объединялись против общего врага – Антония.
Между тем в Брундисий к Октавиану стекались цезарианцы – друзья Цезаря, его вольноотпущенники, рабы и воины; одни везли снаряжение и деньги в Македонию, другие доставляли деньги и подати, поступавшие из других провинций, в Брундисий.42 Настроения октавиановского окружения очень беспокоили Цицерона. 22 апреля Цицерон пишет Аттику: «С нами здесь почтительнейший и дружественнейший Октавий, хотя его люди приветствуют его Цезарем, но Филипп этого не делает, и я тоже: я отрицаю, что он может быть добрым гражданином; его окружают многие, заявляя, что это невозможно вынести; как ты думаешь, что будет, когда мальчишка явится в Рим, где наши освободители не могут быть в безопасности?».43
Наконец, Октавиан двинулся в Рим. Сопровождавшая его толпа цезарианцев росла с каждым днем; ветераны Цезаря и колонисты приходили его приветствовать; они оплакивали Цезаря, поносили Антония за то, что он не отомстил за столь гнусное преступление, и выражали готовность сражаться, если их кто-нибудь поведет в бой.44 Октавиан с удовольствием все это выслушивал: демонстративная поддержка цезарианцев, ветеранов и колонистов, была ему настоятельно необходима; однако вести их на Рим он не хотел, надеясь, быть может, договориться с Антонием.
В Рим Октавиан прибыл в конце апреля как частное лицо, скромно и с небольшой свитой, желая показать, что он озабочен только принятием наследства.45 Впрочем, по Риму поползли слухи, возможно инспирированные самим Октавианом, что при его вступлении в город вокруг солнца появилось радужное кольцо, а в гробницу Юлии, дочери Цезаря, ударила молния.46 Каждый мог догадываться о значении этих предзнаменований. Октавиан всячески старался показать, что он никому не угрожает, не затаил недовольство и не предполагает мстить.47