Чарлстон
Шрифт:
Двенадцатого августа война закончилась. Остров Куба более не принадлежал Испании. То же случилось с Пуэрто-Рико, Гуамом и Филиппинами. Испанская империя приказала долго жить, а Америка стала повелительницей морей. В Чарлстоне было множество фейерверков, но Элизабет не надоедало смотреть на них с крыши. В ее душе тоже прекратились военные действия, хотя праздновать было рано.
Когда Трэдд уехал на остров Салливан, она впервые в жизни осталась одна. Вокруг нее всегда была семья – мать, братья, муж, дети. Собственные интересы Элизабет давно были на последнем месте. Надо было угождать другим, подчиняться другим, заботиться о других. Поначалу она не знала, возмущаться
Затем ей начала нравиться тишина дома. Дом казался таким мирным. Ставни были затворены, и в комнатах сохранялся полумрак и утешительная прохлада. Стулья, с их потрепанной старой обивкой, казались старыми друзьями; линии были гармоничны и приятны для глаз. Когда поднимался вечерний ветер, Элизабет растворяла ставни, и волнующиеся летние занавески обнимали ее.
– Я люблю тебя, дом, – громко шептала она. Она краснела за собственную глупость, за то, что разговаривала с домом, и тем не менее чувствовала прилив счастья.
Каждый день прибавлял ей сил. Временами она ощущала утрату и предавалась отчаянию. Порой она приходила в сумерки в комнату Гарри и ложилась лицом вниз на его кровать, вдыхая тонкий аромат мыла, которым еще пахла подушка. Тело жаждало его, сердце мучительно билось в груди, Элизабет хотелось умереть. Но запах становился все слабей, и уменьшалось ее горе.
Делию она отпустила на весь сентябрь, и теперь никто не нарушал ее одиночества. Никто не подавал ей горячий обед в половине третьего, ни чай к пяти часам, ни ужин к семи. Не надо было составлять меню или список покупок. Для Элизабет настала безмятежная пора потакания своим слабостям. Она сама отвечала на крики уличных торговцев и покупала товар без предварительных прикидок. Она покупала все, что ей нравилось, без разбору. Однажды она купила арбуз на завтрак, дыню на ужин, а без обеда вовсе обошлась. Она то экспериментировала с новыми рецептами, а то как-то купила много мороженого и удовлетворила свое детское желание наесться им досыта. Она жила настроениями и порывами.
Вольная жизнь опьяняла ее, и понемногу Элизабет начала понимать Гарри Фицпатрика, чего ей трудно было достичь раньше. Это так соблазнительно – жить такой жизнью. А ведь Гарри живет именно так, только с большим размахом. Нет нужды искать в себе изъяны: он не бросил ее, а ушел вслед за сиреной гедонизма. Он не льстил ей, говоря, что очарован, и потому оставался так долго. Теперь очарована она.
«Я за многое должна быть благодарна тебе, Гарри, – думала Элизабет. – Без тебя я никогда бы не научилась нарушать правила, предписывающие регулярно питаться, ложиться в постель, когда на колокольне пробьет девять, и запрещающие вылезать на крышу. Надеюсь, испанец все-таки не убьет тебя».
В середине сентября волнующий холодок свободы перестал ее завораживать. Она рассталась с вольной жизнью без сожалений: теперь все ее интересы были сосредоточены на будущем. Она разбиралась с книгами Компании, обращая внимание на даты, образцы договоров, реорганизацию в лавке для рабочих.
Джо был прав – как всегда. Цены росли, заказы увеличивались. Война полезна для бизнеса. Элизабет сравнила возможность дохода с собственной серной кислотой и без нее и поняла, что цены на необработанную серу, должно быть, изменились с тех пор, как в 1893 она отказалась от проекта; Элизабет написала и отправила письма с запросами.
Сад разросся, как джунгли. Почему она так долго этого не замечала? Обычно Трэдд выпалывал сорняки и подрезал траву. Элизабет забралась в «дом на дереве» и оттуда наметила план новой разбивки сада. Кое-что легко изменить: плющ
И все же роскошно, что дом так долго принадлежал ей одной, – вместе с ветерком на веранде, уверенным голосом сторожа на колокольне и музыкой колоколов. Подойдет к концу лето, вернется Трэдд, и возобновится череда визитов и званых ужинов. «А пока буду наслаждаться благословенной тишиной, – думала Элизабет. – Я заслужила ее. Я поняла, что жизнь прекрасна, и не нуждаюсь теперь в Гарри Фицпатрике». Она лежала на полу в «доме на дереве», и песня пересмешника убаюкивала ее.
Джо и Виктория вернулись домой в последних числах сентября. Джо сейчас же взялся за проверку банковских дел. Эндрю творил чудеса. Постройка была закончена на три недели раньше намеченного срока. Джо сразу же вручил ему премию. Эндрю был очень доволен. Его свадьба была намечена на январь, а цены на жилье оказались слишком высоки.
Джо смеялся.
– Ты знаешь, как заставить людей работать, – сказал он, – но тебе надо научиться тому, как заставить работать деньги. Завтра вечером я хочу пригласить к ужину твою славную маму. Если хочешь, приведи и невесту. Дамы побеседуют с Викторией, а я тем временем научу тебя делать вклады. Умный человек никогда не тратит свои деньги. Надеюсь, ты сообщишь это своим друзьям. Тебе надо обеспечить хорошие займы и вклады, когда наш банк откроется.
Джо отправился на Митинг-стрит пригласить также Элизабет и Трэдда. Виктория будет рада компании ровесника, и сам Джо очень соскучился по Элизабет. Ему хотелось ее видеть, даже если для этого придется пригласить Фицпатрика.
– …Гарри уехал на Кубу, Джо, а Трэдд все еще на острове. Но я приду с удовольствием, если ты пришлешь за мной своего возницу.
– Я приеду за тобой сам. – Джо недоумевал: все солдаты вернулись с Кубы сразу после прекращения военных действий.
Элизабет улыбнулась:
– Милый Джо! Такой добрый, ни о чем не спрашивает. Посиди, я пока приготовлю чай. Ты еще успеешь сказать: «Я тебя предупреждал». Он не вернется. Он устал от Чарлстона.
– Мне не нужно чаю. Посиди со мной. – Джо подвинулся, освобождая место на диване. Они сидели рядом, рука Джо лежала на спинке дивана. Элизабет не видела, как он сжимает кулак, мысленно стискивая горло Гарри Фицпатрику.
– Как ты поживаешь, Лиззи?
– Прекрасно, Джо. Поверь мне.
Это в самом деле было так. Но его слишком очевидное понимание заставило ее насторожиться.
– Тебе не следует слишком беспокоиться обо мне. И я хочу чаю, даже если ты от него отказываешься. Я мигом.
Джо, дожидаясь Элизабет, расхаживал по гостиной. Его сжатые губы побелели. Он готов был убить Гарри за то, что он причинил боль Элизабет. Ей было больно, что бы она ни говорила. Но с другой стороны, он был благодарен Фицпатрику. Теперь, возможно, Элизабет позволит заботиться о себе. Джо только об этом и мечтал.