Чака
Шрифт:
— Что-то поздно вспомнил ты о родстве между нами, о Мудли, но я рад, что страх перед смертью не лишил тебя разума. Слова твои справедливы, и ты умрешь от копья, смертью воина.
— Благодарю тебя, о вождь!
По знаку Чаки к Мудли приблизился старый воин с ассегаем в руке, но осужденный даже не глянул в его сторону.
— Погоди, о вождь, — сказал он.
— Мы слушаем тебя.
— Я стар. Я участвовал во многих сражениях, и не страх перед смертью заставляет меня говорить, тем более что умираю я заслуженно. Но заслужил смерть я вовсе не потому, что когда-то обижал мальчика Чаку. Я заслуживаю смерти потому, что всю мою жизнь я держал в руках своих власть. Человек, наделенный властью, распоряжается судьбами других, а человек, распоряжающийся судьбами других, обязан уметь разбираться в людях. Я заслуживаю смерти потому, что в мальчике Чаке я не сумел разглядеть будущего вождя вождей. И поэтому сейчас, умирая, я говорю вам всем, чтобы вы слышали и передали эти мои слова другим: строжайше выполняйте все веления Чаки, ибо он приведет вас, потомков зулу, к славе. Это говорю вам я, Мудли, сын Нквело, внук Ндабы, тот, который уже сегодня будет есть землю.
Воцарилась такая тишина, что казалось, вся толпа затаила дыхание. Что же сделает сейчас этот странный человек, который
Но Мудли неторопливо достал табакерку, взял из нее щепоть табака и так же неторопливо отправил ее под язык и молча постоял несколько мгновений. Потом, повернувшись к стоящему рядом воину с ассегаем, сказал ему самым обыденным топом:
— Выполняй приказ.
Воин бросил было вопросительный взгляд на Чаку и тут же нанес точный удар.
Пользуясь присутствием второго полка Изи-цве под командованием верного друга Нгомаана, Чака с молчаливого одобрения Дипгисвайо решил включить в свои владения земли э-лангени — племени своей матери. Еще более слабые, чем зулу, они могли стать легкой добычей любого завоевателя, и только соседство с грозными мтетва давало им возможность сохранять пока собственную независимость. За ночь отряд Чаки без труда преодолел расстояние в сорок километров, и утром Македама, вождь э-лангени, был неприятно поражен, обнаружив, что его крааль Эсивени окружен плотным кольцом чужих воинов. У Македамы оказалось достаточно ума и жизненного опыта, чтобы не начинать бессмысленного кровопролития — ведь исход сражения предугадать было нетрудно. Буквально в тот же день повторилась сцена суда, весьма схожая с судилищем над Мудли. Никому из обидчиков Нанди или ее сына не удалось избежать казни. Операция эта явилась первой пробой сил для недавно сформированных полков Чаки, которые справедливей было бы называть сотнями. Таким образом владения Чаки увеличились почти вдвое, причем Македама номинально сохранил за собой власть над племенем, а войско Чаки пополнилось двумя с половиной сотнями воинов э-лангени. Новички пользовались полным равноправием, а после непродолжительного военного обучения под присмотром Мгобози их уже было просто невозможно отличить от воинов зулу. Когда все воины получили ассегаи с широким лезвием, Чака, проведя несколько тренировочных походов, решил немедля испробовать свою тактику на деле. Пришел наконец черед Пунгаше ответить за все притеснения, чинимые им в прошлом зулу и э-лангени. На этот раз Чака намеревался преподать урок не только бутелези, но и окрестным племенам, что помогло бы им понять — на небосклоне нгуни появилось новое светило. Урок этот должен быть жестоким, чтобы сразу отбить охоту у любителей межплеменных свар.
Повод для войны найти было нетрудно — слишком глубоко укоренилось в Пунгаше пренебрежительное отношение к своим соседям. Вот и теперь он, на свою беду, обозвал нового вождя зулу «прихлебателем Дингисвайо». Чака потребовал извинений, но получил еще более резкий ответ. Затем последовало формальное объявление войны, и стороны договорились о месте, где им предстояло помериться силами. Пунгаше, столько раз бивавший Сензангакону, никак не мог взять в толк, с чего бы это ему не задать трепки и сыну покойного. В условленный день Пунгаше построил своих воинов на заранее выбранной позиции, причем за шеренгами воинов расположились женщины племени с запасами пива и снеди, пришедшие полюбоваться подвигами своих соплеменников, а при случае и принять участие в дележе добычи. Когда вдали показались воины зулу, Пунгаше подивился только их многочисленности, но и тут не испытал беспокойства — дело ведь не в числе воинов, а в их доблести. Когда же от строя зулу отделились две колонны и, перейдя на рысь, стали охватывать его фланги, он все еще благодушно посмеивался над противником, который так неразумно растягивает свой строй. Несколько удальцов бутелези вышли из рядов, намереваясь насмешками раззадорить своих противников и вызвать их на поединок. Однако шеренги зуду надвигались не останавливаясь. Более того, приблизившись к позициям бутелези на расстояние двух бросков копья, они перешли на стремительный бег. Лучшие воины бутелези, вышедшие до этого из рядов, были буквально смяты этой лавиной. Первая шеренга Пунгаше, опомнившись, принялась было метать копья, но противник уже врезался в их ряды, сея вокруг ужас и смятение — это воины У-Фасимба дорвались наконец до рукопашной.
Когда же фланговые колонны зулу начали смыкаться, вождю бутелези стало ясно, что единственный путь к спасению — в бегстве. Наспех сколотив небольшую группу, он проложил себе дорогу сквозь толпу обезумевших от ужаса женщин и скрылся в зарослях на берегу ручья. К вечеру он уже был далеко за пределами своих владений, стремясь добраться до земель Звиде. Племя бутелези прекратило свое существование. Скот, женщины и дети стали добычей зулу. Незамужние девушки, а их набралось около сотни, стали собственностью «правящего дома» зулу. На землях бутелези расселились зулу, мбонамби, э-лангени и другие племена. Жалкие остатки воинства Пунгаше нашли себе приют в зулусских краалях и окончательно смешались с победителями. Это явилось боевым крещением новой армии.
Даже эта скромная победа заставила вождей соседних племен искать дружбы и союза с новым повелителем зулу. Полное равноправие воинов Чаки, независимо от их племенной принадлежности, а следовательно, и возможность отличиться своими боевыми подвигами, представляли собой большую притягательную силу для иноплеменников. Мягкое обращение с союзниками, наличие пусть небольшой, но великолепно обученной армии, а главное — дружба с Дингисвайо обусловили то, что вожди таких племен, как сибийя, гунгебени, газини, нтомбола и другие не препятствовали своим воинам вступать в армию зулу. А совместная служба мужчин привела вскоре к полному слиянию этих племен с зулу.
Не прошло и года, а владения Чаки успели увеличиться более чем в четыре раза. Армия его состояла теперь из двух тысяч воинов — один только полк У-Фасимба насчитывал восемь сотен — и являла собой грозную силу, с которой не могли не считаться окрестные племена. Ведь всего каких-нибудь три года тому назад в битве между наиболее могущественными племенами нгуни — мтетва и ндвандве — с обеих сторон приняло участие не более пяти тысяч воинов. Загоны зулу и объединившихся с ними племен пополнились
Народы нгуни, которые всего полтора столетия назад жили общинно-племенным строем, далеко не всегда могли уловить причинную связь многих явлений окружавшей их действительности и искренне считали, что в их жизни огромную роль играют духи. Добрые и злые, духи эти весьма активно вмешивались в события повседневной жизни — от них зависели урожаи и засухи, победы и поражения, рождение ребенка или смерть соплеменника. Все воспринималось конкретно — падеж скота, гибель вождя, поражение в битве — конечно же, это дело враждебных духов. Хорошо еще, что враждебным духам мужественно противостояли духи предков, которые за определенную мзду опекали своих потомков. Но иногда получалось так, что доброжелательные духи не могли без посторонней помощи одолеть своих противников, и тут на сцену выступали ведуны и знахари, прекрасно разбиравшиеся не только во взаимоотношениях духов, но и в человеческих делах. Им-то с незапамятных времен и поручалось посредничество с духами, а также истолкование воли последних. Постепенно из общей массы скотоводов, земледельцев и охотников выделилось особое сословие знахарей, представлявшее собой замкнутую организацию со своеобразным разделением труда. Самыми распространенными были врачеватели — знахари, сведущие в медицине, хотя зачастую болезни изгонялись ими драконовыми методами. Наибольшей таинственностью окружали себя составители магических снадобий — этим случалось совершать и ритуальные убийства, ибо в рецептуру их изделий входили человеческий жир, желчь и прочие подобного типа ингредиенты. Кое-кто добывал себе пропитание вызыванием дождя. Правда, считалось, что любой вождь племени также наделен этим талантом, но у многих вождей доставало ума на то, чтобы не испытывать судьбу и не пробовать своих сил в этой области. Но самый почтительный ужас вызывали исангомы — искатели колдунов. Их задачей было выискивать колдунов, враждебных племени, или людей, которые вольно или невольно являются орудием злых духов, а следовательно, и источником уже разразившихся или ожидаемых бед. Исангомы, чаще всего женщины, приобрели особое влияние, когда власть вождя племени стала наследственной, и действовали обычно в тесном контакте с вождем. С их помощью было нетрудно устранить соперников или просто неугодных лиц: носителей зла, выявленных во время обряда «вынюхивания», палачи тут же предавали мучительной смерти. На смерть, правда менее мучительную, обрекалась и семья мнимого преступника, но, что самое важное, — имущество покойного делили между собой знахарки и вождь. Последний, правда, имел право амнистировать преступника, по для этого тот должен был успеть броситься к его ногам и попросить убежища. Но палачи тоже не медлили. Подобная система поддержания благополучия племени означала, что вождю ради собственного спокойствия приходилось делиться властью с могущественным цехом знахарей. А именно этого и не хотел делать Чака. В создаваемом им государстве, зародышем которого являлись наследственные владения, все должно быть направлено на выполнение единственной воли — воли вождя. То обстоятельство, что нынешнему вождю зулу пришлось жить среди людей различных племен, несколько поубавило у него почтения к касте знахарей: ведь в разных племенах, несмотря на сходство обычаев и верований, одни и те же приметы истолковывались часто по-разному. Именно это и заставило вождя зулу усомниться в справедливости многих суеверий, а заодно и в непогрешимости толкователей воли духов. И хотя вождь зулу вынужден был считаться с верованиями и суевериями своих подданных, обе стороны — Чака и знахарки — прекрасно сознавали, что столкновение неизбежно, и постепенно готовились к нему. И все-таки гроза разразилась неожиданно для Чаки. В далеком, краале на океанском побережье умирал Мбийя — человек, назвавший бездомного зулусского мальчишку своим сыном и терпеливо направлявший его шаги на пути к признанию и славе. Получив известие о болезни приемного отца, Чака, не раздумывая, двинулся в путь, сопровождаемый небольшой группой воинов У-Фасимба. Почти без отдыха преодолели они расстояние в сто двадцать километров, и хотя старику уже ничем нельзя было помочь, присутствие Чаки несколько облегчило его последние минуты. Проводив в последний путь Мбийю и принеся соответствующие жертвы духам предков, вождь зулу не преминул повидаться с Нгомааном, а также испросить аудиенции у Дингисвайо, благо что Великий как раз был занят подготовкой кампании против Мативаана, вождя довольно сильного племени нгванаанов, в которой и Чаке с его армией отводилась немаловажная роль.
Вернувшись в Булавайо, Чака обнаружил: жители окрестных краалей пребывают в подавленном состоянии и, что самое неприятное, тревогой своей они сумели заразить даже неунывающих воинов У-Фасимба. Как выяснилось, в отсутствие вождя на землях зулу произошли события, которые сами по себе ничего опасного или огорчительного не представляли, но, получив должное истолкование знахарей, внесли тревогу и неуверенность в ряды его подданных.
Так, во время последней грозы молнией были убиты две коровы — вещь в период дождей довольно обычная. Но то обстоятельство, что смерть настигла их перед самыми воротами недавно построенного Булавайо, было истолковано знахарями как дурное предзнаменование. А когда вдобавок был пущен слух, будто сидевшая на ограде крааля птица заговорила человеческим голосом, началась уже самая настоящая паника. К моменту возвращения Чаки искусно распускаемые слухи успели накалить атмосферу до такой степени, что даже уравновешенные люди во всеуслышание требовали провести «вынюхивание» насылателей зла, дабы предотвратить грозящие народу зулу неисчислимые бедствия.
Скрепя сердце пришлось Чаке назначить церемонию «охоты за колдунами», а значит, на какое-то время передать власть над жизнью и смертью своих подданных в руки Нобелы.
Ранним утром все мужское население подвластных Чаке земель было собрано на широком поле перед Булавайо. Полукругом выстроились воины, а в центре дуги, на возвышении восседал Чака. Толпа застыла в тягостном ожидании, и даже воины У-Фасимба хранили мрачное молчание. Каждый знал, что день этот для многих может стать последним. Все мучительно перебирали свои поступки за последнее время и пытались предугадать, на ком остановят свой выбор страшные исангомы.