Чабан с Хан-Тенгри

Джантошев Касымалы

В один миг лощина, где стояли девушки и Темирболот, оказалась заваленной снегом. В небо поднялся огромный столб снежной пыли.

— О-ой! — донесся до Момуна далекий крик. Сердце негодяя застучало где-то у горла…

Многое пережил он на своем веку, пролил немало чужой крови, чинил своим врагам вред, привык к брани и проклятьям своих хозяев, побывал в разных переделках. Но никогда, как ему казалось, он не слышал такого сильного-, пронзительного и грозного крика. Этот голос долго еще звучал в ушах Момуна. Может быть, хищник почуял в этом крике угрозу,

а скорее всего просто испугался того, что совершил. Он долго не мог унять боли в сердце, чувствовал слабость во всем теле.

— О-ой! — крикнул Сергей.

Он взглянул в ту сторону, откуда послышался треск, краем глаза уловил человека, убегавшего за валун, и лавину, катившуюся вниз.

Больше кричать он не мог. Ветер отбросил Сергея в сторону, свалил с ног; его в миг засыпало снегом.

Только потому, что голова чудом оказалась над снегом, Сергей не задохнулся. Тяжесть сдавила грудь, сжимала, как в тисках. Несколько мгновений он не мог перевести дух. Пытался пошевелиться, двинуть ногой или рукой — ничего не получилось, хотел повернуть голову и посмотреть в сторону обвала, но и это не удалось.

И почему-то ему сразу не пришло на ум, что ребята могли быть погребены под снегом. Он откашлялся и крикнул, но из сдавленной груди вырвались только слабые, хриплые звуки.

Горы вокруг по-прежнему резали глаз белоснежным нарядным покровом. Лишь одну от вершины до подножия, как рана, рассекала темная полоса — весь снег, сорвавшийся вниз, скопился в лощине, и долго еще над ним курился белый дым — легкая снежная пыль.

Пограничники видели, как из грузовика вышли четверо и направились по лощине в сторону от дороги. Машина помчалась дальше.

Эти четверо могли быть только Темирболот, Сергей и другие чабаны. Зимовка Айкан находилась неподалеку от тех мест, и лишь Темирболот с друзьями мог направляться в те края.

— Товарищ капитан, — доложили Чернову. — В горах произошел снежный обвал. На гребне горы, по которой катилась снежная лавина, замечен человек…

Чернов с несколькими пограничниками помчались к перевалу. Следы приводили к засыпанной снегом лощине, но по другую ее сторону, за обвалом, пограничники отпечатков ног не обнаружили.

— Товарищ капитан, люди вроде остались под снегом, — высказал один из пограничников то, что думали остальные.

— Как это могло случиться? — воскликнул Чернов. Он не мог, не хотел верить. — А вон, посмотрите, в стороне что-то чернеет. И, мне кажется, кто-то стонет.

Они мигом добрались до задыхавшегося в снегу Сергея. Сугроб быстро раскопали, и уже через несколько минут Сергей мог вымолвить:

— А где ребята?

— Ребята?..

— Лиза, Джаркын, Темирболот…

Сергею ничего не могли ответить. Пограничники были потрясены не меньше, чем отец Лизы. Не веря еще, что произошло несчастье, он громко крикнул:

— Лиза! Э-эй! Ли-за! Темирболот!..

Не получив ответа, он вдруг горько и громко зарыдал. Потрясение было, видимо,

так велико, что он, всегда выдержанный и спокойный, не мог сдержать себя.

Взволнованный Чернов взял его под руку и пытался утешить. Пограничники столпились вокруг, переглядываясь.

Сергей плакал, как ребенок, и беспомощно озирался вокруг.

— Скорей! Скорей! — вдруг крикнул он. Рыдания перехватывали его горло. — Посмотрите вон вверх за большим валуном… Кто это? — Горе снова захлестнуло его. — Где мои дети? — крикнул он исступленно и горько.

Солнце, как бы испугавшись этого отчаянного крика, стало быстро меркнуть. Потемнело, закружился снег. От ущелья Оттук надвигался буран. Ветер стонал и метался, как бы вторя тяжелым вздохам Сергея.

В лицо пригоршнями летел снег, залепляя глаза, дорога была неровной и скользкой и только к полуночи Чернов добрался до заставы. Он немедленно позвонил в Пржевальск и просил сейчас же сообщить страшную новость в колхоз.

Буря утихла только под утро. К полудню на четырех грузовиках колхозники примчались к месту обвала. Они уже застали у подножия горы Айкан, Аксаамай, Эреше и Табыша.

Перед ними распласталась снежная громадина, взбудораженная вчерашним бураном. Где-то под собою она погребла цветущие, молодые жизни…

Одни горевали, стараясь сохранить внешнее спокойствие, у других ползли по щекам слезы…

Старец Ашым, который тоже, несмотря на уговоры, приехал, стучал палкой по короне снега и звал:

— Где ты, дорогой мой Темиш? Где Лиза? Джаркын, отзовись! Где вы? — Он всхлипывал и сморкался. — Почему я не с вами? — с горечью восклицал старик.

— О дорогая моя! Что случилось с тобой? — голосил Асанакун, беспомощно ковыряя лопатой снег. — Дорогой мой Сергей, неужели мы с тобою оба лишились своих дочек? — то и дело спрашивал он почерневшего и похудевшего за эти часы Сергея.

Эреше отозвал Асанакуна от отца Лизы.

— Успокойся! Приди в себя, — увещевал он старого друга. — Зачем ты еще раз напоминаешь Сергею о том, что он и сам забыть не может. Пусть тебе хоть утешением будет то, что у тебя жена есть, как и у него… Поддержка, забота, семья… А посмотри на Айкан. Сам знаешь, она всегда плачет, когда у Темирболота просто голова заболит. А сейчас, видишь, ни слезинки… Ты подумай, что теперь ей, бедняжке, делать? — Эреше прослезился сам и поскорее отошел от Асанакуна.

Колхозники хорошо знали обычную слезливость Айкан и теперь недоуменно пожимали плечами. Женщины искоса наблюдали за ней и перешептывались:

— Да что с ней такое?

— Уж не подменили ли в сыртах нашу Айкан?

Ночью, когда незнакомый ей пограничник привез страшную весть о том, что Темирболота засыпало снежным обвалом, Айкан вскрикнула и задохнулась от рыданий.

Пограничник, глядя на ее лицо, чуть было сам не разрыдался. Потом она больше не плакала. Не заплакала и тогда, когда на грузовиках приехали к обвалу колхозники из низовьев. Она только сказала строго и печально: