Чарлз Дарвин
Шрифт:
Но если все эти породы, образно говоря, созданы руками человека, то при помощи каких средств он мог достигнуть этого? Нередко полагали, говорит Дарвин, что это было осуществлено при помощи скрещивания, но этим методом можно получить только формы, промежуточные между исходными родителями, а где же в природе можно встретить такие крайние формы, как перечисленные выше породы собак или голубей? Дарвин соглашается с тем, что известная часть пород, и притом часть, наименее уклоняющаяся от исходных диких форм, могла возникнуть под непосредственным действием условий окружаю щей среды, под действием упражнения и неупражнения или в результате скрещивания и ряда других факторов, но, говорит он, «было бы слишком смело пытаться объяснять этими факторами различия между ломовой и скаковой лошадью, между борзою и ищейкой, карьером и турманом» [12] .
12
Ч.
Бросающейся в глаза особенностью домашних животных и культурных растений является наличие у них различных замечательных приспособлений, которые, правда, полезны не для самого животного или растения, а для человека, отвечая его потребностям или вкусам. Возможно, говорит Дарвин, что Некоторые из этих полезных для человека приспособлений и могли возникнуть путем внезапных изменений, скачкообразно, но думать, что все многочисленные, необычайно разнообразные и полезные для человека в самых различных направлениях особенности животных и растений могли возникнуть сразу столь «совершенными и полезными, какими мы видим их теперь», невозможно, это было бы равносильно вере в чудо. Одна только изменчивость сама по себе не могла бы создать столь целесообразные приспособления. Они созданы человеком единственно возможным путем — путем накопления наследственных изменений при помощи отбора. Человек, отбирая на племя особей с желательной для него особенностью, — пусть она первоначально будет даже слабо выражена, — накопляет, усиливает в ряде поколений эту особенность, доводя ее иногда до гипертрофированных размеров. Именно так, например, могли быть выведены «вечнонесущиеся куры, которые не хотят быть наседками», свиньи, еле волочащие ноги под тяжестью жира, скаковые лошади и тяжеловозы и. т. д. и т. п.
Указывая на то, что принцип отбора становится в руках животноводов и растениеводов «волшебным жезлом», при помощи которого они вызывают к жизни какие угодно формы, скрещивая особей с желательными для них особенностями и беспощадно уничтожая нежелательные, «неудачные», с их точки зрения, формы, Дарвин отмечает одну чрезвычайно важную особенность отбора. «Если бы, — говорит он, — отбор заключался только в отделении резко выраженной разновидности и разведении ее, то принцип этот был бы до того очевиден, что едва ли заслуживал бы внимания. Гораздо важнее то, что при помощи отбора удается накапливать «в одном направлении у следующих друг за другом поколений различия, совершенно незаметные для непривычного глаза» [13] , т. е., иными словами, буквально создавать, творить новые формы, руководить их изменением в желательном, определенном направлении.
13
Там же, стр. 291.
Таким образом, «на основании изложенного воззрения на важность роли, которую играл производимый человеком отбор, становится вполне ясным, почему наши домашние породы в своем строении и привычках приспособлены к потребностям и Прихоти человека» [14] . Забегая вперед, Дарвин тут же подготовляет читателя к проведению параллели между происхождением домашних пород и диких видов. Натуралисты обычно глумятся над идеей, что «естественные виды — только прямые потомки других видов». Между тем они вполне принимают происхождение домашних пород от общих предков, хотя знают гораздо меньше, чем животноводы, о законах наследственности и так же мало, как животноводы, «относительно связующих звеньев в длинном ряде предков [наших домашних пород]…» [15] .
14
Ч. Дарвин Соч., т. 3, стр. 295.
15
Там же, стр. 289.
От домашних животных и культурных растений Дарвин обращается к рассмотрению явлений изменчивости в естественных условиях. Индивидуальная изменчивость свойственна естественным видам, диким животным и растениям, точно так же, как и домашним породам. Любой признак может изменяться у них в самых различных направлениях, и в том случае, если эти измененные признаки передаются от одного поколения другому по наследству, они могут накапливаться, что в конечном счете должно вести к коренному изменению вида в определенном направлении. В условиях культуры, одомашнения это направление избирается человеком, который руководствуется своими хозяйственными или какими-либо иными интересами. Задача, вставшая перед Дарвином, заключалась, следовательно, в том, чтобы отыскать в природе ту материальную, естественную силу, которая
Естествоиспытателям издавна было известно наличие в живой природе явления борьбы за существование. Древние натуралисты описывали только самые грубые формы ее, когда, как, например, в случае нападения хищника на сбою жертву, мы имеем дело с борьбой в буквальном смысле слова. Ко времени Дарвина были уже известны и описаны самые разнообразные формы борьбы за существование, сам же Дарвин пользовался этим термином в очень широком, «метафорическом», как он говорил, смысле, т. е. включал в это понятие самые разнообразные явления взаимоотношений и взаимосвязей между организмами, а также между организмами и окружающей их неживой средой. Борьба в прямом смысле слова в подавляющем большинстве случаев «борьбы за существование» вообще отсутствует. Дело скорее сводится к соревнованию, конкуренции, и притом по большей части косвенной. Даже уничтожение одними организмами других чаще всего протекает без всякой борьбы, например в случаях поедания птицами семян растений или мелких насекомых, или насекомыми — листьев растений и т. п. Мы привыкли, далее, говорить, что растения «борются» против засухи, влажности, засоленности почвы, против высокой или низкой температуры воздуха, против ветров и т. п. Во всех этих случаях Дарвин условно, удобства ради, пользовался термином «борьба за существование», который является, следовательно, термином условным, «образным», но не претендующим на то, чтобы коротко, в одном слове охарактеризовать явление или совокупность явлений, которые под ним понимаются. Точно так же мы пользуемся в биологии термином «клетка», хотя то, что мы понимаем под этим термином, отнюдь, как известно, ничего общего не имеет с клеткой в обычном понимании этого слова.
В «Автобиографии» и «Происхождении видов» Дарвин заявляет, что он понял, каким образом борьба за существование становится главным двигателем эволюционного процесса, после того как в октябре 1838 года прочитал сочинение Мальтуса «О народонаселении». В сочинении этом, впервые изданном в 1798 году, поп Мальтус выдвинул лженаучную реакционную теорию, утверждавшую, будто человек размножается в геометрической прогрессии, между тем как средства его существования (пища) возрастают только в арифметической прогрессии. В силу этого якобы «вечного закона» человеческого общества возникает, с одной стороны, перенаселение, с другой — нехватка продуктов, и единственным, по мнению Мальтуса, средством «борьбы» с этим «вечным законом» является ограничение рождаемости среди неимущих классов. «Теория» Мальтуса явно имела целью внушить трудящимся, что не эксплуататорские классы, а сами трудящиеся, численность которых неизменно возрастает, повинны в безработице, нищете и голоде.
Всего этого Дарвин, как и многие другие английские либеральные интеллигенты, не заметил и не понял. Разумеется, Дарвин ни в коем случае не был мальтузианцем и не разделял человеконенавистнические воззрения Мальтуса: мы видели уже, что он был проникнут благородными, подлинно гуманными чувствами в отношении трудящихся и угнетенных. В теории Мальтуса его заинтересовало положение о диспропорции между рос-* том численности населения и ростом количества пищи, и ему показалось, что именно этой диспропорцией обусловлена борьба за существование. Все это, однако, было жестокой и совершенно излишней ошибкой Дарвина, и надо сказать, что по существу он, сам того не замечая, выправил ее на последующих страницах «Происхождения видов».
Не подлежит сомнению, что очень многие животные и растения обладают тенденцией к размножению в огромных размерах. Хорошо известно, сколько миллионов семян порождают многие растения, сколько десятков и сотен тысяч икринок откладывают многие рыбы и т. п. Известно также, что подавляющая часть этих семян и икринок погибает и что такая же участь постигает большую часть молоди, развившейся из оставшихся в живых семян и икринок. К. Маркс в свое время совершенно правильно указал, что Дарвин, признав у животных и растений геометрическую прогрессию размножения, не заметил, что он тем самым опроверг Мальтуса, который именно животным и растениям (пища!) приписывал возрастание в арифметической прогрессии.
Хорошо известны также справедливые слова Энгельса о том, что нет никакой надобности в «мальтусовых очках» для того, чтобы увидеть в природе повсеместно и постоянно разыгрывающуюся борьбу за существование. И действительно, не трудно видеть, что борьба за существование возникает вовсе не в силу перенаселения. Это есть не что иное, как борьба за жизнь — за пищу, воздух, почву, борьба с холодом, жарой, сухостью, влажностью и т. д., идущая всегда в мире животных ц растений независимо от того, много или мало потомков порождает данный вид, и определяющаяся сложными взаимоотношениями, которые в ходе жизни неизбежно устанавливаются между организмами и условиями их обитания, т. е. окружающей их живой и неживой средой.