Чародеи на практике
Шрифт:
И тут увидели… ее.
Да, несомненно, это была ОНА.
Очередной поворот открыл для юных чародеев потрясающую в своей красоте панораму. Они уже поднялись достаточно высоко. Скалы перед ними были более низкими, а те, что повыше, словно расступались перед той одной. ОНА стояла далеко, очень далеко. Одинокая скала на фоне предзакатного неба. Солнце клонилось к земле чуть в стороне от нее, давая достаточно освещения и не ослепляя. И в то же время лучи светила касались обратной стороны горы, отчего она сама казалась затемненной и от этого как-то особенно строгой.
Высокая, вытянутая, она действительно ассоциировалась с девой…
Разумеется, никакой магии или руки мастера там не чувствовалось, но странный облик горы впечатлял. Будто одна из величественных богинь застыла однажды, опустила щит, чтобы дать отдохновение руке, посмотрела куда-то вдаль… да так и осталась.
Или, наоборот, одна из тех, кто защищал эту землю, остановилась на этом месте, дабы враг никогда не смог пройти дальше. И даже боги услышали это отчаянное желание не отдать свою землю захватчикам и исполнили его, подарив отважной воительнице вечную жизнь в камне. И смотрит она на каждого, кто идет мимо нее. И коли в сердце будет зло, то поднимется каменный меч, очнется от своей напускной дремоты величественная красавица и найдет кара того, кто не с добром пришел в эти земли.
Ребят всех пробрало. Вроде просто скала как скала, а вот же… Будто в какую древнюю историю или легенду окунулись. Вкус вечности почувствовали. Или кто-то в душу заглянул. Кто-то суровый и не верящий в полутона.
– Никогда такого не видела, – потрясенно выдохнула Дэй. – Златко, уже ради такого вида стоило проделать весь этот путь.
– И ведь годы ее не тронули, – покачал головой Бэррин. – Красота, да?
– Ага, если встречу такую женщину, – вдруг произнес Грым, – тут же женюсь.
«Надеюсь, ты не размер имел в виду, – подумала Ива, но сдержала едва не сорвавшуюся с языка фразу. Не хотелось разрушать ехидством этот момент. – Это я от Дэй нахваталась».
– Если она даст согласие, – почти недовольно буркнула гаргулья.
– Уж я постараюсь, – рыкнул тролль.
– Да, красота природы порой принимает такие странные формы… – Дивный голос Светлого был тих, но, как всегда, его услышали все и тут же прекратили прочие разговоры. – Мы таем, видя Светлый Лес. Смеемся от счастья у моря. Тихо улыбаемся, проезжая по неярким, но таким удивительно гармоничным северным землям. Нас поражают величественные горы в синей дымке тумана, а снежинки заставляют прыгать как детей, лепить снежки и катать большие шары для снеговиков. Мы жаждем романтики летним вечером, а весной простые тюльпаны или ландыши способны вызвать в нас немыслимый восторг. А вот сейчас это. Гора странной формы. Камни и деревья. Кажется, чем тут восхищаться? А вот поди ж ты! Даже Грым, из которого и слово доброе гоблин когда выбьешь, не говоря уже о каком-то проявлении нежных чувств, говорит о том, что если встретит такую… Вот она – душа. Если что-то внутри замирает при взгляде на красоту природы, то, значит, у тебя есть душа. Коли б ее не было, то и нечему было восхищаться. Вот именно это я всегда и уважал в людях. Что бы там ни говорили мои родственники, люди, как, впрочем, и все иные создания, способны восторгаться, глядя на природу. А значит, они так же любимы землей и звездами… и имеют не только
«А на любовь?» – кольнуло болью воспоминание о чернокудром эльфе, что плавал сейчас невесть где. Но поразило также и другое – он уже не казался девушке таким непередаваемым совершенством, как раньше. Она прекрасно помнила его лицо и тело, его улыбку и неотразимое обаяние, развеселый смех и чарующее лукавство в дивных глазах, его заботу и нежность, ласки и жар их общих ночей, только… Все это было где-то там, в таком далеком прошлом, что казалось, будто и вовсе происходило не с ней, а с каким-то другим, хоть и близким существом. Ива даже испугалась вначале этой внезапной пустоты, холодности, но быстро пришла в себя. Ведь на самом деле никакой пустоты не было. Было другое – осознание: все это действительно стало прошлым, пусть там и останется. Жизнь слишком интересна в каждом своем проявлении, чтобы в ней оставалось место для бесплодных мечтаний о том, что уже не нужно.
И Ива почему-то боялась подумать, что место одного кавалера теперь просто занял другой.
– Ну ладно, что дальше-то, Синекрылый? – Молчание, воцарившееся после речи Калли, никто не спешил нарушать. Только Грым решил по-своему – просто вернул друзей в практическое русло.
«Лирика кончилась», – усмехнулась про себя Ива, а Златко вновь полез в записи.
– Слушай, друг сердечный, а ты книгу-то полностью прочел, а? – Гаргулья почти зло уставилась на приятеля. – А то, может, там про опасности какие написано, а ты порциями по мере нашего продвижения читаешь, и мы попадем в передряги, когда их вполне можно избежать?
– А ты что, боишься трудностей? – рыкнул Бэррин. – Читал я, читал. И не один раз. Просто до мелочей все не помню. Но про опасности, можешь не сомневаться, сообщу заранее.
– Мы не ищем легких путей… – пробормотала травница. – Это надо выбить на дверях Университета.
Сказано было тихо, но услышали все. Златко даже оторвал светлый взор от страниц бесценного труда предка и с упреком посмотрел на знахарку. Во взгляде отчетливо читалось: «Предательница!» Ива сделала вид, что ничего не заметила. Однако чуть дернувшееся ушко Калли ясно указало – заметили все остальные.
– Так, – Бэррин тоже явно решил, что не обращать внимания будет дешевле, – теперь нам должна шагов через пятьсот попасться пещера. Вернее, вход в нее. Там можно будет заночевать. А потом уже и дальше двигать.
– По пещере? – деловито осведомился тролль.
– Да вроде.
– Не нравится мне это, – буркнула гаргулья.
Ива тоже неприкрыто содрогнулась. Златко сглотнул, вспомнив свои кошмары, и кивнул:
– Сначала да. А потом… там вроде в еще одну долину выползем.
– Именно выползем? – на этот раз удивился Грым.
– Нет, вроде там и на лошадях можно.
– Ну слава богам. Не хотелось бы их оставлять. – Тролль похлопал своего здоровенного – другой такую тушку просто не поднимет – жеребца по шее. Конь привычно попытался цапнуть хозяйскую лапу. Грым также привычно замахнулся, но руку не опустил, потому что строптивец фыркнул и отвернулся – кусать-то уже нечего. Друзья спрятали улыбки. – Хотя… иногда хочется.
Травница глянула на своего Лоренцо. Тот конечно же почувствовал это, изогнул шею еще более горделиво, – знахарка даже пожалела, что не может сейчас видеть выражение его морды. С некоторых пор самовлюбленность коня начала ее невероятно веселить.