ЧАРЛИ ЧАПЛИН СНИМАЕТ КОНЕЦ ЕВРЕЙСКОГО ГОСУДАРСТВА
Шрифт:
Арестованного за антиправительственные выступления Вечного Жида приводят в пещеру, где уже сидят заключенные поселенцы. Вечный Жид открывает им тайну. Он рассказывает молодым идеалистам легенду о крестьянском царе Шоломе, который принесет освобождение и восстановит царство Давида. Оказывается, что совсем неподалеку в пещере уже две тысячи лет спит заколдованная Шоломит (Суламифь из «Песни Песней»). Простому человеку, сыну Израиля с именем Шолом, суждено разбудить Дщерь Иерусалимскую и жениться на ней. От этого брака встанет из небытия Царство Давида. Молодые поселенцы во главе с Шоломом Бен–Хорином вдохновляются. Их мечта оказывается не столь уж далекой от осуществления. Вечный Жид ведет их в соседнюю пещеру, где сон прекрасной Шоломит охраняют десять каббалистов. Поселенцы во главе с Вечным Жидом и Шоломом Бен–Хорином начинают обряд возрождения Еврейского царства дома Давидова. Они будят Шоломит, произнося стихи из «Песни Песней»: «Вернись, вернись, Суламифь! Вернись, вернись, — насмотреться нам на тебя» (Песнь песней 7:1, в русской традиции 6:13). Суламифь пробуждается. Все, что случилось с еврейским
Интересно, как видел Цейтлин сценическое воплощение финала комедии? Здесь напрашиваются ассоциации с кинематографом великих мастеров киномонтажа Сергея Эйзенштейна или Дэйвида Гриффита с Мери Пикфорд или Верой Холодной в роли Суламифи.
Хайфский исследователь–идишист Ихиэль Шейнтох, чьи статьи здесь использованы, считает, что «Вейцман Второй» к концу переходит из сатирической комедии в героическую мистерию, а поселенцы во главе с Вечным Жидом — отдельная, не сатирическая, а героическая группа героев, выражающая идеал автора. Шейнтох посвятил свою карьеру исследованию творчества Цейтлина. Очевидно, он лучше, чем кто–либо, может отвечать на школьный вопрос «что хотел сказать писатель?» Так или иначе, но драматическое произведение зависит от режиссерского прочтения. В наш век деконструкции мифов вряд ли кто–нибудь возьмется ставить пьесу Цейтлина в героическом ключе революционных мистерий.
Невероятно, чтоб Цейтлин – энтузиаст еврейской культуры и истории, космополит, публиковавший вместе с Зингером декларацию о «Космическом искусстве», видел выход в отказе от истории и культуры. Все его творчество — антитеза бытующей кое–где среди нас идеи о некоем «еврейском мире», расположенном вне времени, вне истории, а часто и вне географии. Еще трудней поверить, что коренной «литвак» Цейтлин (он родился в местечке Обручи в Белоруссии), выходец из совершенно чуждого мистике мира литовских йешив, сын видного деятеля рационалистического движения еврейского просвещения Хаскалы писателя Гилеля Цейтлина, мог соблазниться мистическими заклинаниями и увидеть воплощение идеала в каббалистических ритуалах. В его круге каббала считалась признаком отсталости, пережитком народных суеверий, а то и язычества и дикости. Было еще далеко до нынешних времен, где певица Мадонна увлекается модной еврейской мистикой, супруга израильского министра иностранных дел навязчиво раздает каббалистические амулеты, а благословения и проклятия раввинов–каббалистов играют огромную роль в израильской политике. Очевидно, перед нами едкая пародия на современных ему сионистов и гениальное сатирическое предвидение мессианских течений и ересей, захлестывающих современное еврейство.
Несколько слов о семантике, вероятно, непонятной современному русскому читателю. Книгу Герцля «Государство евреев» (или «Еврейское государство», что больше соответствует современной концепции сионизма) на современный иврит принято переводить словом медина — то есть, согласно словарному значению, «страна, государство, светская власть в противоположность власти религиозной». В идише, включающем древнееврейский язык в качестве языкового подмножества, это слово тоже имеется. Например, Голдене мединэ — Золотой страной евреи называют Америку. Цейтлин использовал другое слово — мелухэ: буквально «царство». В современном идише это тоже государство: например, Советское государство — Советише мелухэ. Здесь пролетарские евсекции решились коренным образом разбить традиционное значение. Понятие «царство» в еврейской среде имело два противоположных значения — еврейское царство Давида, идеальное библейское общество, и еще небесное царство, которое возродит на Земле мессия в конце времен. Всякое другое царство заведомо враждебно евреям, это источник беспокойства, гонений и преследований. В еврейском языке огромное число поговорок и афоризмов, выражающее это отрицательное значение мелухэ. Сионистские реконструкторы иврита были более чувствительны к традиционным подтекстам, когда предпочли нейтральное медина столь заряженному мелиха (малхут в современном иврите). Не менее чуткий к языковым тонкостям Цейтлин (об этом говорит необычайно богатый символический язык его поэзии и драм) неслучайно выбирает сатирическое «царство», покрывающее огромное и часто парадоксальное семантическое поле.
Тексты Цейтлина насыщены богатым символизмом, пронизаны еврейскими и нееврейскими подтекстами, мифологическими и литературными намеками и ссылками, рассчитаны на хорошо подготовленного читателя. Выбрав Вечного Жида на роль провозвестника мессии или самого мессии, Цейтлин сознательно привносит нееврейские мотивы. Легенда о Вечном Жиде — Агасфере вовсе не еврейская, а христианская. Легенда гласит, что иерусалимский ремесленник оттолкнул Христа, остановившегося отдохнуть возле его дома на Крестном пути. Каноническая версия легенды состоит из двух фраз — Агасфера: «Иди, чего ты медлишь?» и Христа: «Я пойду, но и ты пойдешь, и будешь ждать меня!» Несомненно, легенда Цейтлину хорошо известна, хотя судя по глубоким иудейско–христианским аллюзиям его пьесы «Яков Франк». Несомненно, что Цейтлин знал и о связи легенды о Вечном Жиде с циклом легенд и пророчеств об Антихристе, который грядет в конце времен, восстановит Еврейское государство и храм в Иерусалиме, предвещая Второе пришествие Иисуса Христа.
Вечный
Пока к Стене плача обращаем наши глаза,
От разорения Храма нас пробирает слеза,
Еще не потеряна наша надежда…
Этими строчками из стихотворения «Надежда» («Атиква»), не вошедшими в текст израильского гимна, начал свое выступление раввин Исраэль Ариэль на мероприятии под названием «Храмовая трапеза» в Иерусалиме в январе 2005 года. «Кто поет это сейчас?» — риторически вопрошал раввин, больше известный как идеолог крайних мессианских движений. Раввин Ариэль живет под наблюдением контрразведки ШАБАК, где его зовут «революционером на пенсии». «Государство Израиль может существовать лишь при единственном условии, — продолжал Ариэль, — как государство, в центре которого Третий храм. Иначе — это просто страна, как все другие страны». Раввина считали духовным отцом «еврейского подполья» 80–х годов, давшего благословение на убийства арабских мэров, минирование гражданских автобусов и другие террористические акты и, самое главное, благословившего попытку взрыва мечетей на Храмовой горе. По его мнению, высказанному в том самом выступлении, у проблем Израиля сегодня единственная причина — «в нашем грехе», в том, что «мы забросили Храмовую гору и место святилища».
Трудно было отделаться от впечатления, что играют продолжение пьесы Цейтлина. Хотя Еврейское государство существовало к тому времени больше полувека, Иерусалим был его реальной столицей, в зале сидело несколько сот человек и действо происходило не в тайной пещере, а в Биньяней а–Ума — Центральном дворце съездов Государства Израиль. Мероприятие было посвящено роли восстановления Третьего храма в деле возрождения еврейского государства. Студенты йешивы, готовящей храмовых жрецов к моменту прихода мессии, демонстрировали пошитые ими храмовые облачения. В коридорах продавали хлебцы и облатки, выпеченные в точности «как это делали в Храме», бойко торговали моделями Третьего храма, который они намерены скоро отстроить. В зале отдавали почести американской миллионерше Су Бейн Дейвис, оплатившей все действо группы, называвшей себя «революционеры [Храмовой] горы и Храма». Политики, раввины, бывшие, а возможно и нынешние, подпольщики и даже один профессор и один депутат парламента горячо спорили о всемирно–историческом значении восстановления Храма. «Сионистское пробуждение не проповедовало открыто о святыне, — говорил с трибуны Йегуда Эцион, бывший участник «еврейского подполья», отсидевший срок в израильской тюрьме. — В этом смысле современный Израиль — его законный наследник. И лишь подспудно, неосознанно в ней теплилась святость нашей революции…» По мнению участников собрания, только отстроенный заново Храм Соломона будет знаменовать настоящее создание подлинного Еврейского государства в границах божественного обетования, а не тот «полумерок», который создали светские сионисты–социалисты. Молодой политик, претендующий на монопольное владение титулом «иудейское руководство», рассказывал с трибуны о народных чаяниях: «Во время праздничного обеда мой маленький сын пропал. Мы долго искали его повсюду, а нашли его в детской комнате. Он строил из кубиков Третий храм!» Согласия в товарищах, как обычно, не было. Знакомый активист, студент иерусалимской йешивы основанной раввином Куком подытожил свою политическую программу: «Поставить царя, отстроить Храм и убить Амалека». На вопрос, кого он считает извечными врагами, Амалеком, он в ответ не колебался: «Тебя тоже». Зато насчет кандидатуры царя у него были большие сомнения.
Незадолго до того в маленьком иерусалимском ресторанчике собралась группа молодых людей в черных штанах и одинаковых рубашках свекольного цвета под водительством зятя старого раввина из Перми. Под лозунгом «Это наша земля от Хуанхэ до Рио–Гранде» они вовсю занималась «возрождением народных обычаев» — колдовали, сливали вино в сторону Восточного Иерусалима в надежде вызвать массовое бегство арабов. Жгли какие–то клочки, чтоб вызвать гибель еретических израильских деятелей, и всячески наводили порчу на врагов еврейского народа. До гротеска, который нарисовал Цейтлин, не хватало лишь спящей в гробу Суламифи — Дщери Иерусалима. Да еще среди ребят не было никого, годящегося ей в женихи. В их магии и внешнем виде начисто отсутствовали признаки сексуальности, играющие огромную роль во всей практической магии каббалы.
Я спросил тогда знакомого религиозного журналиста, как он относится к возрождению Третьего храма.
— Понимаешь, все бы здорово, но массовое убийство животных, практиковавшееся тогда, противоречит современным нормам, да и еврейскому канону — галахе — тоже. Я бы не хотел, чтоб такая кровавая бойня каждый день происходила в Иерусалиме на глазах всего мира.
И за что телят зарежут,
Им никто не объяснит.
А кому мила свобода,