Чародей с гитарой. Том 2
Шрифт:
— Да, но он не говорил, какая тут тоска, — вставила Ниина совершенно лишнее замечание.
— Этим-то болота и опасны. — Толстые пальцы Граджелута потряхивали вожжами, взгляд нервно метался вправо-влево. — Их атмосфера просачивается в разум и подавляет волю к сопротивлению, не позволяет идти дальше. В конце концов путник капитулирует и останавливается. И тут за дело берутся споры и белые нити грибниц. Они проникают в тело, прорастают в путешественнике, питаются его соками, и, наконец, остается только белый скелет. Да и он со временем превращается
— Приятно видеть, шеф, че ты не позволяешь себе расстраиваться из-за таких пустяков, — сухо заключила Ниина.
Сквилл был мрачен.
— Сказать по правде, это не самое развеселое местечко из тех, где я на своем веку поошивался.
Внезапно Банкан осознал: атмосфера болот уже принялась за них. Безжалостно давила на психику вездесущая аура тоски и безнадежности.
— Как насчет песенки?
— А че, Банкл, клевая идея. — Ниина приподнялась. — Че-нибудь живенькое, жизнеутверждающее.
— Только без чаропения, — взмолился Граджелут и с тревогой покосился на дуару. — Кажется, мы договорились: бережем его на самый крайний случай. Признаюсь, мне тут весьма не по себе, но расстаться с жизнью я не спешу. Всему свое время.
— Без чаропения, — согласился Банкан. — Так, веселый мотивчик, чтобы взбодриться и прогнать грусть.
— Да, это не помешало бы, — неохотно согласился купец.
— Вот и отлично.
Банкан ударил по струнам, осыпав затхлый торфяник игривыми аккордами, как богач осыпает золотыми монетами толпу нищих. За его спиной выдры весело грянули:
Сегодня унывать нам не с руки, чуваки. Потехе — время, а грусти — час. Зеленая тоска не одолеет нас, Мы песенку споем и оживем тотчас. Не здесь же нам отбрасывать коньки?!По торфяникам плыла музыка, проникала всюду, раздвигала мрак, точно грязные гнилые занавеси. По-прежнему путники дышали заплесневелым воздухом, но его тяжесть заметно уменьшалась, а ближайшие трупоядные грибы съеживались от беспощадного веселья, от бодрости, что казалась какой угодно, только не воображаемой.
— Послушайте, музыканты, — взмолилось ближайшее растение справа, — не пора ли вам отдохнуть?
— Чтоб меня! Мадж не соврал. — Ниина пригляделась к огромной поганке. — Они способны общаться, когда захотят.
— Да как вы можете петь?! — хором возмутились растущие неподалеку вешенки. — Не осталось ни малейшей надежды. Все живое на свете обречено.
Их поддержала гроздь опят ростом по брюхо тягловой ящерице.
— Существование являет собой бесконечную пытку.
— Ну, если вы так считаете... — пробормотал Банкан, на чем и поймал себя.
На плечо ему опустилась жесткая лапа.
— Поосторожнее, кореш! — В зрачки Банкана заглянули ясные глаза Сквилла. — Вспомни, как они, эти
Ниина с вызовом и гневом посмотрела на коварные грибы.
— Где звучит музыка, там нет места депрессии. Банколь, жарь!
Банкан посмотрел на дуару. Казалось, полированная поверхность уникального инструмента потускнела, струны заплесневели и провисли.
— Ну, не знаю, будет ли от этого какой-нибудь прок...
На этот раз Сквилл схватил его за плечи и развернул на скамейке. О колено Граджелута гулко ударилась дуара. Ленивец поморщился, но ничего не сказал. Он сосредоточился на упряжке.
— Кореш, да ты че, забыл? Это болото — мать всей мировой нерешительности. Проснись и жарь!
Банкан заморгал. Он вдруг осознал: Нижесредние торфяники воздействуют на психику исподволь, так что ты ничего не замечаешь вплоть до своей кончины. К счастью, с естественным сопротивлением тоске у выдр дело обстояло гораздо лучше, чем у людей. Он решил отомстить болоту и снова взялся за дуару.
И вмиг кругом стало светлей и ясней. Откатился угрюмый туман, с пути фургона отползали или втягивались в землю грибы. Даже Граджелут, видя, как музыка обуздала коварную тоску, решил подпеть. Однако веселья как не бывало, когда откликнулись болота. Откликнулись не новыми залпами заразительной скуки, а собственным пением, далеким диким лаем.
Трио умолкло в ту же секунду. По спине Банкана мокрой от дождя сороконожкой поползли мурашки.
— Че это? — прошептал, выпучив глаза, Сквилл. — Такие звуки... будто ктой-то выползает на берег из речного ила.
Он посмотрел на купца. Граджелут принюхивался.
— Мне эти звуки внове, и не буду лгать, что стремлюсь познакомиться с их источником.
Едва он умолк, шум повторился — резче, страшнее и, несомненно, ближе. Банкан схватил ленивца за плечо, резко встряхнул.
— Не останавливайтесь! Надо убираться отсюда. Можно ехать побыстрее?
— К сожалению, у меня тяжеловозы, а не скакуны, — ответил ленивец. — Да вы и сами это видите. Бедняжки и так бегут во всю прыть. — Он нервно поглядывал по сторонам. — Знаете, мне кажется, в этих голосах злобы гораздо больше, чем тоски.
— Че бы это ни было, мне оно не в кайф, — заключила Ниина под разносящееся по торфяникам эхо дикого лая.
Определенно, вовсе не ветер порождал этот шум. Болота не знали ветра. На нем даже заблудший игривый зефир мгновенно впадал в тоску и вскоре заворачивал ласты. Вой был мрачен, гулок, насыщен хищными обертонами.
— Там ктой-то чапает, я вижу!
Сквилл вскочил на сиденье и показал налево. Среди болотной растительности что-то шевельнулось, мелькнули яркие красные светлячки. Затем все исчезло. Граджелут на козлах окоченел от страха. Как ни хлещи вожжами, медлительные и глупые ящерицы не побегут быстрее по скользкой, ноздреватой тропе. У ленивца дергался нос.