Чао, Италия!

Ганапольский Матвей Юрьевич

Результат был неожиданным – все выбрали вторую или третью ступеньку после абсолютно идеального лица.

Парадокс – человек считает идеальным некоторое отступление от идеального.

Но это можно отнести не только к людям, но и к городам.

Я знал раньше одно такое место – Иерусалим.

Теперь знаю и второе – Рим.

В этом нагромождении великолепия есть та самая небрежность, которая придает философскую идеальность, что важнее.

Мусорный бак рядом с колонной первого века – это и есть

Рим в его нынешней цельности.

И тут, в финале разговора о итальянских монументах, можно вернуться к тому гению, с которого начался этот разговор, с Феллини.

Мы говорили о его фильме Roma.

Именно там он показал эту парадоксальность сочетаний.

И действительно, это город, который являет собой отражение веков, но, в то же время, по нему ездят на мотороллерах, по паркам ходят матроны с детьми, а в парламенте бушуют политические скандалы, когда политиков ловят с любовницами или арестовывают мафиози.

И представляешь, каковы счастливчики-итальянцы?

Им это все досталось просто так, по наследству!..

Часть третья

Муссолини

В тени великих предков

Говорят, что на детях великих людей природа отдыхает.

Не уверен, ибо знаю примеры, когда дети равны родителям или даже превосходят их.

Вспомним отца и сына Дюма.

А ученые Капицы – старший и младший.

Журналисты Боровики – Генрих Аверьянович и сын Артем.

Или два великих художника – Василий Суриков и Петр Кончаловский и их линия – Сергей Владимирович Михалков, а далее Никита Михалков и Андрон Кончаловский.

Это дети, которые вышли из тени родителей, нашли свой путь и получили признание общества.

Но чаще потомку приходится жить в отблеске славы предков, и я знаю много людей, которые не смогли перенести это бремя.

Я понимаю их, ведь жить с вечным ощущением своей вторичности невозможно, а суметь спокойно принимать чужую славу, тем не менее, от нее отстранившись, сможет не каждый.

И если потомок слаб, он окончательно озлобляется на мир.

У меня есть старый приятель, еще со студенческих времен – он сын знаменитого скульптора. У него большой дом, выходящий в сад, где, как в сказке, везде стояли скульптуры его отца. В доме тоже стояли скульптуры, они же, стройным рядом, стояли возле ворот. Такое количество скульптур в доме легко объяснимо – какие-то не нашли хозяина, какие-то он сделал для себя и не хочет отдавать. Некоторые в работе, и эта работа может длиться десятилетиями. Так что мой приятель жил в удивительной сказке, а занимался тем, что «искал себя» – так он это называл.

Позже он пошел по стопам отца и стал скульптором, причем неплохим. Рядом со скульптурами отца появились его работы, только они были

необычны – у отца были реалистичные работы, а сын ударился в модернизм. Нужно было долго стоять перед его каменной глыбой, чтобы понять, что она означает. Однако отец ценил эти бесформенные камни, высеченные отпрыском, и говорил, что задача скульптора сделать работу, ее трактовать – критиков. Он говорил сыну, что непохожие работы – это своя дорога в искусстве.

Но вот прошло время, и отец умер.

Его похоронили, поставив на могиле обелиск, который он сам заблаговременно высек для этой цели.

А у сына началась своя жизнь. Но эта жизнь резко изменилась.

Его скульптуры продавались плохо, критики писали, что он просто тень своего отца. Сын ходил по дому, и ему казалось, что отцовские работы смотрят на него с презрением. Как он мне сам рассказал, однажды в нем проснулась ненависть к этим скульптурам. Он хотел выбросить их, однако это были прекрасные работы. Приятель старался их не замечать, но они торчали повсюду.

А потом случился нервный срыв: о его последней выставке критики единодушно написали, что все это бездарно, что он жалкое подобие великого отца и что бесформенные камни – не более, чем попытка обмануть зрителя и спрятать за присутствием формы отсутствие содержания. А финальной каплей стала реплика одной дамы-критикессы, что сын просто паразитирует на памяти отца, причем делает это сознательно и злостно.

И тогда приятель совершил то, о чем вспоминает с ужасом.

Он вечером поехал на кладбище и пошел к могиле отца.

Каменный отец смотрел на него спокойным холодным каменным взглядом. Тогда сын вытащил из сумки молоток и стал разбивать могильную скульптуру. Расколотив ее, он сел на обломки и стал, абсолютно по-детски, плакать, размазывая по лицу гранитную пыль.

Дальнейшие события напоминали невероятную историю, которая бывает исключительно в голливудских фильмах.

На стук молотка прибежал охранник кладбища, который моего приятеля хорошо знал. Он стал спрашивать, что случилось, но молодой человек ничего не отвечал, а только плакал. Тогда охранник объяснил, что за разбитый памятник с него спросят и он обязан что-то делать. Не получив ответа, он пожал плечами и пошел за милицией.

Когда охранник удалился, к приятелю подошла женщина.

Он знал ее – она приходила на соседнюю могилу к своему мужу. Подсев рядом на плиту, она тоже стала спрашивать, что случилось, и, что удивительно, мой приятель ей все рассказал. Ему просто нужно было выговориться.

И тогда у них завязался неторопливый разговор, и она ему сказала, что ничего в его поступке страшного нет, потому что разбить каменную глыбу еще не означает оскорбить память об отце. Он просто разбил пресс, который висел над ним и не давал существовать.