Чардаш смерти
Шрифт:
– Скоро сядет аккумулятор, и тогда станет не только холодно, но и темно, – тихо проговорил уроженец Польгарди.
Дани устал возражать. Лишь плотнее закутал голову в башлык.
– Я пойду в деревню, – сказал Шаймоши. – Тут недалеко.
– Что за деревня? – спросил водитель.
– Девица, – отозвался Шаймоши.
– Там нет ни одного целого дома, – вздохнул водитель. – До следующей деревни – я забыл её название – двадцать километров.
– Староникольское, – мрачно подсказал Дани.
– Господин лейтенант так хорошо говорит на местном
– В Девице есть один целый дом – хижина местного пастуха. Клоповник, – прервал его Дани.
– Мы все наденем валенки и пойдём. Всего восемь километров. Ха! Ерунда! – вскричал Шаймоши.
– Твои валенки, Шаймоши, налезут мне разве что на нос, – сказал водитель.
Дани задумчиво уставился на внушительный нос водителя. «Хорьх» быстро остывал. Становилось всё холоднее.
– Мы пойдём вместе, но валенки надевать не будем. Ну?! Марш-марш!
Дани выскочил из автомобиля в метель. Оба унтера последовали за ним. На улице было много холоднее. Колючей ветер прохватывал до костей. Остаться возле машины – умереть быстро и наверняка.
– В какую сторону пойдём? – спросил Шаймоши.
Резонный вопрос. Действительно, в какую?
Правая рука уже замерзла и плохо слушалась, но Дани кое-как удалось извлечь из планшета карту. Взбесившийся ветер трепал лист бумаги, сыпал на него белую крупу. В угасающем свете фары они несколько минут рассматривали голубоватые, извилистые узоры рек и зелёные пятна лесных массивов. Куда утекли эти реки? Где леса? Всё стёрла белая пурга.
– Мы потерялись… – пролепетал водитель.
– Отставить панические разговоры, – привычно рявкнул Дани.
Шаймоши всматривался в метель.
– К нам кто-то едет, – после минутного молчания проговорил он.
– Я не вижу света фар, – сказал водитель.
– Они едут в санях, – Шаймоши сделал несколько неуверенных шагов назад, по пробитой ими колее.
– Русские ездят с колокольчиками, – возразил водитель. – А я слышу только вой метели.
– Эти едут без колокольчика, – сказал Шаймоши. – Может, они партизаны?
Дани поспешно сунул карту под передний бампер «хорьха» и вытащил из кобуры пистолет. Не откажет ли оружие на таком морозе? Водитель тоже вооружился. В багажнике «хорьха» у него хранился целый арсенал – всё в свежей смазке. Водитель щелкнул затвором винтовки.
– Эй! Китио е на наши! – закричал Шаймоши и замахал руками.
– На каком языке он говорит? – спросил водитель.
– Шаймоши думает, что знает русский язык, – усмехнулся Дани.
Дани выстрелил в воздух по двум причинам. Во-первых, надо проверить работоспособность оружия. Во-вторых, привлечь внимание следующих по дороге людей. Пусть пурга овладела всей округой, но даже в такую погоду партизаны вряд ли решатся открыто разъезжать по тракту.
Наконец из снежной пелены вынырнула понурая кляча. Следом за ней тащились сани. Человек, сидевший на передке саней был одет в лохматую, русского фасона шапку и длиннополый, вывороченный тулуп. Следом за санями из пурги
– Посмотрите-ка, господин лейтенант! Это Микулаш! Клянусь мощами святого Иштвана! – закричал Шаймоши.
Дани присмотрелся. Действительно, лицо возницы украшала довольно длинная и широкая, совершенно белая борода.
Микулаш издал страшный вопль. Лошадёнка остановилась.
– Я знаю тебя! Ты – Гюла Шаймоши, – возница говорил на школярски-правильном немецком языке. Разумеется, из всей его речи Шаймоши разобрал только собственное имя.
– Эй, ты! Говори по-русски! – крикнул Дани.
– Ярый Мадьяр!!! – взревел возница. – А-а-а!!!
Водитель сделал предупредительный выстрел из винтовки. Тоже хорошо! И это оружие исправно! Проклятая русская зима лишила их транспортного средства, но не смогла разоружить.
– Прикажи своим людям не стрелять, ваше благородие! – сказал возница.
– Кто ты?
– Я – Матвей Подлесных, дед Матюха, Колдун. Называй как хочешь, но не стреляй!
– Куда следуешь? Говори!
– Сам не ведаю куда, ваше благородие. Хотел добраться до Семидесятского, но в такую пургу нынче уж туда не попаду.
– Сколько километров до Девицы? И в какой она стороне?
– Пара-тройка вёрст. Но лучше уж следовать в Староникольское. Там есть жилые дома и можно добыть еды.
– У нас с собой сухой паёк. Голодным не останешься. Решено: следуем в Девицу. Эй, как там тебя… – Дани обернулся к водителю и заговорил по венгерски.
– Вытаскивай всё из багажника и перекладывай в сани. Выполняй!
Унтеры кинулись выполнять приказание.
– Ваше благородие, у меня в санях пленный! – сказал возница.
– Так посади его на лошадь или пусть топает пешком.
– Не-е-ет! Он идти не может, потому как ранен как раз в ногу.
– Чёрт тебя дери! Так выкини его! Эка невидаль, русский пленный!
– Не-е-ет. Этот человек – диверсант. Мне за него господин комендант отслюнявит пригоршню дойчмарок, прежде чем вздёрнет его перед комендатурой.
Им всё же удалось договориться. Шаймоши сел на передок. Сам дед Матюха взгромоздился в седло своего тощего коня, водителя удалось усадить верхом на кобылу, а Дани устроился в санях рядом с пленным. Матвей Подлесных накрыл обоих огромным, изготовленным из овечьего меха одеялом, которое называл странным словом «бурка». Тот не двигался, молчал и, казалось, пребывал в забытьи. Русский не очнулся даже после того, как Дани осветил его лицо лучом карманного фонарика. Странно симпатичным и мимолётно знакомым показалось ему лицо этого русского мужика. Осунувшееся, почерневшее от холода и усталости, оно хранило странно-безмятежное выражение. Такие выражения Дани видел иногда на лицах приговорённых к смерти людей.