Чародей раскованный

Сташеф Кристофер Зухер

— Он в этом не сомневается. Да и что ему терять? Если не очень обнадежила «наша» победа над Эйк Уисги. Он не доверяет хорошим людям.

— По себе судит.

— Даже если мы не станем работать для него, он хочет заполучить нас. — Лицо Гвен омрачилось. — Не могу сказать для какой цели, эта мысль сидела слишком глубоко.

— Мм, — нахмурился Род. — Странно, я ожидал чего-то прямолинейного, вплоть до садизма. Хотя у такого человека ничего не будет прямолинейным. Я готов думать, что тоже самое можно сказать обо всей этой стране.

— Что тут за страна, Род? — голос Гвен звучал

приглушенно.

Род раздраженно пожал плечами.

— Кто знает? У нас пока мало данных для предположений. С виду она похожа на Грамарий, но если это так, то мы находимся в далеком, предалеком будущем, по меньшей мере на тысячу лет вперед.

— Ведьм должно быть побольше, — тихо заметила Гвен.

Род кивнул.

— Да, должно бы. И откуда взялся Эйк Уисги, и Крод Мару? Полагаю, он оттуда, откуда появились грамарийские эльфы, вервольфы и призраки. Это должно означать, что они возникли благодаря думающим о них скрытым телепатам. И на Грамарие нет никаких легенд о них, правда?

— Я о них никогда не слышала.

— Нам о них никто никогда не рассказывал, — согласился Магнус.

— А эльфы рассказывали вам все бытующие на Грамарие народные сказки. Но тысяча лет — большой срок, могло сложиться множество новых сказок... А, полно! Нет смысла болтать об этом, мы всего лишь строим догадки. Давайте подождем пока у нас не будет каких-то определенных сведений.

— Каких к примеру, муж мой?

— Для начала, какой сейчас год. Но я не собираюсь спрашивать кого-нибудь здесь. Не надо давать им знать, как много нам неизвестно, помимо вполне понятного незнания нами местных порядков. Мы даже не знаем, какую сторону поддерживать.

— Элидора, — поспешил с ответом Магнус.

— Он — законный государь, — согласилась Гвен.

— Прекрасно! Но кто на его стороне? Лорд Керн?

Магнус кивнул.

— Он ускользнул от людей герцога и бежал, надеясь добраться до лорда Керна, ища защиты. Именно про это он думал, пока герцог стегал его.

Род кивнул.

— Если б только он не остановился поиграть с красивой лошадкой, хм?

— Он не играл, папа! Он отлично знал, что без скакуна у него нет никакой надежды!

— В самом деле? — поднял голову Род. — В таком случае у него больше здравого смысла, чем я предполагал.

Магнус кивнул.

— Ты говорил, папа, что у меня есть «зачатки мудрости», так у него тоже.

— Мы должны защитить его, — спокойно сказала Гвен.

— Мы не можем оставить его такому герцогу! — решительно заявила Корделия.

Род вздохнул и капитулировал.

— Ладно, ладно! Мы заберем его с собой!

Все закричали «ура».

ГЛАВА 12

— Уу! Чер... я имею в виду, проклятье! — отец Ал упал навзничь на травянистый холмик, схватившись обеими руками за свою бедную избитую стопу. Он уже в третий раз ушиб ее, на Грамарие попадались необыкновенно острые камни. Они не могли продырявить ему сапоги, но могли совершенно сбить, и сбивали, упрятанные в них ноги.

Он вздохнул и положил голень на другую ногу и стал массировать. Шел он, по его предположениям, уже шесть часов — небо на востоке уже начинало светлеть от зари.

Все это время он скитался, пытаясь сориентироваться по мелькающим иногда в просветах между пышными деревьями звездам, надеясь, что он не ходит по кругу. На самом-то деле он совершенно не представлял куда идет. Самым главным для него было преодолеть до рассвета как можно большее расстояние между ними и чересчур гостеприимными хозяевами. Они дали ему одну из своих коричневых ряс с копюшоном, но она уже порвалась в клочья, а его лицо и руки тоже были поцарапаны не меньше, и он мог бы поклясться, что слышал время от времени хихиканье, следующее за ним через подлесок. В общем, ничего хорошего ожидать не проходилось. Он вздохнул и оттолкнулся от земли, подымаясь на ноги, скривившись от боли в левой ступне. Хватит испытаний, пора попробовать найти где б спрятаться на день...

Раздался шорох ткани и глухой стук. Он резко обернулся, горло ему сдавил внезапный страх.

Она была светлокожим подростком с огромными глазами и блестящими темными волосами, ниспадавшими до талии из-под домашнего чепца. Туго зашнурованный лиф соединял свободную блузку с широкой, цветастой юбкой... Она сидела верхом на помеле, парившем в трех футах над землей.

Отец Ал разинул рот. Затем вспомнил о манерах и взял себя в руки.

— Э... доброе утро.

— Доброе... доброе утро, любезный инок, — она, казалось, робела, но решила не отступаться.

— Нельзя ли... не могу ли я вам чем помочь?

— Да как же... мне нужно узнать дорогу, — ответил отец Ал. — Но... прости меня, дева, ибо я пребывал вне сего мира, и никогда раньше не видел девицы, ездящей верхом на помеле. Разумеется, я слышал об этом, но никогда такого не видывал.

Девушка вдруг разразилась взрывом смеха и осмелела.

— Да ничего, любезный инок, ничего особенного! Да, вас в обителях держат в затворе, не правда ли?

— Впрямь в затворе. Скажи мне, дева, как ты научилась такому искусству?

— Научилась? — улыбка девушки превратилась в усмешку. — Да учиться в общем-то нечему, любезный инок. Я просто смотрю на какую-нибудь вещь и заставляю ее двигаться, и она двигается!

Телекинез, — подумал, ощущая головокружение, отец Ал, и она относиться к нему как к самому обычному явлению.

— У тебя всегда был такой... талант?

— Да, сколько я себя помню. — На лицо ее набежала тень. — Вырастившие меня добрые люди говорили, что нашли меня брошенной в поле, в годовалом возрасте. Я думаю, что родившая меня мать испугалась видя, как детские игрушки вокруг ее ребенка двигаются, словно бы сами по себе, поэтому и бросила меня нагой в поле, жить или умереть, как придется.

Прирожденная, отметил отец Ал. Сердце его опечалила ее история. Предубеждения и преследования — не таков ли удел этих бедных, одаренных людей? Что сделало такое отношение с их душами?

— Дурной поступок, дурной! — Нахмурясь, покачал он головой. — Какая же христианка могла совершить такое?

— Да любая, — печально улыбнулась девушка. — Я не могу винить ее, она, вероятно, сочла меня демоном.

Отец Ал с досадой покачал головой.

— Сколь же мало знают бедные селяне о своей вере!