Цезарь (др. перевод)
Шрифт:
Цезарь опасался, как бы эти одержимые не перебили половину жителей, если он предпримет штурм. Он умышленно отступил перед этой чересчур сурово настроенной охраной крепости, и на третью ночь после своего вхождения в Гиспал Цецилиц Нигер покинул его, уводя с собой тех солдат, что он привел сам, и старый помпеевский гарнизон.
Цезарь под видом полного безразличия зорко следил за всеми их передвижениями, и как только он увидел их вне стен города, он бросил на них свою конницу, которая тут же разбила их наголову. На следующий день утром Цезарь вошел в Гиспал.
Теперь
Прибыв туда, и опасаясь какого-нибудь предательства со стороны жителей, он велел пронести себя через город на носилках, как простое частное лицо; оказавшись в порту, он кинулся к кораблям в такой спешке, что, вступая на то судно, которое он для себя выбрал, он запутался ногой в веревке и упал; поскольку ему некогда было развязывать эту веревку, он хотел разрубить ее мечом, и нанес себе глубокую рану в стопу.
Командовавший морской армией Цезаря в Гадесе Дидий узнал о том, что произошло, и растянул свою конницу и пехоту вдоль берега, чтобы захватить Гнея, если он попытается где-нибудь пристать. Расчет Дидия оправдался.
Гней Помпей, учитывая поспешность его отплытия, не успел запастись водой; так что он был вынужден следовать вдоль берега и останавливаться то в одном, то в другом городе, чтобы пополнить заправиться пресной водой. Дидий для начала догнал его флот, дал ему сражение, потопил и пожег две трети его кораблей.
Помпей посадил свой корабль на мель и добрался до берега, намереваясь укрыться в скалах, которые образовали в этом месте своего рода естественную крепость; взять ее приступом было почти невозможно.
Он был ранен в плечо и, как мы уже знаем, в ногу; ту ногу, которая не была ранена, он вывихнул; в связи с этим его тащили на носилках. Никто не видел, как он причалил, и у него были все шансы избежать преследования; но один человек из его сопровождения обнаружил себя лазутчикам Дидия, и они пустились за ним в погоню.
Помпей велел своим людям удвоить шаг и добрался до убежища, которое искал; цезарианцы хотели захватить его силой, но были отброшены стрелами; их преследовали до самого подножия горы. Они снова попытались атаковать, но безуспешно.
Тогда они решили осадить беглецов, и за короткое время возвели такую высокую насыпь, что на ее вершине они могли сражаться с неприятелем практически на одном уровне.
Перед лицом этой угрозы помпеянцы стали обдумывать побег; но бежать было не так-то просто: Помпей из-за своих ран и своего вывиха не мог идти; посадить его на лошадь или нести на носилках было невозможно из-за трудности пути. Увидев, что почти всех его людей рассеяли, безжалостно перебили или преследуют по пятам, Гней спрятался в расщелине скалы; но один человек видел, как он прятался в этой пещере, и выдал его: он был схвачен и убит.
Затем его убийцы отрубили ему голову, и в тот момент, когда Цезарь входил в Гиспал, ему преподнесли голову сына, как до этого в Египте ему преподнесли голову отца. Это произошло 12 апреля 45
Впрочем, эта безжалостная экспедиция отнюдь не пошла Дидию на пользу. Чувствуя себя отныне в полной безопасности, он вытащил свои корабли на берег, чтобы починить их; пока это делалось, он с отрядом конницы направился к соседней крепости. Но лузитаны, которые покинули Гнея и рассеялись по окрестностям, снова собрались вместе и, видя, какое небольшое число людей ведет за собой Дидий, устроили ему засаду, напали на него и убили.
Тем временем Фабий Максим, которому Цезарь поручил продолжать осаду Мунды, захватил город, взял одиннадцать тысяч пленных и отошел к Оссуне – городу, укрепленному разом и природой, и человеческим искусством.
Секст Помпей, убедившись, что на полтора лье вокруг нет воды, велел к тому же вырубить весь лес, чтобы Цезарь не смог построить ни одной машины; но сам он не стал дожидаться исхода осады: он углубился в горы Келтиберы, и затем исчез; снова мы увидим его уже царем над средиземноморскими пиратами.
Тридцать тысяч убитых под Мундой, двадцать две тысячи в Кордубе, пять или шесть тысяч в Севилье, одиннадцать тысяч захвачены в плен, Гней убит, Секст бежал, – война в Испании закончилась.
Цезарь повернул к Риму.
Антоний отправился ему навстречу до самой границы; и Цезарь, питавший к Антонию слабость, которую люди высшие иногда питают к людям низшим, оказал ему по этому случаю большую честь: всю дорогу через Италию Антоний сидел рядом с ним в его повозке, а позади него сидели Брут Альбин и сын его племянницы, иначе говоря, его внучатый племянник, юный Октавий.
Возвращение было мрачным.
Когда Помпей был убит, а его раса уничтожена, – еще не знали, что стало с Секстом, – это означало, что исчезло не только великое имя, угас великий род; был уничтожен целый принцип. Если Помпей не сумел отстоять права аристократии и свободы, кто сможет удержать их после него?
Для побежденных начиналось рабство без надежды! Победители, сами уже разочаровавшиеся в войне, которая три года была только войной междоусобной, отпраздновали бесславный триумф. Цезарь чувствовал, что его больше боятся, чем любят: никакая щедрость, никакое великодушие не могли притушить ненависть. Он победил; но как далеко он был от того, чтобы оказаться побежденным? Мунда стала для него важнейшим уроком. Так что все были измучены, даже его солдаты, которых он считал неутомимыми.
И хотя сам он уже устал от триумфов, он пожелал получить еще один: несомненно, для того, чтобы посмотреть, что скажет Рим; и он, который никогда не праздновал побед кроме как над иноземными врагами, – над Галлией, над Понтом, над Египтом, над Юбой, – на этот раз он, подобно тем злодеям, которых звали Марий и Сулла, отпраздновал победу над сыновьями Помпея, чье дело было делом части Италии, и чья сторона имела приверженцами половину римлян.
Но Цезарь уже начинал презирать Рим, и хотел сломить его гордыню. Он отпраздновал триумф над сыновьями Помпея; и позади него его солдаты, – тот глас народа, который есть глас божий, – позади него его солдаты пели: