Чародеи. Пенталогия

Смирнов Андрей Владимирович

— Я никого не убивал. Я никакой не «сэр». Меня зовут Дэвид Брендом.

— Привет, Дэвид.

Он вздохнул:

— Привет, Лайла.

Если он надеялся, что после этого она замолчит, то крупно ошибся. Лайла присела рядом с ним на корточки:

— А за что тебя посадили в тюрьму?

Он решил, что проще будет ответить. Если он промолчит, интересно, сколько раз она повторит этот вопрос, прежде чем поймет, что он не хочет на него отвечать?

— Я сказал, что Роберт Каннинхейм — нехороший

человек.

По лицу Лайлы было видно, что она ждет продолжения. Когда продолжения не последовало, она спросила:

— И это все?

— Ну, допустим, я высказался… слегка иначе, но, по сути — верно.

— И все?

— Все.

— И за это тебя посадили в тюрьму?

Дэвид тоскливо посмотрел ей в глаза. Видимо, его взгляд был достаточно красноречив, потому что маленькое чудовище не стало повторять вопроса. Вместо этого она воскликнула:

— Но ведь это несправедливо!

Дэвид кивнул.

— Я тоже так думаю. Только вот копы думают иначе.

Он думал, что она спросит, кто такие копы. Если учесть ее более чем тепличное воспитание, она вполне могла и не знать такого слова. Но она задала другой вопрос:

— А кто такой Роберт Каннинхейм?

Дэвид крякнул. Засмеялся, было, но, на сей раз, смех получился натянутым, неестественным. Он пристально посмотрел на Лайлу: она что, не шутит?..

— Не пудри мне мозги, малышка. Даже если ты не знаешь, что такое Остров Мира, ты не могла не слышать о великом Роберте Каннинхейме. Разве твои учителя не рассказывали тебе о нем? Он же самый главный человек в истории!.. Тьфу!.. — Дэвид сплюнул.

Лайла на пару секунд задумалась.

— Нет. Мне никто про него ничего не рассказывал…

— Не верю.

— Я правду говорю! — возмутилась девочка.

Дэвид посмотрел на нее, посмотрел — да и поверил. Дети не умеют притворяться, по крайней мере, такие, как эта Лайла.

— Где ты росла? В теплице? В бомбоубежище? На необитаемом острове?

— Я жила в Тинуэте, — сообщила она.

— У тебя есть папа и мама…

Она замотала головой так, что каштановые кудри разлетелись во все стороны:

— Мамы у меня нет. Только папа. Мама умерла, когда я была совсем маленькая. Я ее и не помню.

— Ну, хорошо. — Дэвид вздохнул. — У тебя есть отец. И брат… этот… как ты сказала его зовут?

— Лэйкил.

— Он старше тебя?

Лайла кивнула.

— Отец и брат. Неужели никто из них ни разу не говорил тебе о добром правителе мира, великом Роберте Каннинхейме?

Опять отрицательное мотание головой.

— Ты счастливый ребенок, — безнадежно заключил Дэвид Брендом. — Ты сама не представляешь, какой же ты счастливый ребенок… По крайней мере, тебе не забивали голову всей той чушью, которой нас кормят вот уже десять лет. И кем бы

ни был твой отец, я бы хотел пожать ему руку.

— Я бы тоже хотела. — Лайла как–то враз погрустнела. — Но два года назад он исчез. Он и раньше исчезал. Но только потом он появлялся. Или давал о себе знать. Мы ждали его, а его все не было. Лэйкил искал его, но не нашел.

— Бедняга, — посочувствовал ее отцу Дэвид. — Хорошим людям в наше время живется нелегко… Вы с братом не пытались обратиться в участок вашего района? Если копы отправили его на Остров Мира, вас должны были известить об этом.

Лайла усомнилась:

— Не думаю, что копы могли отправить его куда–нибудь. Я ведь тебе уже говорила: мой папа — волшебник! Он за одну секунду может поднять в воздух и перевернуть вверх тормашками сто тысяч копов.

Дэвид усмехнулся. Грустно усмехнулся, с сожалением.

— Ты действительно веришь в то, что только что мне сказала? — спросил он негромко.

Лайла потупила глаза.

— Ну, может быть, не сто тысяч, — призналась она. — Но десять–двадцать копов — наверняка.

Они сидели у закрытой железной двери и думали каждый о своем: Дэвид — о том, что бы он сказал своему ребенку о Правителе Каннинхейме (если бы таковой ребенок у него был); Лайла — о количестве копов. Но мышление ребенка куда как более живо, чем мышление взрослого. Лайла успела подумать о полудюжине самых разных вещей, пока Дэвид додумывал все ту же мысль о Правителе Каннинхейме.

— Знаешь… — нарушила молчание Лайла. — Я думаю, что ты был прав, назвав вашего правителя нехорошим человеком. Вряд ли добрый правитель станет приказывать сажать в тюрьму тех, кто не считает его добрым.

— Спасибо за поддержку, — усмехнувшись, поблагодарил Дэвид. — Буду сидеть здесь и думать: как здорово, что я был прав. Буду гнить на Острове Мира, и наслаждаться собственной правотой.

— А, теперь я понимаю!.. Остров Мира — это что–то вроде каторги?

— Вроде.

Лайла задумалась. Встала. Сцепив руки за спиной, прошлась по камере. Дэвид наблюдал за ней. Девочка была чем–то обеспокоена. Колебалась.

Наконец она приняла решение.

— А хочешь, я приглашу тебя в гости? — спросила она.

Дэвид улыбнулся. Назойливая, как все дети. Но сердце у нее доброе. Он решил сделать ей приятное. Сыграть в ее игру.

— Да, хочу. Конечно, хочу.

Она вздохнула. Повесила голову.

— Только я не смогу оставить тебя у нас. Тебе придется вернуться до того, как придет Лэйкил.

— Твой брат не любит гостей? — Дэвид продолжал улыбаться краешками губ.

Лайла сморщила нос.

— Почему–то он не любит только моих гостей. А вот своих… своих он запросто приводит! — закончила она обвиняюще.