Чака
Шрифт:
Вопрос о наследниках славы и доблестей Чаки мало интересовал Мкабайю, к тому же она смутно помнила какие-то давние пересуды о физическом недостатке ее племянника — трудно теперь сказать, содержалась ли в этих слухах хотя бы крупица истины. Но вот слова белого о смерти Нанди заставили ее призадуматься. Она согласна, что Чака и в самом деле ничего не жалеет для вящей славы Зулу, их общего родоначальника, но при чем здесь Нанди — ведь мать Чаки умерла, насколько ей известно, от какой-то болезни. Правда, ей и самой было странно, с чего бы это болеть Нанди, женщине, по ее представлениям, молодой — они с М-Мамой на добрый десяток лет старше ее, а на здоровье не жалуются. Просто поразительно, что смерть настигла ее в столь цветущем возрасте!
В юные свои годы мистер Финн не мог предположить, что судьба забросит его в столь отдаленные края, и успел даже получить кое-какое образование. В те — увы! — уже отдаленные времена он считался приятным собеседником и не прочь был блеснуть красноречием в узком кругу друзей. Думал ли он, что одну из лучших своих речей ему придется произносить перед старой неграмотной негритянкой, сидя на циновке в крытой травой хижине! Полностью развернуться ему мешало недостаточное знание языка, но некоторая скомканность речи полностью компенсировалась завороженным вниманием его единственной слушательницы.
Далеко не все
Поэтому когда она ни с того ни с сего спросила вдруг у своего гостя, правда ли, что Великий терпеть не может кошек, а заодно — и их владельцев, тот даже умолк на какое-то время, растерявшись от неожиданности. Но тут Финну вдруг стало ясно все. Еще приближаясь к хижине хозяйки крааля, он заметил, что дорогу ему перебежала кошка. Генри Фрэнсис Финн не был суеверным человеком и просто не обратил бы внимания на этот маленький инцидент, если бы ему не припомнился давнишний разговор с Чакой и какое странное продолжение столь невинная болтовня получила в эти трагические дни.
Незадолго до прибытия белых в Порт-Наталь несколько кошек было завезено на земли зулу, по-видимому, из португальских владений в бухте Делагоа. Зверьки быстро прижились, и среди женщин высокого ранга даже распространилась мода на них. В одной из дружеских бесед с белыми пришельцами Чака поинтересовался, чего это ради их соотечественники держат этих ни на что не пригодных животных. Желая похвастать своей осведомленностью, Финн рассказал ему о множестве поверий и примет, связанных с этими зверьками у них на родине, что в старину считалось, будто кошки дружны с нечистой силой, «со злыми духами», как он тогда выразился, и что колдуньи на его далекой родине держали у себя котов, преимущественно черных. Разговор тогда перешел на другие темы, и все, казалось, позабыли о его словах. Но теперь в обстановке всеобщей подозрительности и озлобления, воцарившейся после смерти Нанди, несколько женщин было казнено по обвинению в колдовстве, и, как ни странно, главным подтверждением их вины было как раз то, что все они держали у себя кошек.
Англичанин торжественно подтвердил самые страшные подозрения Мкабайи: по совершенно непонятным причинам Чака вдруг решил, что именно владельцы кошек повинны в смерти его матери, а теперь злоумышляют и против него. Всем индунам отдан приказ выявить их всех и поступить с ними по всей строгости законов предков. Видя, какое впечатление произвели его слова на хозяйку крааля, Финн решил не затягивать своего визита и дать ей возможность поразмыслить на досуге.
Так легенда об Исанусси, пущенная в обиход матерью Чаки, получила теперь совершенно новый и весьма зловещий смысл. Но для того, чтобы окончательно оформиться, ей все еще не хватало некоторых деталей. Но детали эти было теперь нетрудно подыскать. Ведь тетки Чаки, свято уверовав в справедливость своих домыслов, с самым пристальным вниманием следили за всеми его действиями, по-своему истолковывая каждый его шаг. А в эти дни вождь зулу совершил немало опрометчивых поступков сам или не помешал другим совершать их… И надо же случиться так, что среди женщин, казненных за прелюбодеяние во время траура по Нанди, оказалась и Нолива — одна из сестер Дингисвайо. Никто не обратил на это особого внимания и, если бы не Финн, то происшествие это так и осталось бы незамеченным. Но Финн тут же помчался к Мкабайе с этой вестью. На этот раз старым знакомым нечего было таиться друг перед другом со своими мыслями и опасениями. Смерть сестры верховного вождя мтетва, человека, сделавшего так много для Чаки на первых его шагах к власти и невиданной славе, явилась новым подтверждением их подозрений. Мкабайя теперь уже ни капельки не сомневалась в том, что Исанусси не успокоится до тех пор, пока не отправит на тот свет всех хоть сколько-нибудь значительных лиц в зулусском государстве. Эта смерть как бы заполнила недостающее звено в цепи преступлений, совершенных уже и совершаемых их племянником, и дала возможность окончательно восстановить полную картину отношений Чаки с его зловещим покровителем. Все ее самые страшные догадки подтвердила и М-Мама, которая тоже была вызвана на совет. Не прошло и нескольких недель, как передаваемая под строжайшим секретом из уст в уста легенда об Исанусси начала кружить по краалям, доносясь до самых отдаленных уголков земель нгуни. Подхваченная тайными и явными недоброжелателями Чаки, она распространялась с быстротой степного пожара и оказалась настолько живучей, что дожила и до наших дней, получив самое широкое распространение. [4] Согласно первоначальной версии ее Чака заключил с Исанусси тайное соглашение, в силу которого он получает и будет получать власть над людьми самых различных народов и племен, но каждый шаг на этом пути к абсолютной власти он будет оплачивать жизнью самых близких ему людей. Если же отбросить все поэтические домыслы, то это означало, что Чака уже принес в жертву своей страсти жизнь Сигуджаны, своего брата, Нанди, своей матери, Ноливы, своей любимой; что рано или поздно последуют и новые жертвы — сначала Дингаан, Мхлангана и Мпанде — его сводные братья, затем — остальные родственники, а потом, возможно, наступит черед его главнейших индун и военачальников. Теперь мистер Финн мог со спокойной совестью удалиться в свои владения на берегах Умзимкулу и дожидаться там, пока посеянные им семена не принесут плоды.
4
См. T. M o f o l o, Chaka the Zulu, London, 1963. Л. С. С е н г о р, Чака. М., «Наука», 1971.
Активизация «культурно-просветительской» деятельности мистера Финна не прошла незамеченной у остальных членов торговой фирмы «Феруэлл и K°» и была должным образом оценена его компаньонами. Прекрасно понимая, к чему может привести подобная активность, если Чаке вдруг станет известно о ней, освоители новых земель, однако, не возражали против нее, хотя каждому было ясно, что положение белых в стране становится все более рискованным по мере того, как заговор против верховного вождя зулу набирал жизненных сил. После длительного перерыва возобновилось строительство шхуны из обломков разбитого брига «Мэри». Работы велись в лихорадочном темпе, ибо все понимали, что шхуна эта даст им единственную возможность сласти свои шкуры, если дела в Натале примут неблагоприятный для них оборот. А для подобных опасений имелись все основания. В последнее время Чака стал замечать, что подданные его как-то изменили
И вот наступил наконец день, когда белые друзья прибыли в Дукузу в полном составе и торжественно объявили вождю зулу, что постройка судна, которое даст возможность наладить более тесный контакт между двумя великими народами, близка к завершению. И снова встал вопрос о необходимости направить послов владыки зулу к его другу и брату королю Джоджи.
Возникла еще одна немаловажная проблема: кому же из белых поручить ответственную миссию сопровождать посольство и помочь посланцам Чаки на первых шагах их дипломатической деятельности? Кандидатуры Феруэлла и Финна сразу же отпали, поскольку первый уже успел порядком надоесть ему своей жадностью, а второй оказался просто ловким пронырой, постоянно сующим нос в дела народа зулу. После зрелых размышлений Чака остановил свой выбор на лейтенанте Британского королевского флота Джеймсе Сандерсе Кинге, известном среди народа зулу под именем Мкинги. Возможно, что немалую роль сыграло и «королевское» звучание фамилии лейтенанта (Кинг по-английски означает «король». — М. Б.). Это заставляло думать, что Кинг, если и не является близким родственником короля Англии, то почти наверняка принадлежит к его роду. Не желая, чтобы посланец его оказался рангом ниже тех, с кем ему придется вести переговоры, Чака счел уместным произвести английского лейтенанта в чин индуны, ради чего Кинг и был назначен им командиром полка У-Гиги-банье, целиком укомплектованного молодыми воинами в возрасте 22–27 лет. Возведение в чин сопровождалось соответствующими в подобных случаях церемониями и проходило в весьма торжественной обстановке. Кинг получил к тому же полную парадную форму зулусского военачальника. Неизвестно, воспользовался ли когда-либо, кроме этого торжественного дня, индуна Кинг своим правом носить эту форму, но он не преминул использовать подходящий случай, дабы документально закрепить свое новое общественное положение.
Без долгих проволочек был составлен следующий документ:
(Дано) в главной резиденции Чаки
Умбололи в феврале 1828.
Я, Чака, король Зулу, в присутствии собравшихся сейчас моих главных вождей сим уполномачиваю и поручаю другу моему Джеймсу Сандерсу Кингу принять под свое покровительство и опеку Сотобе, одного из моих главных вождей, для которого я строю крааль «Тугуза» (м. б. Дукуза? — М. Б.), Кати (видимо, одно из имен Пикваана. — М. Б.), моего личного слугу, Джекоба, моего переводчика, и свиту. Я повелеваю ему препроводить их во владения Его Величества короля Георга и представить их как посланников доброй воли королю Георгу; а после передачи ему моих заверений в дружбе и уважении вместе с моим вождем Сотобе вести от моего имени переговоры с Его Величеством относительно заключения договора о дружеском союзе между двумя нациями, относительно чего мною даны полные инструкции и полномочия вышеупомянутым Дж. С. Кингу и Сотобе действовать от моего лица так, как они сочтут наиболее полезным и целесообразным в зависимости от обстоятельства. Я возлагаю на моего друга Кинга обязанность обеспечить наиболее подходящие условия моим подданным, вверенным его заботам, и торжественно повелеваю ему возвратиться вместе с ними в безопасности и искренне доложить мне о ходе переговоров с королем Георгом.
Настоящим я жалую вышеупомянутому моему другу Дж. С. Кингу в вознаграждение за возложенную на него миссию, за оказанные мне уже услуги и подарки, которые он мне преподнес, а более всего — в признательности за внимание к моей матери во время ее последней болезни, а равно как и за спасение жизни нескольким из моих ближайших подданных в полное и безраздельное владение мою землю, простирающуюся вдоль морского побережья и Порт-Наталя от мыса Наталь до реки Стинкейн, включая обширные пастбища и леса, вместе с островами в гавани Наталь и (проживающими там людьми) народа Матабаан, совместно с исключительным правом на ведение свободной торговли во всех моих владениях; сим я одновременно подтверждаю также и все мои прежние дары ему (…)».
Отправляя своих посланцев в далекую страну белых людей, Чака свято верил з то, что оба народа получат от этого союза немалую выгоду. Люди зулу, например, научат своих белых союзников строить прочные и чистые хижины, и тогда им не придется ютиться в грязных и сырых хибарках вроде тех, что настроили себе они на берегу морского залива и из-за которых за белыми закрепилось презрительное прозвище «ласточки», поскольку птицы эти тоже строят свои гнезда из грязи. Имелось у него и немало соображений относительно совместных выступлений зулусской и английской армий, если только посланцам его удастся подписать оборонительно-наступательный союз с вождем белых. И в этом случае зулусским воинам будет чему поучить плохо ориентирующихся, медлительных и несуразно одетых британских мушкетеров, В обмен же на все эти несомненные выгоды белые люди поделятся с людьми зулу своим искусством и хитроумными ремеслами. Ради этого Чака готов тут же сформировать пару полков из новобранцев и отправить их в страну белых для обучения. Но, помимо всего прочего, в задачу его посольства входило и приобретение «эликсира жизни». И дело тут было вовсе не в том, что скептически относящийся ко всем проявлениям колдовства Чака стремился добиться для себя вечной молодости — он не слишком доверял словам своих белых друзей. Слишком широкую огласку получили заверения мистера Финна, что у белых имеется это чудодейственное средство. И если Чака и не слышал прямых упреков в свой адрес, то все же прекрасно понимал, что его наверняка обвиняют в том, что он не прилагает достаточных стараний ради того, чтобы продлить жизнь если не всего народа зулу, то хотя бы наиболее значительных и достойных представителей его.
И вот наконец все сборы остались позади, и 30 апреля 1828 года грубо, но прочно сколоченная шхуна, названная «Чакой», взяла курс на мыс Доброй Надежды. Помимо лейтенанта Кинга, на ее борту «находились Феруэлл с супругой, Айзекс, а также посольство Чаки к королю Георгу IV. Оно состояло из Сотобе в сопровождении двух жен, Мбозамбозы, Пикваана, сына Бизвайо, доверенного личного слуги Чаки, и Джекоба Пловца — толмача Чаки».
Отправляясь в плаванье к родным берегам, белые заверили вождя зулу в том, что вся эта экспедиция не отнимет у них много времени, и Чака стал терпеливо дожидаться возвращения своих посланцев. Но дни превращались в недели, недели — в месяцы, а об отбывших не было ни слуху ни духу. Вначале Чака тревожился за судьбу своих подданных, отправившихся в непривычное плаванье по морю, но потом он заподозрил в этой оттяжке новые козни англичан, и его охватил великий гнев. На совете вождей было решено двинуть зулусские полки в страну пондо, земли которых лежали у самых границ белых владений, — возможно, эта мера заставит их поторопиться с ответом или, по крайней мере, обеспечит безопасность членам посольства.