Чародеи. Пенталогия
Шрифт:
Открылись ворота – створки не распахнулись настежь, а плавно вползли в стену. Дэвид, смотревший в этот момент на дворец через Око, увидел, что врата приводятся в движение не людьми, а какой–то странной энергетической системой, рисунок которой показался ему абсурдным. Чуть позже он понял, что видит лишь часть этой системы, другая же часть остается недоступной для его зрения: энергия в этой системе была очень «тяжелой» и Око улавливало ее лишь из–за той высокой концентрации, которой она достигала. Кроме того, сильно мешала обзору другая система заклятий, выглядевшая уже почти нормально, – она окутывала дворец, как паутина. Некоторые люди здесь были окружены энергетическими барьерами, но не все. У всех мужчин, сопровождавших Идэль и тех солдат, что охраняли дворец, такая защита была.
Их встретили, засуетились, сразу возникли какие–то вопросы, которые принцесса должна была решить, но во дворе, пока всадники спешивались, Дэвид все же улучил минутку, чтобы поинтересоваться у кильбренийки – а что, мол, за странные заклятья стоят у вас на воротах?
Идэль недоверчиво покосилась на него:
– Ты ведь говорил, что родился в технологическом мире.
– Эээ… да. А что?
– Тогда чему удивляешься? Это же электричество.
У Дэвида отвисла челюсть.
– Оно у вас работает?
Идэль успела только
Теперь, еще раз, уже более внимательно оглядываясь по сторонам, он обнаруживал, что электричество тут повсюду. Автоматически открывающиеся двери, освещение, даже странное оружие, покоившееся в чехлах, что крепились на спинах или бедрах стражников – все имело ту же самую (бессмысленную – с точки зрения классической магии) структуру. Око Света, впрочем, не давало полного обзора: предназначенное для восприятия более высоких слоев реальности, оно улавливало лишь самые «верхушки», смутные отблески текущего тока. Хотя обычно Дэвид предпочитал смотреть на энергетический мир через преломление именно этой стихии, сейчас времени на то, чтобы разбираться с настройками и достраивать Око так, чтобы лучше разглядеть нижнюю часть спектра, у него не было. Поэтому он просто поменял стихии – сначала Жизнь, потом Воздух и Огонь. Не идеал, но видно стало лучше. Он задумался, к какой стихии должно преимущественно принадлежать электричество, и пришел к мысли, что, как и многие явления, к нескольким сразу. Кроме того, стихиальная принадлежность менялась, когда ток, мирно бегущий по проводу, превращался в яркий, видимый глазу разряд. В последнем случае Дэвид был уверен, что Свет и Воздух предоставили бы ему точную и полную картину.
Идэль заняла свои старые комнаты в юго–западном крыле дворца. Дэвиду предоставили помещение в том же крыле, но этажом выше – там селили благородных господ, прибывших во дворец на какое–то время. Обычно большая часть гостевых комнат пустовала, но сейчас, в преддверии сената, почти все они были заняты, а высокорожденные и их фавориты все продолжали прибывать в столицу со всех концов страны. Не все останавливались во дворце: некоторые предпочитали дорогие гостиницы, расположенные поблизости, у других имелись собственные дома в городе.
Идэль пропала до вечера. Чтобы не заскучать, Дэвид попробовал выйти в ИИП с помощью серебряного браслета, приобретенного еще в Академии. Увы, здесь эта штука отказалась работать. Фантомный экран развернулся, но даже на первый взгляд выглядел «не очень»: периодически пропадал, мерцал, искажался. Искусственное Информационное Поле браслет не видел вообще. Дэвид загрустил. Похоже, эта хреновина могла работать только в метрополии, где, собственно, и было сформировано ИИП, а с соседней планеты сигнал не ловила. Он снял браслет и убрал в рюкзак – в этом мире терминал ему не понадобится… Придется раздобывать информацию другими способами.
Выглянул в коридор, но слуг поблизости не наблюдалось, и Дэвид, закрыв дверь, отправился отлавливать кого–нибудь из этой братии. Он шел в центральную часть дворца, по дороге не забывая примечать все, за что цеплялся взгляд.
Дворцовые слуги носили специальную форму, наподобие ливрей. По цвету ткани и типу вышивки можно было определить ту сферу, в которой данный конкретный слуга задействован, а также его ранг. Отыскать слугу труда не составило, сложнее было найти незанятого: в переполненном дворце каждому из них находилось какое–нибудь дело. Нужный человек в конце концов обнаружился, далее перед Дэвидом встала задача заманить его в свою комнату. Его собственный статус здесь еще оставался не определен, и землянин не был уверен, как поступит лакей, получив приказание от незнакомого человека, одетого необычно и небогато. Поэтому Дэвид поступил проще: пожаловался, что в отведенной ему комнате лежат чьи–то чужие вещи. Слуга на это повелся и пошел посмотреть; как только он оказался в помещении, Дэвид задействовал заранее заготовленное заклятье беспамятства и, подхватив падающего лакея, усадил его в кресло. Закрыл дверь на задвижку, установил стул напротив пленника и вновь обратился к псионическим заклятьям – но уже намного более сложным, чем то, первое, которым он «выключил» обманутого слугу. Личные воспоминания Циора–атта–Кион (так звали пленника) землянина не интересовали, но общая информация о мире ему была нужна как воздух, и из памяти Циора ее можно было извлечь. Когда человек видит в окружающем мире какой–либо предмет, например – чашку, он не перечисляет себе «мысленно» все свойства этой чашки и не вспоминает момента, когда о предназначении чашки ему рассказали впервые, он просто знает , что такое чашка и для чего она нужна. Знание присутствует целиком, как законченная идея, оно ощущается, но не выражает себя в словах без необходимости. Это знание не о той или иной чашке, а о чашках вообще, как таковых. В Кильбрене было слишком много подобных «чашек», о смысле и предназначении которых Дэвид мог только гадать, – слишком много, чтобы каждый раз специально расспрашивать о них окружающих. Он мог провести здесь полгода или год, прежде чем «общего знания» о мире – нужного, чтобы не совершать глупости на каждом шагу, – накопилось бы достаточно. Но он не мог ждать и поэтому пошел на шаг, который вряд ли можно назвать высокоморальным. Дэвид оправдывал себя лишь тем, что ничего плохого со слугой не случится: тот всего лишь пробудет без сознания час или два, а затем вернется к нормальной жизни. Дэвид не собирался ничего внушать ему, не собирался и просматривать его частную жизнь. Между тем вычленить в памяти сферу «общих понятий» было не так–то просто: в Академии, на первом курсе псионики, они проходили сию процедуру лишь теоретически. Заклятие требовало филигранной настройки. Дэвид провозился около получаса, прежде чем сумел хоть как–то обозначить интересующую его зону в разуме спящего лакея. Слишком большой массив информации сразу перекачать он не мог – его собственный разум не справился бы с таким объемом. Во многих случаях Дэвид просто не понимал, где и как правильно выставлять нужные параметры копирования, и поэтому осторожничал, ограничиваясь минимумом. Потом, наконец, все же рискнул запустить процесс переноса данных, по ходу корректируя его и устраняя неизбежные ошибки. Поставил ментальный блок на вывод новой информации в действующую
Выпроводив слугу, Дэвид вскрыл скопированный архив и стал разбираться с его содержимым… Не стоило рассчитывать, что лакей хорошо знаком с местной историей или знает поименно всех «серых кардиналов», которые тут заправляют, однако он должен более или менее четко представлять себе существующую систему управления, и именно с этой информации Дэвид начал осмотр своей добычи.
Все население Кильбрена (по крайней мере, если говорить о людях, огры и гоблины – не в счет) делилось на три основные категории: плебеи, дворяне и высокорожденные. Все высокорожденные (это Дэвид знал и раньше – Идэль рассказывала) происходили от могущественного хеллаэнского волшебника Гельмора кен Саутита, скончавшегося около восьми тысяч лет тому назад. На данный момент существовали четыре благородные семьи, или четыре клана, высокорожденных. Имелись и меньшие кланы, но все они, так или иначе, примыкали к какому–либо из этих четырех. Система наследования верховной власти, будучи прозрачной и предельно простой на бумаге, на практике такой простотой похвастаться отнюдь не могла, а после того как Айтэль две тысячи лет тому назад перешел от монархии к олигархии, стала еще менее ясной. Преимущественное право унаследовать приорат – хотя поддерживал это право не столько закон, сколько добрая традиция, – имел старший потомок правящего приора. Однако переход власти не осуществлялся автоматически. Существовал сенат, который мог утвердить кандидатуру наследника, а мог, в случае его непопулярности или неспособности к управлению, избрать кого–нибудь другого. Теоретически, «кем–нибудь» другим мог оказаться любой высокорожденный, однако в истории еще ни разу сенат не отдавал приорат представителю, скажем, одной из младших семей. Выбор всегда осуществлялся между наиболее значимыми фигурами, представлявшими какой–либо из четырех основных кланов. Но и здесь не было равенства. Все высокорожденные по статусу делились на две большие группы: лигейсан и кириксан. К первой, элитной группе, относились все потомки приора (не только дети, но и внуки, правнуки и т.п.), рожденные при его жизни. Ко второй – все остальные высокорожденные. Из–за того, что приорат не наследовался строго от отца к сыну, а мог, в силу решений сената, «перескакивать» от одной ветви потомков Гельмора кен Саутита к другой, ситуация еще больше запутывалась, так как в каждой из ветвей появлялись свои лигейсан, и любой из них гипотетически мог рассматриваться теперь в качестве кандидата на трон. Кроме того, титул «лигейсан» приобретал глава каждого из четырех основных кланов, вне зависимости от своего происхождения, и, как следствие, каждый из них мог (и стремился стать) приором.
Высокорожденные занимали высшие посты в государственном управлении, ступенью ниже стояли дворяне – военно–служилое сословие, имевшее ряд привилегий, передававшихся по наследству. В армии из дворян формировался командный состав среднего и высшего звена, дворянин также мог стать чиновником – вплоть до префекта, если, конечно, на такую должность не находилось кандидата из высокорожденных. Плебеи, или простолюдины, принимали участие в городском или сельском самоуправлении, в остальном же от власти они были отстранены совершенно. Ремесло, торговля, сельское хозяйство и тому подобные сферы деятельности практически целиком принадлежали плебеям. Простолюдин мог разбогатеть – и в этом случае он старался получить покровительство кого–либо из высокорожденных. Член правящей семьи становился формальным владельцем фабрики или торговой компании, созданной плебеем, реально же ею продолжал управлять тот, кто ее создал, перечисляя часть своего дохода покровителю. Для «независимого» плебейского бизнеса существовал своего рода потолок, поддерживаемый рядом законодательных уловок. Иногда, отдавая свое предприятие вышестоящиму, плебей в обмен приобретал дворянский титул, который затем мог передать по наследству. Поменять сословие было возможно, но дворянину активно заниматься торговлей – не к лицу; дворянин мог владеть каким–либо предприятием, но должен был устраниться от непосредственного управления, сосредоточившись на более приличествующих занятиях. Хотя статус дворянина и считался более высоким, он должен был нести военную службу и быть готовым с оружием в руках в любой момент защитить свою честь или честь господина. В силу этого многие плебеи, даже имея такую возможность, не желали становиться дворянами: они могли восхищаться жизнью дворян, но совершенно не ощущали призвания жить так же.
Общая картина кильбренийского общества потихоньку стала намечаться. Далее Дэвид обратился к частностям. Пытаясь разобраться в соотношении декларируемых и реальных полномочий секонда, в составе сената, в степенях приближенности младших семей к четырем главным кланам, Дэвид понял, что устал. Он начинал путаться во всем этом. Уже прошло несколько часов с тех пор, как он отпустил слугу, близился вечер. Он слишком долго возился с балансировкой заклятий, а это требовало не только наработанного навыка, но и активной работы соображалки. Стоило сделать перерыв. Он перевел архив воспоминаний в полуавтоматический режим: нужная информация будет всплывать сама по мере надобности, если его внимание зацепит что–нибудь незнакомое. Закончив, он задумался, где можно было б перекусить, когда тут подают ужин и позовут ли его к столу? Возможно, стоило вылезти из комнаты и позаботиться о себе самостоятельно, вот только где здесь кухня?.. Память Циора подсказала: внизу, в юго–восточном крыле. Он почти собрался туда наведаться, как вдруг услышал стук в дверь.